— Неси рацию во вчерашнюю лёжку.
— Вот так вот, при свете? Ты о чём думаешь, вообще?
Он пожал плечами:
— Оставайся тут.
Твою мать! А я как? Как мне при свете дня идти по тылам занятого противников города? Как? Они же сейчас будут — как наскипидаренные!
Опять яростный налёт частых разрывов. Я аж оглох. Эти пятеро "немцев", оправляя форму, отряхаясь, вышли из нашей "лёжки" и пошли колонной.
— Веди! — я толкаю Маугли, что смотрит на меня глазами забитой собаки. Хватаю рацию, бегу.
Слух прорезался снова. Слышу яростную канонаду оттуда, откуда мы пришли. Наступление?
Рёв тяжело гружённых самолётов. Вскидываю голову. Пе-2. Ё-о! Порвут бомбами, свои же порвут!
Мир моргнул, смазался. Форсаж. Вовремя. Свободной от рации рукой хватаю пацанёнка, там веса не больше, чем в рации, бегу прямо куда глаза глядят, как сайгак прыгая через препятствия. Шаром для боулинга вламываюсь в остатки кирпичного дома. А там — не пусто. Роняю пацана и рацию, автомат — в руки. В меня — стреляют. Кручусь, как змея на сковороде, огрызаясь короткими очередями.
Попал я! Как же я попал! В самом логове немцев веду безнадёжный бой.
Ладно, этих — положил. А дальше — что делать? Бежать? Куда? Если на стрельбу подвалят ещё?
Пока думаю, руки сами обшаривают немцев. Маугли выходит из ступора, тоже начинает споро шманать трупы. Смотрит на меня огромными глазами. Что смотришь? Четверо их всего было. Все — с винтовками. Был бы хоть 1 автомат — они бы нас шманали. Наконец-то! Пистолет! Пусть и Р-08, но всё же! Говорят, надёжный.
Достаю "ритуальный" нож, всаживаю каждому немцу в сердце. Глупо, но я — обещал. Пусть в состоянии аффекта, но — обещал же.
Тянет меня Маугли куда-то на улицу. Беру рацию. Иду за ним, оббегаем здание. Яма в земле. Маугли ныряет в эту яму. Забрасываю туда рацию, ныряю сам. Съезжаю по горе битого щебня, земли в вонючую, затхлую полость. Канализация? Коллектор? Это была смотровая яма канализации. Парень ползёт по трубам в жёлобе. Смотрю с сомнением — влезу ли? Раздеваюсь — снимаю ватник. Толкаю в лаз рацию и узел ватника. Достаю гранату, взвожу, подкидываю её на "выход", а сам ныряю в лаз и толкаю груз головой. Стараюсь быстрее. Сзади — взрыв. Тугая взрывная волна толкает меня. Хорошо, корму не оторвало.
Интересно — далеко ли мы пройдём? Куда ведёт это "метро"? Хорошо бы — через линию фронта.
Никуда не ведёт. Выползли мы в очередной коллектор — колодец смотровой. Больше лезть было некуда — трубы уходили во все стороны, но таких просторных жёлобов уже не было. Маугли и пролез бы, а я — точно не влезу. Одеваю обратно на гимнастёрку, в очередной раз испорченную канализационными стоками, ватник и сажусь на ящик рации. Будем ждать. Вонючий, затхлый воздух — можно и потерпеть. Идти — некуда. Люк канализационный поднять не решаюсь. Что там Маугли показывает в темноте — никак не могу разобрать.
Слушаю грохот боя над головой. Как только спало с меня напряжение боя, стал засыпать. Откинулся на кирпичи колодца — задремал. Маугли опять ввинтился ко мне на колени, в полудрёме обнял его, заключив в кольцо своих рук. Никогда бы не подумал, что смогу вот так спать в тылу врага под грохот боя. Опасность — везде. Копчик ноет. В эмоциональном плане — пси-шторм. Одним словом — снова я обычный человек. Ничего я не чую. Постоянно находясь между сном и явью. Засыпаю, просыпаюсь. Почему на меня напала дремота эта?
Приснилась мне игра "Метро 2033". Я с Маугли в этой канализации, а на нас идут штурмом неведомые и неуязвимые чёрные сущности.
Просыпаюсь в ужасе. Лезу наверх, пытаюсь поднять люк, упираясь руками-ногами в скобы, толкая люк спиной. Как бы не тужился — ни с места! Чем-то люк придавлен сверху.
Когда стихает гром над головой, ползём обратно. Обратно обмазываюсь в ржаво-вонючей канализационной слизи. Свежий воздух! Морозом запахло! Но, вылезти оказалось не просто — выход завален. Осторожно выталкиваю землю. Кажется, что она осыпается с грохотом селевого потока.
Выползаю обратно в обвалившийся смотровой колодец. Ещё не стемнело. После полной темноты тут прямо ярко, как в операционной. Вижу причину завала в жёлобе — следы разрыва гранат. И следы сапог. Кто-то спустился, потом — поднялся. Одеваюсь. Наружу не рвусь. Прислушиваюсь. Час сижу. Замерзаю. Дремлю.
Маугли просится наружу. Киваю. Лисёнком взбирается по откосу. Нюхает воздух. Высовывается. Пропадает. Держу на прицеле выход. Зачем? Если есть немцы — опять кинут парочку гранат. А я даже в жёлоб нырнуть не успею. Показывается голова Маугли, машет рукой. Беру рацию в правую, автомат — в левой. Закрутил ремень вокруг запястья. Если потребуется — отпускаю рацию, хватаюсь за пистолетную рукоять. Да, жду подвоха. Вдруг к затылку Маугли парабеллум приставлен?
Выглянул. Ночь или сумерки? Не понятно. Всё мои неверные глаза. Маугли — один. Нервничает. Тянет меня. Выбираюсь, пригнувшись, бежим. Слушаем, нюхаем, бежим. Ходят, бегают, кашляют, разговаривают — немцы. Везде. Рядом. За стеной, в паре метров. Везде. Ждём "просвета" — бежим. По лезвию бритвы. За спинами немцев, ощущая их дыхание. Чесночную вонь, вонь немытых тел, портянок, дыма. Ползём. Опять — ждём. Опять "просачиваемся".
Как же вас много! И как тяжело идти мимо! Так, чтобы никто не увидел. Невидимкой. Эта ночь была — бесконечной. Я — выдохся. Оказывается, самое тяжёлое — не бой, а — избегание боя. Не допустить боя — тяжелее, чем принять эпичный бой и героически загнуться.
А на месте дома Маугли — новое разочарование — огромная воронка и груды битого кирпича. Нет больше "лёжки". А место встречи — изменить нельзя. И что делать? Скоро рассвет — выхода нет. Ждать разведчиков? Где? Как их узнать? Как они нас узнают? Или идти к нашим через тонкую красную линию фронта? Мы-то, возможно, пройдём. А они? И если был бой, было наступление, то мою 3D-карту можно смело удалять из оперативной памяти. Да и с винчестера — сносить.
А, была — не была! Пошли. Выйдем, там — посмотрим.
А как выходить? Честно, если бы не мелкий Маугли — не вышел бы. Точно бы психанул и начал бы преумножать энтропию. Насколько бы хватило ХП и патронов. Ха-ха! Я уже совсем по фазе скользнул. Ну, какие у меня хит-пойнты? Одна пуля — всё. Любое попадание — критичное. Тут не игра. Тут всё намного скучнее и противнее.
Так вот, Маугли затащил меня опять в подземелья волжских драконов. И поползли мы с ним по ходам, как в Диабло. Где — на четвереньках, где ползком. Один раз встретили местных. Чуть не случилось стрельбы. Чумазые, как шахтёры, трое подростков выставили на меня свои заточки. Едва не пристрелил. Приложил палец к губам, понял, что у меня нет ни одного подтверждения моей принадлежности к Красной Армии. Каска — в чехле из мешковины, да и та — без звезды. Пилотка зимой — без надобности, в вязанном подшлемнике хожу. Петлицы у меня и так — пустые, как и положено штрафному, так ещё и в канализационной жиже засохшей.
— Свои! — шепчу, — Красная Армия.
Не столько мне поверили, сколько узнали Маугли. У меня — ничего съестного нет. Достаю пистолет, протягиваю рукоятью вперёд. У самого рослого глаза вспыхнули. Схватился мертвой хваткой, тянет, но я не отдаю.
— Мне — к нашим. Надо.
Отпускаю пистолет. Пацанята, Маугли, кстати, с ними, вчетвером что-то быстро обсудили. Маугли — пальцами.
— Всем не пройти. Там выход есть близко. Но там, у выхода — землянка немцев с пулемётом. Входом в другую сторону, но можно нарваться. Пулемёт на наших смотрит. От него до наших — метров 60.
Щупаю карманы разгрузки. Есть граната!
— Веди.
Идём, ползём. Переходим из подвала в подпол. Опять — в канализацию. Вижу часто следы кирки и лопаты на стенах. Да тут целый Подземстрой!
Дунуло свежим воздухом. Крадёмся. Молча, парень тыкает влево. Выглядываю. Толи шахта, толи — колодец. Скобы наверх. Через одну. Воздух — сверху. Показываю жестами: "Вы — со мной?" Мотают головами. Просят ещё гранату. Скрипя сердцем, отдаю. Осталась только одна. Самому подорваться. А вот Маугли — со мной. Отдаю ему "ритуальный" клинок с нацисткой символикой на рукояти. Гитлерюгент? Или ещё какой их закидон? Так-то клинок — неплохой. Если не сравнивать с моим вибро-клинком.
Осторожно поднимаюсь по скобам. Напрасно так осторожничал. Воздух шёл не сверху, а сбоку. С трудом втиснул себя в пролом в кирпичной кладке. Оказался в угольном сарае. Часть подвала дома была раньше отведена под склад угля. Вот и загрузочное окно имеется — оттуда морозит. От подвала осталась только малая площадка — остальное — сплошной завал. Вижу ржавые трубы. Это оборудование котельной. Было. До войны. До бомбы. Или хорошего снаряда. От угля, кстати, даже пыли не осталось. Всё вынесли как раз тем путём, каким я тут и оказался.
Подхожу к загрузочному окну. Точно, окопы, деревянные рогульки с колючкой, дот. Пулемёта не вижу, но вижу зябко пританцовывающего немца в осенней шинели и кепи с опущенными ушами. Приплясывает, ногами друг об друга бьёт, руками помахивает. Шумит, одним словом, и "палится".
Застрял я на вопросе рации. Ящик в окно-то пролезет, но... окно на уровне глаз. Если я вылезаю первым — рацию не достать. И Маугли — не достанет сам. Высадить их — часовой заметит. Можно будет и не выходить. Что делать? Отсюда в него стрельнуть? Пара десятков баварцев сбежится, как на октоберфест. Бросить рацию и пацана? Пацана — можно. Не пропал до сих пор, потерпит и ещё пару недель. А вот за рацию — голову отвинтят, как перегоревшую лампочку.
Маугли толкает, показывает, чтобы подсадил. Зажмуриваюсь, сжав зубы. Он не понимает, но я-то знаю, что ему точно — край. Есть подленькая мыслишка — "и чё?". Мотаю головой. Нет.
Ищу другой выход. Осторожно осматриваю завал подвала-котельной. Глухо. Верхние этажи сложились сюда. Этот угол только и остался. Выход — один. Через немцев.
Маугли показывает целый моно-спектакль языком жестов. Вздыхаю. Ну, будем надеется, что твой лимит везения ещё не исчерпан. Подсаживаю. Ящерицей парень выскальзывает наружу. Ни звука. Как раз и немец отвернулся — смотрит на взлетевшую ракету. Совсем больной этот немец! Как можно ночью смотреть на свет? Ты же засветил себе фотоэлементы! Ты на войне или как?
А ты — везучий, Маугли! Так сойтись звёздам! Выталкиваю рацию, там её подхватывают тощие ручонки. Вытягиваю своё тело. Кручусь по приземлении сразу в двух плоскостях, встаю на ноги в присяди.
Парень — везучий, а вот мой лимит сегодня — давно кончился. Немец смотрит прямо на меня. Рот разинут, тащит из-за спины винтовку. Бросаю в него гранату. Был у меня уже подобный удачный опыт. В тот раз попал в лоб, в этот раз — в грудь. Немец хыкает, ствол винтовки — гуляет. Я — уже бегу к нему с ножом, занесённым для удара.
И тут он — кричит. Клинок вонзается ему в рот, крик переходит в бульканье. Но — поздно. Кожей ощущаю, как сжимается "окно вероятностей". Окровавленный нож зажимаю зубами, подхватываю собственную гранату, прыгаю на накат дота, взвожу гранату, бросаю её в амбразуру, качусь с бока на бок по накату к выходу, бью ногами в лопатки выбежавшего из дзота немца.
Взрыв. Из открытой двери — дым, пыль, крик. На упавшего немца коршуном пикирует Маугли и начинает его кромсать "ритуальным" клинком, в немом крике разинув рот, сверкая безумными глазами. Автомат в руки, заливаю зев дзота очередью во весь магазин, не перезаряжая, закидываю автомат на спину, подхватываю впавшего в берсеркерство Маугли за талию, как тощую скатку шинели, на плечо его, рацию за лямки — на другое плечо и бегу прыжками, как кенгуру, к нашим.
Крики, пули, росчерки трассеров — ни на что не обращаю внимания. Через полосу провисших рядов колючки — перепрыгиваю. Бегу, как десятиборец на полосе бега с препятствиями. Моля только об одном — не наступить на мину. Даже если в меня попадут — на адреналине — добегу. А оторвёт ногу — всем каюк!
Никогда я так не бегал. За десяток секунд бегом-прыжками из стороны в сторону легкоатлетической безумной кенгуру я перелетел через ничейную полосу. И, не сумев остановиться — дальше. Видя разинутые рты бойцов в ватниках и округлых касках — наши.
Я бы и не остановился. Меня сбили с ног. И стали пинать. Я не сопротивлялся. Кричал только:
— Рацию не разбейте!
Один из ударов был настолько удачен, что положил конец моим страданиям. Спасительное небытие забвения.
Подвал Лубянки. Шутка. Живой я, вот и радуюсь. А особисты — это правильно. Это — привычно. Сидит за столом, сколоченным из грубых досок, при свете сплющенной гильзы — пишет. Я рассказал всё, как было. Мне — скрывать нечего. И оправдываться я — не намерен.
А вопросы пошли — не по теме. Отвечаю, как есть:
— Я не знаю, почему в разведгруппу Киркина меня включили. Фамилию свою Киркин мне сам назвал, когда знакомились. Да, он сам меня отправил с рацией на выход к своим. Нет, он мне не доложил, зачем и почему. Да, места встречи — не стало. Физически не стало — дом оказался полностью разрушен и в его обломках обустраивались миномётчики немцев. Да, сам решил покинуть обусловленное место. Да, контакт с врагом — был. Убил четверых, потом ещё — двоих. Нет, доказать не могу. Нет, вербовки не было. Нет, я — боец штрафной роты. Отправьте запрос. Нет, я не указываю Вам. Нет, я не агент и не предатель.
Опять бьют. Бывает. Но, я — опытный боец-рукопашник. Мог бы и всех их положить. Даже с завязанными за спиной руками. Но, что мне это даст? Опыт свой применил в подставлении под удар ноги своей головы. Виском. Пошли вы!
* * *
А потом — опять сорок пять! День Сурка — начался. Я — долдоню своё, особист — своё. Мы не находим общего языка, поэтому меня — бьют. И правильно делают. Отбивное мясо — оно мягче. И бывает — сговорчивее. Надеюсь, не в моём случае. Особист говорит, что не бывает железных людей. Рано или поздно — все ломаются. А он, видимо, из тех, кому по кайфу ломать человеков. Будем поглядеть. На крайняк, сбегу "в себя". Пусть Кузьмин отдувается. Вот он — обрадуется!
* * *
Нос — сломан, глаза — заплыли. Зубы — шатаются. В голове — шум, как в раковине морского моллюска. Я уже не реагирую на голос особиста. Мне — фиолетово. Делай — что хочешь. Хоть родителей в школу вызывай. Мне уже — начхать. Хочешь, покажу только что обретённую очередную степень самоконтроля? Я — буду думать, пока вы меня пытаете. Не о вас, гоблины. О себе.
Почему такой провал? В чём причина? Возвращаясь в роту из госпиталя я рассчитывал на эпичнейший нагиб немцев через колено-локтевую позу. Я же — супермен, ёпта! Экстрасенс! Одним махом семерых побивахом! Я думал — приду, и пойду сквозь 6-ю армию, как раскалённая игла сквозь масло. А за мной — горы дымящихся трупов. И все враги умирают от моей нереальной крутости, потому что я — ну, вААще!
А что получилось? Где нагиб? Сам чуть не загнулся. И ещё, вполне вероятно — загнусь. Прямо в этом подвале. Всё своё "суперменское" тратил не на высшую математику — деления врагов на "ноль", а на возможность "унести ноги".
Почему? Почему не учуял Маугли в пустом подвале? Почему впал в апатию в самый ответственный момент? Почему вся эта эстрасенсорика отказала? Оказалась забита, напрочь, "белым шумом"?
