— Послушай, женщина,— ответствовал я.-Дочь твоя просит меня лишить ее девства и, при том, совсем не говорит какая такая причина влечет ее на этот шаг, но ясно дает понять, что есть в этом некая тайна. А я только что вырвался из страны северных эльфов и лучше тебе не знать, каких ужасов по поводу потери девства я там чудом избежал.

— Так ты прибыл к нам из страны северных эльфов?-рассмеялась хозяйка.-Тогда твоя робость вполне понятна. Знай же, что у нас все по другому.

— Ах, мама, не говори ему, прошу тебя,— смутившись еще больше попросила горько плачущая Лопена.

— Пусть будет тебе ведомо,— не слушая ее сказала мать,— что народ наш живет из по кон века в двух ипостасях — в волчьей и людской. Лишь женщины наши могут быть волчицами и людьми, сыны же наши обречены постоянно быть в волчьем состоянии. Дочь моя давно могла бы быть волчицей, коль лишилась бы девства, ибо, должен ты знать, нет же плевы ни у одной самки, кроме как у человеческой.

— И вы при том не перегрызаете горло тому, кто лишил вас плевы? И ничего такого не отгрызаете?-на всякий случай спросил я.

— Мы же не северные эльфийки,— улыбнулась мать.-что толку мне в твоем перекушенном горле? Или моей девочке?

— Ах, неразумное дитя!-обнимая все еще плачущую Лопену сказал я.-Ну, почему? Почему ты мне раньше мне этого не рассказала?

— Я подумала, что ты никогда не сделаешь этого, если узнаешь в кого я превращусь,— всхлипнув и прижавшись ко мне призналась она.

— О, Боги!-ответствовал я.— Да будь тем, кем хочешь! Никогда не имел я ничего против волчиц, ведь даже во время моих путешествий по северу они не доставили мне никаких неприятностей.

— Эй, милый гость!-еще шире улыбнулась хозяйка дома, заметив, как я начинаю приподнимать подол платья Лопены.-Не в наших обычаях, однако, чтобы ты делал это с дочкой при матери. Подожди, пока я не выйду за дверь.

— 97 —

Нет слов, чтобы описать радость, появившуюся в ярко-зеленых глазах Лопены, когда лишилась она девства, и, что испытал я, когда, вдруг, оказалась рядом со мной юная игривая волчица с темным загривком, пушистой теплой шерстью и сверкающими клыками.

Как обнимались мы с ней даже в этом, волчьем ее состоянии, как вновь оборотилась она человеком и губы наши слились в поцелуе.

— Я рожу нам очень много волчат,— пообещала Лопена.-А, если будет среди них девочка, так знай, я расскажу ей все о тебе, чтобы она знала своего отца.

Тут снова слились мы воедино и снова испытали наслаждение.

— Возьми это,— сказал я ей, протягивая золотой.-пусть не будет тебе от него пользы, а, все же, останется какая-то память обо мне. Не самый хороший человек я на свете этом, а, может быть, наверное, и не самый плохой.

— Рассвет,— сказала тут она.-Ты такой, какой есть. Мне ты сейчас хорош. Возьму я твой кусок золота, в ответ же дам свой подарок.

С этими словами припала она к моей шее и тут ощутил я боль от которой даже вскрикнул.

— Ни один волк и ни одна собака в жизни тебя не тронут,— глядя мне глаза в глаза пообещала Лопена.-Но и ты не делай им вреда. Союз наш — сильнее смерти, и быть по сему.

— Быть по сему,— согласился я.— Пусть будет это памятью о нашей ночи, ибо ночь получилась, по истине, удивительна.

На следующий день ушли мы из гостеприимного селения и долго шли в западном направлении, потому что именно там лежали границы нашего королевства.

Границ, как таковых, не оказалось, царили же кругом разор и запустение. И даже села были опустевшие и разграбленные.

Однажды же на закате, когда совсем мы собирались уже укладываться на ночевку, налетело на нас человек двадцать людей с алебардами в одеяниях королевских солдат.

Долго вопили они о том, что люди мы подозрительные и карать нужно нас смертию, как языческих шпионов, но тут вдруг появился среди них один, разом нас спасший.

Называли его не иначе, чем Кашеваром, обращались к нему весьма уважительно, мы же четверо с немалым удивлением опознали в нем того самого Кривого, который некогда заступился за нас перед ватагой Свирепой Акулы, а после был на нашем корабле делильщиком еды и питья.

— Друг мой Кривой,— с изумлением сказала Глазки, когда мы остались наедине.-Мы-то думали, что вся наша ватага погибла!

— Да и я-то думал, что вы до сих пор бродите по морям,-ответствовал Кривой.— О вас чего только не рассказывают!

— Все мы знаем цену историям о пиратах,— усмехнулась Глазки.-Но как ты спасся?

— Знайте же, что когда нашу ватагу разбили и пленили,— объяснил Кривой,— я сразу начал думать о том, как спасти свою жизнь. И вот, присмотрев среди прочих одного морского офицера, я шепнул ему, что знаю секрет ужасного Бесова Огня, благодаря которому наша ватага была непобедима.

— Не называл бы ты его так,— попросил я нашего бывшего товарища.-Ведь много раз говорил я вам, что не я его придумал, а вычитал из книг.

— Стал бы я объяснять это офицеру?— усмехнулся Кривой.-Зачем? Он избавил меня от пыток, я же рассказал ему, как ты смешивал компоненты наших снарядов. Извини, но Бесовым Огнем их сегодня и на Королевском Флоте называют.

— Отрадно слышать, что ты спасся,— сказала Глазки.-Но что было дальше?

— Мой офицер устроил меня на флот, но я решил, что, коль скоро, пошли на вольных мореплавателей такие гонения, лучше от моря держаться подальше,— объяснил Кривой.-Так что, перейдя в армию, пребываю теперь полковым кашеваром и имею свой верный кусок хлеба.

— Но зачем тут армия?-спросил я.— Что вообще происходит в Королевстве?

— Как, Бес? Вы не знаете?— удивился Кривой.-В этих краях только что подавлен бунт! Неприятности начались, когда, захватив нашу ватагу, Королевские войска оккупировали порт Жемчужный. Лига Вольных Городов, державшая извечно нейтралитет перекинулась на сторону язычников. Тем, при такой поддержке удалось не только убить назначенного королем губернатора Жемчужного, но и поднять восстание здесь — в западных провинциях Королевства.

— Кривой, есть резон присоединиться нам к армии, коль скоро, мы сейчас сидим совсем без гроша?-хмуро поинтересовалась Глазки.-Бес недавно потратил последний наш золотой.

— За кормежку ручаюсь,— усмехнулся Кривой.-Должности вам тоже выхлопотать могу. Но армия наша — это сброд деревенских дурачков, донельзя тупых и вечно голодных. Грабить и обворовывать своих они еще умеют, но воевать — никогда.

— Мы идем в армию,— решила Глазки.-Другого для нас пути я не вижу. Во-первых, будем, все-таки сыты. Во-вторых, нас здесь никто не узнает. В-третьих, всегда дезертируем, буде на то необходимость.

— Славное решение,— согласился Кривой.-Я замолвлю за вас словечко, особливо помятуя о том, как прекрасно вы управлялись с нашим кораблем. Да и Бес был хорош при метательных машинах.

И стали мы со следующего дня: Глазки — лейтенант Денра, я же — сержант Фонарщик. Крикун и милая Трина постоянно при нас пребывали, ибо было это в королевской армии вполне обычное дело.

— 98 —

Состояли мы в армии при двух метательных машинах нашего полка. Были это жутко неуклюжие баллиста и катапульта, которые, если и могли пригодиться когда-нибудь, то только при осаде.

Выдали нам и красную атласную форму, столь глупо и крикливо выглядевшую, что надевать ее мало кто решался целиком, и уж если, часть одевалась, то только так — либо яркая эта курточка с сапогами и вполне гражданскими штанами, либо красные штаны и сапоги под гражданский наряд.

Часть нашу двигать стали вскоре к востоку и так оказались мы в порту Смоляная Пенька, том самом, где встретился я некогда с бароном Зубень.

Будучи в городе сем стал я свидетелем одного зрелища, когда ехал на коне некий рыцарь, весь из себя в богатом наряде с нарисованным на спине мечом, орава же мальчишек бежала за ним по пятам и, не мало над ним издеваясь, вопила:

— Смотрите, вот едет девственник! Девственник! Ни с одной еще не попробовал!

Спросил я у местного жителя в чем секрет такого поругания почтенного с виду человека, тот же мне ответил:

— Эх, добрый человек, рыцарей таких развелось в последнее время столь много, что, кроме усмешки ничего они уже не вызывают. Есть, конечно же, от них немалая польза, ибо блюдут они порядок на дорогах Королевства, да и сирых с убогими защищают, но вера их в некое Священное Оружие, пришедшее в мир, дабы его спасти, весьма и весьма смешна.

После слов таких, вежливо остановил я рыцаря и очень же вежливо с ним побеседовал.

Опять рассказано мне было много глупостей про священный меч моего изготовления и про меня самого, как некоего мудрого старца, проспавшего много лет в хрустальной гробнице. А, все же, мы с рыцарем весьма мило попрощались.

— Почему не поведал ты ему, что нет больше Девственника?-спросила моя рыжеволосая спутница, при всем этом разговоре присутствовавшая.

— Ах, друг мой,— вздохнул я.-С таким смирением переносит он надругательства, кои из самого названия Ордена его происходят, что не мог я сказать ему, что цели его поисков уже не существует. Бедняга не выдержал бы этого.

— Что ж,— усмехнулась Глазки.-Но в разговоре с тобой он упомянул кое-что для нас полезное.

— Что именно?-не понял я.

— Капитул их Ордена ныне собирается здесь. Значит и наш юный Гжед там. Поедим же на дармовщину.

Тут же переоделись мы все четверо в гражданские одеяния и пошли, расспрашивая по городу, где обретается Капитул Девственников.

Здание, на которое нам, в конце концов, указали, выглядело весьма богато. Подойдя к двум рыцарям в сверкающих доспехах, стоящим на входе, я сказал им, что господин Фонарщик с семьей хотел бы видеть славного Паладина и Магистра Гжеда.

Один из рыцарей тут же удалился внутрь, а потом со всей почтительной поспешностью вернулся и тут же пригласил нас в здание.

— О, добрые мои друзья!-вскричал встретивший нас в облицованном мрамором зале юный Гжед, облаченный в белоснежную мантию и сверкающую алмазами корону.-Как рад я увидеть вас!

— Здравствуйте, высокочтимый магистр!-вежливо поздоровалась Глазки.-У нас с утра еще маковой росинки во рту не было. Как продвигаются поиски Священного Оружия?

— Ах, милая госпожа Фонарщик,— сделав знак многочисленной челяди, после чего та, суетясь, принялась накрывать на широкий дубовый стол, сказал юноша.-Вы и не поверите, как много чудесного стало известно нам с тех пор, как я направился в страну дварфов, чтобы как можно более узнать про мага именем Поздний Рассвет и о его мече.

— Что же про этого мага вы узнали?-занимая место за столом полюбопытствовал я.

— Он, и впрямь, стал магом, вступив в дварфскую ложу магов!-объявил Гжед.-Мне это самому там сказали. Вот только законы ложи запрещают говорить кому-либо, как он звался до своего вступления и когда это было. Но, уж коль скоро, ложа их существует не менее восьмисот лет, так, наверное, лет шестьсот назад он туда и вступил, ибо второго такого мудреца и чудотворца мир не знает.

— Позвольте,— жуя тушеную в лучших сортах вина кабанятину, спросил я.-В чем же его мудрость? Ну, положим, он, и впрямь, сделал этот меч магическим, великое ли это чудо для мага?

— О, вы еще не знаете, как подшутил Поздний Рассвет над моим тестем!-рассмеялся юный Гжед.-Говорил же я вам, что маг сей пребывает на территории нашего королевства!

— Вашего тестя?-не понял я.-Вы женаты?

— Ну да,— охотно подтвердил Палладин.-Разыскивая Позднего Рассвета я нашел прекраснейшую и непорочнейшую деву, которая согласилась стать моей женой. Милая Шена пригласила не так давно Позднего Рассвета в замок своего отца-графа. Тот же, по глупости, грубо над магом насмеялся. И вот, вообразите, как сей мудрец наказал чванливого наглеца — стоит кому-то из подданных графа выходить замуж, как тут же появляется золотая повозка запряженная шестеркой лошадей, оттуда выходит сам Поздний Рассвет, ликом — вылитый граф. Берет он положенное сеньору, дарит невесте золотой и был таков. Повторяется это уже более года.

— Не слишком-то потребное дело для великого мудреца,— не утерпев, вставила Глазки, запивая свою порцию мяса красным вином из серебряного кубка.

— Ах, сударыня!-покраснел юный Гжед.-Супруг ваш должен меня понять, пусть же он объяснит как-нибудь это вам подробней. Иногда, и ночь проспав, испытываешь по утрам такое томление духа по части плотского желания, что... Гм... Вообразите же, каково проспать четыреста лет к ряду.

Тут двери залы нашей внезапно отворились.

— Позвольте, добрые люди представить вам мою благороднейшую супругу,— улыбнулся Паладин и Магистр Ордена Меча.-А это, милая Шена, тот самый господин Фонарщик, о котором я тебе так много рассказывал.

— 99 —

Шена, облаченная в прекрасное платье из голубого бархата, приветливо с нами поздоровалась и виду не показав, что знала нас раньше. Потом же ее супругу понадобилось отправиться на заседание Капитула и он, предоставив нас заботам жены, поспешил удалиться. Тут супруга его знаком отослала челядь и улыбнулась.

— Вот интересно, ужасный мой насильник и милая подруга,— обратилась она ко мне и Глазкам.-И думать не могла я, что тот господин Фонарщик о котором рассказывал мне муж, может оказаться славным и мудрым Поздним Рассветам.

— Милая девочка,— потупился я.-Кому-кому, а тебе известна вся моя славность и мудрость. Пусть уж супруг твой остается в счастливом неведении о моем имени, дабы не разочаровываться понапрасну.

— Я давно уже не девочка,— звонко рассмеялась Шена,— а замужняя дама. Как таковой, мне надлежит быть разумной и знать, что есть вещи, которые стоит хранить в тайне даже от любимого супруга. Но меня ужасно терзает любопытство касательно оружия, которое муж мой величает не иначе, чем Священным. Помня, как упоминали вы при мне об этом мече, я ужасно корила себя, что не расспросила о том подробнее.

— Меч сей — ужасное мое недоразумение, из за которого многим прекрасным рыцарям приходится бродить по миру в бесцельных поисках,— вынужден был признаться я, но тут Быстрые Глазки меня перебила.

— Знай же, Шена,— сказала она.-Хоть Рассвет, по обыкновению своему, видит во всем только плохую сторону, но оружие это успело уже свершить на наших глазах такие удивительные вещи, о которых я никогда и слыхом не слыхивала.

Тут она рассказала юной Гжедовой супруге всю историю меча от самого ее начала в кузне Гелл до самого окончания в северном эльфийском царстве.

— И впрямь, меч сей не зря явился в мир,— согласилась с Денрой Шена.-Конечно, не смогу рассказать я эту историю супругу своему. Не поверит Гжед, что меч бесследно исчез. Пусть и дальше продолжает он с товарищами своими поиски волшебного оружия. Есть ли разница, найдут они его или нет? Сами поиски — составляют смысл их жизни и, по чести сказать, источник существования. Видите же, насколько богат наш Орден.

— Видим и искренне рады за мужа твоего,— кивнула Глазки.-Да и ты, похоже, благодаря мечу, обрела свое счастье.

— Уж скорей, благодаря его создателю,— рассмеялась Шена.-Знали бы вы, как ужаснулся отец мой, когда я рассказала придуманную нами тогда в лесу историю и с какой радостью отдал меня замуж за Гжеда. Крестьяне же наши еще до недавнего времени пользовались историей про золотую карету. Теперь отпала в том всяческая нужда, ибо, раздраженный беспрестанными появлениями Позднего Рассвета, отец мой повелел, что любого, требующего от невесты первой ночи, надлежит бить палками, будь таковым даже он сам в своем полном графском обличии.