При сближении русские броненосцы, как незадолго до них первого боевого отряда Того, тоже получили свою порцию неприятностей, от тех самых крейсеров, которых они "поймали". На "Александре третьем" и на "Цесаревиче" были заклинены три башни шестидюймовых орудий правого борта. Идиотская, спасибо французским инженерам, конструкция мамеринца башен, вела к клину при почти любом близком разрыве. Да, во время передышки эту неприятность можно было устранить, но под огнем выбивать и выковыривать осколки из щели в погоне башни с помощью лома, кувалды и какой то матери... То еще удовольствие!
На мостике "Варяга" проследив за начавшими огонь на поражение "Александром", "Цесаревичем" и "Ретвизаном" Руднев, облегченно выдохнув, отдал приказ:
— Полный ход! Поворот влево все вдруг на восемь румбов! Свою роль приманки мы выполнили, пусть теперь Степан Осипович сдирает с добычи шкуру, — и добавил себе под нос уже шепотом, — только бы свою сохранил...
Увы, все было не так радужно и для русских броненосцев. С одной стороны — закончившие поворот "пересветы" пристрелялись по "Ивате", и теперь тот с каждой минутой все глубже зарывался носом. Он очень серьезного дифферента его спасло только то, что он получил бронебойный снаряд, который, естественно, прошил носовую оконечность навылет. Взорвись он ВНУТРИ "Ивате", из строя второго боевого отряды выпали бы уже два беспомощно хромых корабля. На "Ретвизане" разгорался пожар вызванный попаданием в носовую башню. Та прекрасно перенесла удар, на такие мелочи как стеклянное крошево от лампочек на зубах, никто не обращал внимание. Но дым от пожара мешал вести прицельный огонь. Макарову, смотревшему на броненосцы Того, которые медленно но верно выходили из тени закрывавших их избиваемых кораблей Камимуры и на густо дымящего "Фусо", который скоро должен был скрыться за линией этих самых броненосцев, внезапно пришла в голову оригинальная идея.
— Поднять предварительный — всем кораблям — поворот вправо вдруг, на 12 румбов. На "Громобой" и "Баян" — семафором и по радио передать следующее...
Русские корабли, воспользовавшись неминуемой сумятицей, вызванной резким выходом из строй флагманского "Фусо", должны были резко переломить траекторию движения. Несколько сблизившись с противником, они понеслись бы почти в обратном направлении, расходясь с японцами на контркурсах. Того, который должен был быть занят расхождением с флагманом Камимуры, который внезапно возник на пути его отряда, и за которым могли увязаться и "Конго" с "Идзуми". Но — поднятые Камимурой сигналы "Командующий временно передает командование "Конго"" и "Занять место в голове колонны первого боевого отряда" восстановили порядок.
Концевой отряд японской колонны, который как и его корабли снизил ход до десяти узлов, пропуская Камимуру в голову колонны, уже попал под обстрел медленных, но хорошо вооруженных броненосцев Небогатова. Пара русских броненосных крейсеров "Громобой" и "Баян" увеличили ход до максимума, и похоже хотели охватить последнего в его колонне — "Асахи", по которому и так сейчас пристреливались пара русских броненосцев. Но похоже, что их истинной целью был поврежденный "Фусо", который должен был отстать от колонны главных сил примерно через четверть часа, если та увеличит ход. Если же ход не увеличивать, и попытаться "Фусо" все же прикрыть, то тогда на недопустимо близкую дистанцию подойдет Небогатов, а это пять броненосцев с двенацатидюймовым главным калибром, и три броненосных крейсера. А нет, уже четыре — "Россия", справившись с повреждениями, медленно но верно догоняла концевой "Рюрик". Она еще вовсю дымилась минимум в трех местах, и не очень твердо держалась на курсе, но явно была готова продолжать бой. А тут еще бронепалубные крейсера, сведенные в три отряда но так и не нашедшие русские транспорта, в очередной раз запрашивают дальнейшие инструкции! Японский флагман тяжело вздохнул, мысленно обратился за помощью к Оми Ками, и начал отдавать приказания.
К удивлению Макарова неизбежная сумятица, возникшая было при проходе слабоуправляемого "Фусо" сквозь линию броненосцев Того, и метанием следовавшего в кильватере за раненым кораблем "Конго"
* * *
* кончилась не начавшись. Повинуясь сигналу Того головной отряд быстроходных крейсеров Камимуры несколько изменил курс, и принял в кильватер его колонну. Единственным бонусом русских стало створивание на несколько минут японских отрядов, и падение точности их стрельбы из за резких смен курса. Макаров с ужасом понял, что быстрые, но кое — как бронированные "пересветы" теперь находятся всего в двух милях от смертельно опасных для них броненосцев Того. Одного — двух попаданий двенадцати дюймовых снарядов с такой дистанции могло хватить любому из трех русских "гибридов" для потери боеспособности. А при некой неудаче — и для утопления корабля
* * *
**. Изменив первоначальный приказ, Макаров приказал отряду Ухтомского поворотом "все вдруг" разорвать дистанцию с противником и уходить в конец колонны русских главных сил. Там пристроиться за "Сисоем" и далее "действовать по обстановке". Оттуда у слабо бронированных, но прилично вооруженных "пересветов" был шанс нанести урон противнику не подвергаясь не нужному риску. Увы, этот логичный маневр выключал их из боя минимум на десять минут. Отряду Розенкранца, сократившемуся до двух кораблей, был отдан совершенно противоположенный приказ — атаковать хвост японской колонны. При возможности пройти за линию японских линкоров, и если удастся отрезать от главных сил шестой боевой отряд японцев, состоящий из четырех старых крейсеров. Шестой боевой отряд, флагманом которого была старая приятельница "Варяга" "Нанива", уже в третий раз пытался просочиться мимо занятых боем с японскими линкорами русских главных сил. Того хотел во что бы то ни стало добраться до русских транспортников. В принципе, на пути японских бронепалубников успевали встать русские коллеги — "Светлана", "Паллада" и примкнувший к ним "Новик". Их сил вполне хватало для парирования угрозы любого японского крейсерского отряда, но Макаров хотел не просто отогнать "собачек". Он хотел поймать увлекшегося командира японских крейсеров что и растолковал Розенкранцу в радиограмме.
Свой же собственный отряд Макаров решил пока не уводить из столь удачно занятой им позиции в голове японцев. Он рассчитывал на стойкость тройки хорошо забронированных новых броненосцев, и мощь их двенадцатидюймовых орудий. Три новых броненосца держались под огнем четырех японских коллег и трех броненосных крейсеров более получаса. Первым не выдержал "Цесаревич", он оказался в наихудшем положении из тройки русских "богатырей". По нему вели огонь два броненосца Того и шедший третьим в строю крейсеров Камимуры "Ивате". Одна за одной замолкали шестидюймовый башни, часть из них можно еще было ввести в строй, но для этого надо было выйти на верхнюю палубу, и с помощью лома, кувалды и зубила выковырять заклинившие их осколки. До выхода из зоны обстрела это было невозможно, что подтвердили две попытки починиться не выходя из боя, приведшие к серьезным потерям в людях. Но попавший в правую кормовую башню японский крупнокалиберный снаряд перекосил ее, и сделал любые попытки ремонта в море бессмысленными. Несмело, поначалу, занимающиеся пожары постепенно окрепли, к десяти часам броненосец, казалось, полыхал уже с носа до кормы. Попытки тушить очаги возгорания одна за одной срывались новыми взрывами снарядов, осколки которых выбивали людей пожарных дивизионов и в клочки рвали шланги. От удара шестидюймового снаряда в вертикальную броню кормовой башни, вышла из строя система отката левого двенадцатидюймового орудия. А сама башня теперь поворачивалась очень медленно и с жутким скрипом, перемалывая засевшие в мамеринце осколки. Через десять минут, попавший в то же место восьмидюймовый снаряд заставил башню временно прекратить огонь, контузив всех находившихся в ней. Носовая башня главного калибра, получив удар в вертикальную броню снарядом неустановленного калибра, тоже временно вышла их строя. Командир броненосца, каперанг Эбенгард скрипнув зубами, причем в прямом смысле этого слова — толстым слоем сажи от полыхающих по всему кораблю пожаров в рубке было покрыто все, скомандовал поворот влево. Но не успел еще кренящийся на правый борт броненосец начать маневр по выходу из строя, как из телефонной трубки раздался радостный вопль сидящего на формарсе молодого сигнальщика, —
— Япошка взорвался! В клочья разнесло, третий с конца!
Несмотря на еще не прекратившийся обстрел, все офицеры толпой рванули из тесной боевой рубки на правое крыло мостика. Они не могли отказать себе в удовольствии увидеть своими глазами то, ради чего они эти страшные полчаса терпели ужасающий обстрел. Далеко, более чем в четырех милях, из грибовидного облака взрыва выползал, быстро садясь носом, японский броненосный крейсер. Казалось, что в этот момент весь русский флот одновременно выдохнул одно слово:
— "Есть!".
Ну может быть, и даже наверняка, большинство нижних чинов, да и офицеры помоложе добавили еще пару — другую слов. Но эти слова в книгах упоминать не принято, их же и дети читают.
Наполеону как-то раз расхваливали одного генерала на должность командира дивизии. И долго превозносили ум, храбрость и знания кандидата... Пока тот не перебил докладчика вопросом:
— К черту все это! Лучше скажите, он удачлив или нет?!
"Токиву" и прошлом бою с русскими крейсерами у Кадзимы богиня удачи своим крылом не осенила. Скорее наоборот — шальное, почти случайное попадание в каземат среднего калибра с уже вышедшего из боя "Рюрика", отправило ее на полуторамесячный ремонт. В ходе которого, заодно, усилили и крыши казематов, столь неудачно пробитые восьмидюймовым снарядом. Этот же бой начался для корабля попаданием в нос, еще до того как сама "Токива" открыла огонь. Этот подводный взрыв, и последующие затопления носовых отсеков, укрепили сомнения ее командира, каперанга Иосиацу. Теперь тот был уверен, что его крейсер был поставлен адмиралом Того в весьма неудачное место в боевой линии флота. Да, по скорости его корабль вполне соответствовал паре быстрых броненосцев, совместно с которыми он должен был наносить удары по русским, отходя и разрывая дистанцию в случае сильного ответного огня. Но, как Иосиацу и подозревал, одного удачного попадания могло оказаться достаточно, чтобы его слабее бронированный кораблю стал для броненосцев не дополнением, а медленной обузой. Увы, так оно и вышло. Теперь "Токива" вела бой находясь в конце японской колонны, она шла третьей с конца. Непонятно было одно — почему русские столь упорно выбирали в качестве цели именно его корабль? Ведь он ясно видел — по идущим впереди броненосцам стреляли гораздо меньше! Но ведь они гораздо опаснее для русских, почему же их игнорируют "в пользу" его корабля? Вскоре стало не до отвлеченных размышлений — попадания русских снарядов пошли одно за другим. Сначала пара фугасных снарядов русских, которые несмотря на оптимистичные доклады о прошлых боях, оба разорвались, устроили пожар на баке. Потом, не прошло и пяти минут после начала пожара, прибежал посыльный с кормы, с докладом, что снарядом заклинило левое орудие кормовой башни. Ему вторил и командир из носовой башни, абсолютно целой, но находящейся в эпицентре пожара, из — за которого он не мог наблюдать цели, и тоже был вынужден прекратить стрельбу. Огневая мощь главного калибра крейсера временно сократилась на три четверти. Но в целом — корабль держался под огнем неплохо, и казалось, что скорая гибель ему не грозит. Русские фугасы один за другим взрывались на бороне главного пояса, но пробить шесть дюймов закаленной броневой они были не в силах.
Флоты, тем времен, продолжали сближаться, на постепенно сходящихся курсами. Того понимал, что для нанесения русским поражения, ему надо сблизиться с ними, иначе у него просто не хватит снарядов, для обстрела более многочисленного флота противника. Его первоначальная тактика — удары по более медленной русской колонне, силами трех отдельных быстрых отрядов, не сработала. Кажется русские ее раскусили, и теперь главную роль играла выдержка и способность продержаться под огнем противника дольше, чем тот выдержит твой огонь.
Макарова, прекрасно знающего о характеристиках русских снарядов, которые были смертельно опасны для японских броненосных крейсеров именно на близких дистанциях, сближение тоже вполне устраивало. И он продолжал стоически терпеть расстрел его отряда сосредоточенным огнем почти всего японского флота. После очередной серии взрывов снарядов среднего калибра на носу и рубке флагманского "Алексанра" Макаров вдруг усмехнулся в бороду. Он внезапно понял, что Того вынудил его вести бой в полной противоположности его изначальному плану. Ведь они с Рудневым планировали подставить под огонь Того отряд СТАРЫХ, медленных броненосцев. А его отряд, при поддержке "пересветов" Ухтомского и броненосных крейсеров должен был быстро приблизившись нанести японцам решающий удар. Ну и? "Терпилой", по грубому, но меткому выражению Руднева, пришлось работать самому Макарову. "пересветы" только-только занимают место в ордере, и начинают наконец вести огонь. Зато предназначенные на роль приманки старики вбивают в броненосные крейсера японцев снаряд за снарядом. Вот после очередного выстрела "Полтавы" над одним японцем поднялось грибообразное облако дыма...
Он появился на свет под вечно хмурым небом Санкт — Петербурга. Почти всю свою сознательную жизнь, а для ему подобных он мог похвастаться изрядным долголетием, он не видел солнца. Собственно, оно и освещало то его блестящие бока всего несколько раз в жизни... Только в моменты погрузки в вагон поезда или погреб корабля, или вот недавно, когда при ослепительном свете дня его извлекли из погребов и заменили не только донный взрыватель, но и всю начинку. Впрочем, подобные ему в годы мира жили раз в сто дольше, чем во времена войны, когда они сгорали в ее огне тысячами. На этот раз его от столь присущей его виду полудремы вечного ожидания, пробудили не только частые звуки выстрелов орудий, как бывало и раньше, во время учений, но и звуки ударов по его дому. И вот свершилось — венец и цель его существования, пришел и его черед — его грузят на элеватор! Короткий подъем, лоток, на соседнем столе подачи лежит его близнец. Досылание, в затылок упирается мягкий и теплый пороховой картуз, постоянный сосед по погребу. И вот наконец — то, и за ними раздается слышимое в первый и последний раз в жизни влажное и сытое чавканье закрывающего затвора. Прямо перед ним, в обрамлении спиралей нарезов кружок серого, облачного неба, калибром ровно в двенадцать дюймов. СТРАШНЫЙ ПИНОК ПОД ЗАД!!! Кто бы мог подумать, что этот жирный поросенок, картуз, несет в себе такой заряд злобы! Грохот, он весь, кажется, спрессовался от напора мгновенно разгоняющих его пороховых газов, и теперь вот они — краткие мгновенья его настоящей жизни. Триумф полета, напор ветра, опьяняющее вращение и блаженство свободного падения. Рядом, в нескольких метрах по почти такой же траектории, вертясь и вереща от восторга сорванными медными поясками, летит его товарищ и брат, еще один двенадцатидюймовый снаряд, выпущенные носовой башней "Полтавы". Уже пройдена верхняя точка траектории, и началось снижение, скорость не слишком потеряна, ведь дистанция довольно мала, и он чувствует в себе силы продраться через любую вставшую на его пути броню. Вот уже из туманной дымки неуклонно надвигается серый борт его последнего пункта назначения, ближе, ближе.. В отличие от тысяч своих коллег, выпущенных обоими сторонами, этот снаряд попал. Причем, в отличие от сотен других, тоже достигших цели, он попал не только в корабль противника. Он попал в историю, и на его примере потом долго учились как артиллеристы, так и враги ему подобных — кораблестроители. Ведь золотые попадания, когда корабль противника уничтожается одним попаданием, выпадают в лотереи морских сражений одно на миллион.
