Сообщения о снующих на этом берегу разведчиках Ёдзо поступали также все чаще. Конные дозоры, разосланные вдоль Люньшай, регулярно сообщали о стычках с небольшими группами вражеских солдат, пытавшихся переправляться на север или уже возвращавшихся обратно. Никаких сомнений ни у кого не было — командующий Юнь искал удобные переправы и изучал, как изменилась обстановка в тех землях, откуда не так давно ушли солдаты генерала Окцу.
Накануне второго ночного обстрела, царские саперы все-таки сумели нанести императорской армии ощутимый удар. Можно было не сомневаться в том, что рано или поздно, лазутчики Ёдзо обнаружат речную эскадру, укрывавшуюся ниже по течению, но вот предугадать реакцию, которою вызовет это у противника, совет тайпэнов не смог. Фактически вражеские инженеры претворили в жизнь то, к чему готовились в основном имперском лагере. Подтянув на речное побережье свои осадные части, юнь прошлись по кораблям хайтина Кэй смертоносным огненным ливнем. Не усмотреть в этом действе некую толику мести было довольно трудно. Три куай-сё оказались полностью сожжены и разрушены, еще два судна выбросились на мель, а одна из больших трофейных галер, стоявшая на приколе у южного берега, из-за пробоин в бортах опустилась на дно, превратившись на время в неподвижный бастион и прекрасную мишень для противника. Самым неприятным в этой ситуации была смерть хайтина Ло Гонкэ, бывшего командира эскадры Синцзян, погибшего вместе с "Серебряным ветром", находившимся в авангарде сводного флота. Однако Реёко и его матросы сумели быстро собраться и организовать достойный отпор.
Полтысячи солдат абордажа, высадившись на пологий берег Люньшай, пробрались практически к самым позициям артиллеристов, уже собиравшихся в обратный путь, и, опрокинув замешкавшуюся охрану, довольно близко познакомили юньских механиков с собственными саблями. Спустя какое-то время уже самим имперцам пришлось спасаться бегством из-за подоспевших конных отрядов, сопровождавших осадный парк. Кавалерия южан преследовала солдат Реёко до тех пор, пока те не добрались до береговой полосы, которая свободно простреливалась из корабельные орудий. Несмотря на то, что по итогам этого боя результат, очевидно, склонялся в пользу Юнь, их и без того скудные запасы артиллерии оказались окончательно опустошенными, а личный состав батарей понес серьезные потери. Хайтин Кэй в свою очередь кроме Гонкэ лишился еще почти семисот солдат и матросов убитыми, тяжелоранеными или пропавшими без вести.
Пока вестовые, посланные Реёко, только добирались в главный лагерь, чтобы передать неприятные известия о нападении на эскадру, командиры Империи собрались на совет, чтобы в очередной раз выслушать бесстрастную Ёнг. Разведчики сумели раздобыть для тайпэнов действительно ценный подарок, доставив в штабной шатер одного из высокопоставленных офицеров Юнь, являвшегося личным порученцем Ёдзо.
Этот подвиг не остался не замеченным и был щедро вознагражден при полном единодушии командования. С другой стороны действия лазутчиков, по сути, стали ответом вражескому предводителю, который еще с самого начала "стояния" распорядился развешивать всех выловленных шпионов на деревянных крестах, вкопанных на первом оборонительном валу, обращенном в сторону реки. Всех девятерых товарищей, которых постигла сия незавидная доля, бойцы Ёнг во время вылазки также прихватили с собой. Трое к этому моменту все еще были живы.
После короткого общения с дознавателями из особой команды, вражеский офицер выложил Ли и остальным немало интересных подробностей. Плачевная ситуация на противоположном берегу Люньшай была даже хуже, чем они рассчитывали. Дезертирство из единичных случаев превратилось в статичную закономерность, а запасы генеральской свиты спасали от разграбления лишь остатки былого почтения к командующему и плети личной охраны Ёдзо. О необходимости начинать переправу и растоптать врага говорили уже все, от почетных тысячников до последних обозных конюхов и рабов-золотарей. Довольно неплохо пока на общем фоне держались полки ветеранов, привычных во время походов по джунглям к отсутствию питьевой воды и вспышкам разных странных заболеваний. Они-то как раз и не испытывали каких-то непреодолимых трудностей, но об остальных сказать такого нельзя было даже приблизительно. Самым знаковым для тайпэнов стало то, что бесчисленные мелкие торговцы, алхимики и солдатские шлюхи, сопровождавшие в походе любое войско Юнь, исчезли из лагеря, по словам пленного, вместе со всем своим скарбом еще вчера. Лучшего момента для повторной атаки новыми ракетами было попросту не найти, и едва разрешилась ситуация с нападением на эскадру Реёко, как мастера Лоу принялись готовиться к новому "фейерверку".
Огонь и чугунные осколки, сыплющиеся на головы из рассветных сумерек, в очередной раз подтвердили всем сомневающимся, что Небо и духи предков на стороне Империи. К полудню главная ставка юнь окончательно превратилась в разворошенный муравейник. Царские солдаты впервые не озаботились сбором и похоронами погибших, а некоторые постройки так и продолжили пылать до полудня. Императорская армия и флот изготовились к бою, и противник не заставил себя долго ждать. Прорыв юньского войска был бы со стороны южан актом отчаяния, если бы не их солидная численность. Удержать наличными силами сразу пять полноценных корпусов, ринувшиеся через Люньшай в разных местах, было попросту невозможно.
Две группы попытались наладить переправы прямо напротив имперского лагеря. Реально они не столько пытались форсировать реку, сколько связывали собой противника, не давая ему отвлечься на другие отряды. Разумеется, тактический замысел был известен только высшим офицерам, так что драться с обессиленными, но очень озлобленными солдатами пришлось всерьез. Один из корпусов принялся налаживать понтонный мост ниже по течению, а еще два поднялись к верховьям реки.
Против центральных отрядов императорские воины использовали все, что успели к этому моменту во множестве заготовить. В ход пошли метательные машины, обычные ракеты и стрелы бесчисленных лучников. Царские солдаты гибли в реке сотнями: пехота тонула вместе с самодельными плотами и лодками, а стрелки гибли за шаткими стенами тай-бо, выстроенными вдоль кромки воды, состязаясь в бессмысленных перестрелках. Саперов, пытавшихся наладить нормальную переправу, расстреляли остатками новых ракет, а тех, кто все-таки добирался до отвесного северного берега, сначала избивали на расстоянии, а потом опрокидывали быстрым натиском щитов и копий. Двенадцати тысяч, оставленных в подчинение у Васато, оказалось в этом месте вполне достаточно.
Пятьдесят сотен солдат, переданных под руку Мяо Гкеню, при поддержке имперских уцелевших кораблей хайтина Кэя успешно справились с третьим корпусом, пытавшимся действовать самостоятельно. Для того чтобы хоть как-то противодействовать судам, юнь собрали у этой переправы всю оставшуюся артиллерию, но заметной пользы это не принесло. Однако, как и центральная группа, этот отряд свою задачу выполнил, речная эскадра и значительная часть императорских войск до глубокого вечера были вынуждены находиться именно здесь.
С двумя последними корпусами пришлось справляться Ли и семи тысячам солдат, что были поставлены под его команду. И на самом деле, шансы Ханя были совсем не так плохи, как могло бы показаться. Хотя ему противостояла армейская группа, троекратно превосходившая его силы в числе, в помощь бывшему дзи отправили всех императорских всадников и, конечно же, те самые батареи отчаянных сорвиголов. Эти безумцы по-прежнему творили со своими небольшими машинами настоящие чудеса, умудряясь доставлять их на поле боя буквально за считанные секунды до начала сражения, тут же разворачивать свои порядки и в любых условиях открывать стрельбу, противопоставить которой юнь было попросту нечего.
Один из корпусов, угодивший в эти импровизированные жернова, действительно оказался буквально "перемолот". Засыпая врага снарядами и стрелами, императорские солдаты отбрасывали всякие попытки потеснить их с удобной гряды холмов, на которой расположились инженеры, а в те моменты, когда юнь скапливалось на северном берегу слишком много, в дело вступали сокрушительные удары латной конницы. Непонятно, чего царские воины в эти моменты желали больше — схватиться с врагом или просто не потерять возможность пить вволю из речного русла — но дрались они с несгибаемой отчаянностью, что и позволило последнему пятому корпусу перебраться через Люньшай без всякого сопротивления.
К середине ночи генерал Ёдзо развернул оборонительный периметр на захваченном плацдарме, к которому тут же подтянулись отряды Ли Ханя и часть сил из центрального лагеря. Под прикрытием темноты по руслу поднялась часть куай-сё и гребных галер, попутно переправив на южный берег около восьми сотен всадников Ваня, которые начали терзать остававшиеся там группки противника. Основные уцелевшие части царской армии сместились к налаженной переправе, бросив среди всего прочего и полевой лазарет, в котором имперцы впоследствии обнаружили лишь несколько сотен оставшихся травников и больше одиннадцати тысяч больных и раненых. К концу года из этих людей в живых осталась лишь четверть, и обязаны они этим были исключительно тому, что войска Империи при всей своей ненависти к Юнь, не стали опускаться до того, чтобы бросить их просто так умирать.
Ночь прошла в тревожном ожидании. Инженеры Лоу пару раз обстреляли врага новыми ракетами, собранными за день, чередуя их с обычными снарядами. Конница постоянно беспокоила охранение лагеря, не давая юнь времени для нормального сна, а диверсанты Ёнг едва не умудрились поджечь главный понтонный мост, но, к сожалению, потерпели в этот раз сокрушительную неудачу.
А утром в атаку ринулись корабли хайтина Кэй. Была ли это идея самого Реёко или Куанши, перебравшегося с недавних пор в трюмы "Сонной акулы", Хань так и не узнал, но зато иероглиф "завершение" в этом затянувшемся противостоянии был поставлен весьма эффектно. Удар куай-сё и галер, подавивших немногие уцелевшие вражеские метательные машин, позволил эскадре рассечь остатки восьмой армии на две части и разрушить единственную ниточку, связывавшую их воедино.
Небо и вправду благоволило в тот день Империи, ибо ничем иным нельзя объяснить то счастливое совпадение, что за несколько минут, до того, как на мачте "Акулы" взметнулся вымпел "к атаке!", одна из случайных ракет, остатками которых продолжали спорадически обстреливать стоянку юнь, угодила в неприметный шатер в глубине нового лагеря. Генерал Ёдзо и весь его штаб, собравшийся в это время на совещание, а также большая часть тысячников погибли все до единого.
Таких испытаний не выдержал даже несгибаемый характер закаленных ветеранов, прошедших сквозь джунгли Умбея, и предложение о капитуляции в обмен на сохранение жизней гонец южных захватчиков передал Ли уже через пару часов. Остатки войск на южном берегу также сдались или разбежались в разных направлениях, не помышляя больше об участии в военных действиях. Всего на милость Нефритового Престола передали себя больше ста тридцати сотен солдат и офицеров. Самое смешное, что в имперской армии после всех событий предыдущего дня в боеспособном состоянии едва оставалось хотя бы столько же.
Самая большая и опасная группировка Юнь перестала теперь существовать, и сейчас дело оставалось лишь затем, чтобы вытеснить из Генсоку остатки третьей и четвертой армии. Цену этой победы еще предстояло узнать, ведь чем обернутся отравленные земли к югу от Люньшай, никто пока даже не мог себе представить. И все-таки это была победа, тяжелая и заслуженная, но, к сожалению, назвать ее решительной и поворотной было еще нельзя. Хотя Закатная армия и отряды союзных кочевников были уже совсем близко, война пока что по-прежнему шла на территории Единого Государства.
Глава 14.
Палубный полусотник, выступив из темноты в круг красного света, отбрасываемого костром, склонился в легком поклоне перед Басо, прижимая правую руку к сердцу.
— Тысячник, капитан Кёрнчи согласен немедля переговорить с вами.
— Хорошо, — благодарно кивнул Нуен и поднялся со стеганой войлочной циновки.
Несколько уцелевших солдат из его крохотного отряда и командиры панцирных пехотинцев, составлявшие им компанию, проводили Басо долгими взглядами, наблюдая за тем, как молодой командир в сопровождении морского офицера идет в сторону широких сходен "Ненасытного". Десантный корабль замер горбатой громадиной у одного из каменных причалов — единственного, что уцелело на всей территории караванного поста имперского дома Гжень за исключением пятиэтажной островерхой пагоды храма на другом конце поселения после недавнего стремительного штурма и жестокого пожара.
События последней недели с трудом укладывались в голове у Нуена, и неожиданное спасении было для отряда юнь столь же внезапным, сказочным и нереальным, как и все, что случилось прежде. Едва им удалось уйти от высланной вслед погони чжэн-гун, как горстка чужаков мгновенно превратилась в главную цель для всех верных поданных Императора, населявших окрестные города и села. Случилось именно то, чего Басо так опасался еще на марше. Ни о какой любезной почтительности больше не было и речи, а традиционная вежливость быстро уступила место суровому реализму. Ополчение, стража, наемники и приставы травили юнь как диких зверей, и лишь сочетание удачи и воли позволило царским солдатам выбраться из страшного огненного котла, в который для них превратились исконные древние земли Единого Государства.
Настоящий страх настиг воинов Басо в ту ночь, когда отряд, спрятавшись в узкой лощине у неприметной деревни, в ожидании высланных разведчиков, услышал топот множества конских копыт, а в глубоких сумерках по мощеной дороге к селению выехало не менее семи десятков всадников. Не узнать по снаряжению и поведению манеритских нукеров было трудно даже для тех юнь, что никогда прежде не видели кочевников вживую. И хотя речь степняков никто из людей Нуена не понимал, со старостой, вышедшим навстречу манеритам, их предводитель заговорил на имперском. Именно тогда, Басо и узнал, что отряды каганов, прибывающие в пределы Хэйан, Маннай и Цинхай, уже развернули на него и его группу настоящую облавную охоту. При этом военный советник Императора сам лично объявил о награде за голову тысячника Юнь по весу золотым песком из-за того, что во время битвы с ополчением аристократов царским солдатам удалось убить главу рода Синкай, оказавшегося тестем нового тайпэнто.
То, что тогда предприняли юнь, едва окончательно стемнело, было то ли актом отчаяния, то ли просто здоровой наглостью, проявленной людьми, которые вдруг поняли, что терять им уже по сути нечего. Объяснить чем-либо другим нападение на деревню, в которой манериты расположились на постой, было просто нельзя. Мало того, что кочевников было почти в четыре раза больше, в селении имелись еще и свои собственные стражники, да и население не стало бы относиться к Басо и его бойцам слишком уж дружелюбно. И, тем не менее, они пошли на риск, безрассудно и спокойно, как будто делали нечто подобное постоянно. Тысячнику вообще не пришлось никого уговаривать, а как бы даже наоборот.