— Рядовой шестого полка Геро Токс, сьере командиры. Прислан с донесением. Замок захвачен, много раненых врагов, внизу, под завалами, в подвалах — женщины и дети. Начальник полка спрашивает, что с ними делать? Так оставить, или откапывать?

Молчу.

— Что за женщины и дети? Сомневаюсь, что там крепостные...

Это Ролло, видя, что я молчу, решается вмешаться. Всё верно — ты же главком...

— Раненые говорят, что там знатные дамы со всей округи. Крепость то самая сильная из всех, вот и спрятались...

Главком открывает рот, но я вскидываю руку, заставляя его замолчать:

— Вначале найти сервов, оказать им помощь. Аристократов доставать в последнюю очередь.

Парень вновь отдаёт честь, убегает. Командиры с удивлением смотрят на меня. Поясняю:

— Руки крепостных для меня важнее, чем орава дармоедов.

Начальник артиллерии улыбается. Остальные ошарашенно молчат. Начинаю злиться:

— Всех, кого достанут — сюда. Будем разбираться, тогда и поймёте, что к чему...

Выясняется, что слуг и сервов замка просто бросили на произвол судьбы, и многим их них досталось осколками. Так что раненых среди них полно. Приказываю оказать им первую помощь. Нужны рабочие руки для восстановления разрушенного нами замка. Мда... перестарались мы. Ну да ничего. Всё-равно лучше его перестроить. Вот и поле перед ним, где мы стоим лагерем, куда больше подходит для постройки настоящей крепости, чем эта груда камней... Потом всё-таки откапывают проход в подвал и оттуда извлекают почти пятьдесят женщин всех возрастов и около семидесяти детишек. Все в пыли, в каменной пыли, кашляют, плачут.

— Ролло, давай в замок. Похоже, что тебе придётся с народом разбираться...

Главком кивает, и его конь, направляемый твёрдой рукой, уносится к развалинам. Что же, неплохо. Начали в шесть утра. В полдень закончили. Триста фугасов, и замка — как не бывало... Постепенно наводится кое-какой порядок. Основная часть солдат уже покинула груду камней, в которую превращён замок и находится в лагере: готовят еду, приводят в порядок снаряжение и повозки. В замке остались лишь три роты, которые вытаскивают из завалов уцелевших, сгоняют их в кучи и ведут в лагерь. Перевязывают наскоро раненых. Кое-кого добивают. Из милосердия. Потому что лечить, скажем, распоротый живот, из которого вывалились все внутренности, здесь не умеют. Или когда камнем дробит позвоночник... Наконец, когда мы уже сытно пообедали, а солнце клонится к закату, зачистка развалин закончена. Подбиваем итоги. Взято в плен: сервов, почти сто человек. Большинство раненые. Погибло под развалинами куда больше. Полёг практически весь гарнизон, а это две с половиной тысячи ополченцев, рыцарей и прочих... Наёмников, кстати, нет. Солдаты удачи не желают воевать против Волка Парда. И дело тут не в деньгах, а в принципе — новость о том, что я иду освобождать владения герцога Саура для того, чтобы вернуть их законной владелице, в мгновение ока облетела всю страну. Пропаганда подействовала выше всяких ожиданий...

Итого — пленных из гарнизона сорок два человека. Из них тридцать пять ранены и контужены. Да и остальные в шоке. Ещё бы... Ну и беженцы. Мужского пола среди них едва десяток подростков. Остальные — так называемый слабый пол. Голубая кровь, так сказать...

— Солдат — на каторгу. В рудники. Без исключения.

Те дёргаются, среди них даже пара рыцарей в доспехах. Добавляю специально для них:

— Кто не будет работать, не кормить. Насчёт сервов — они местные, пусть помогают строить новую крепость. Пошлите гонца к министру финансов сьере Ушуру, пусть немедля начинает строительство. Здесь.

Показываю рукой, где. Остались дамочки-феодалочки... Перехожу к ним...

— Мальчишек — тоже на каторгу. Заклеймить, в цепи и в рудники, пожизненно. Женщин...Хм...

И ведь куда их деть? По домам распускать — полный идиотизм. Что они, будут спокойно сидеть? Разумеется, нет. Да и зачем моим подданным такие владычицы? Мгновение колеблюсь, потом всё-же принимаю решение:

— Отправить всех на мануфактуры. К досе Алане. А детишек...

..Куда же пристроить соплюшек от семи и старше лет? О! Идея!

-Туда же. Пусть себе хлеб зарабатывают. Своими ручками. Пусть узнают, какого это.

Кто-то из пленных рыцарей кричит мне:

— Они — благородные дамы! Как ты можешь, ублюдок, с ними так поступать?!

Спокойно парирую:

— Они — жёны и дочери тех, кто поднял руку на героев Фиори. Они предали нас. И другого не заслуживают. Иначе бы отговорили своих мужей поступать так подло с теми, кто проливал кровь, защищая их.

Крыть нечем. Я прав на все сто... Тишина.

— А кто у нас отличился?

Командиры молчат, потому приходится сыграть роль третейского судьи:

— По две чарки вина пушкарям. Ребята сегодня постарались.

Женщин быстро связывают и сваливают на захваченные сани, словно груду поленьев, чтобы, не откладывая в долгий ящик, везти на ткацкие фабрики. Слышны плач, проклятия, ругань. Веселятся лишь мои артиллеристы. Ребятам предстоит весёлая ночь...

— Всё, сьере командиры. На сегодня достаточно. Замок взят, с пленными разобрались. Завтра оставим роту и пару пушек на развалинах, пусть при помощи окрестных сервов откапывают остальные подвалы. Там куча продовольствия и вина. Всё пойдёт в дело. Ну а мы — отдыхать...

Возвращаемся в лагерь. Нас приветствуют радостные, восторженные крики солдат. Ещё бы — взята одна из сильнейших крепостей Фиори. И всего лишь за день. Такого не ожидали ни простые бойцы, ни командиры. Это ещё что! То ли ещё будет дальше...

— Дозоры выставлены?

— Так точно.

Это Ролло. Далеко пойдёт парень. Ой, далеко... Киваю ему в знак одобрения. Дальше едем под крики солдат, все трезвые, кстати. Ни пьяных, ни буянящих. На время похода спиртное строжайше запрещено. Все знают, что наказанием за самовольное пьянство будет виселица. Единственные кому сегодня разрешено пригубить — мои пушкари. Они честно заслужили награду. Но люди пьяны не спиртным, а удачей и победой. Ни убитых, ни раненых с нашей стороны нет. Хвала пушкам и ружьям...

Глава 25.

Сверкающие доспехами всадники медленно, опустив копья, двинули коней вперёд. Страшно и неотвратимо. Позади сплошной стены металла шевельнулась и сделала первый шаг вторая часть вражеского войска, состоящая из личных гвардейцев своих лордов, идущих впереди. Их было много. Гораздо больше, чем донесли разведчики. Почти втрое. Не пятнадцать тысяч, а чуть ли пятьдесят. И откуда только набралось? А у меня — всего лишь пять тысяч. Воинов. Всадников. Артиллеристов. Диверсантов. Хотя боевых потерь мы практически не несли, часть солдат пришлось оставить гарнизонами в захваченных нами землях и замках. Большая доля последних была разрушена, часть сдалась сама. Но везде приходилось ставить свои гарнизоны, потому что доверия к даже добровольно сдавшимся аристократам у меня не было. Множество заложников отправилось в Парда, где вовсю развернулось строительство, тысячи пленников трудились, не покладая рук. Бунтовать они не собирались, потому что каждый из них знал, что спустя два года получит свободу. К тому же людей кормили, и очень даже хорошо — иные так не ели и в мирное время. А ещё они получали зарплату, вещь вообще неслыханную, и потому многие благодарили Высочайшего, что спокойно переживут войну и вернутся к семьям... Но это они, те, кто попал или сдался в плен. А на этом поле, которое сейчас обагрится кровью, решается судьба Фиори и моя лично, а так же моих близких, и тех, кто поверил и пошёл за мной. Минуло три месяца со дня начала войны, как таковой.. Мы успели разгромить почти все войска дель Сехоро, завладев уже четвертью всех земель страны, и я благодарю всех известных мне Богов за то, что император Рёко и король Тушура провести не ударили мне в спину. Ну а сегодня — решающая битва. Либо мы, либо они. Другого не дано...

...Взвыли рога на вражеской стороне. Грохнули барабаны за моей спиной. За спиной, потому что я в первых рядах моей армии. Солдаты это видят, и потому будут драться до конца. Ведь их полководец вместе с ними, а не прячется за спинами. Артиллеристы ждут сигнала открыть огонь. Их пушки в первой линии, кроме тяжёлых, крепостных, от которых в такой схватке будет мало толку, и потому они находятся глубоко в тылу. Но случись что непредвиденное — поддержат...

— Целься!

Рявкаю я во всю глотку, напрягая связки, и слитным движением солдаты вскидывают свои ружья наизготовку. Первые два ряда. Остальные ждут своей очереди. А рыцари начинают разгонять коней. Да и их гвардия, убыстряет шаг. Пора? Думаю, да.

— Пали!

Треск выстрелов рвёт тишину в клочья, и... набравшие скорость кони кувыркаются, подминая под себя всадников, становятся на дыбы, опрокидываясь на спину, просто валятся с ног. Начинается свалка. Мои же солдаты, те, кто разрядил своё оружие, отступают назад, в глубину строя, на ходу перезаряжая ружья. Их сменяют две следующие шеренги:

— Целься!

Шорох, режущий уши.

— Пли!

И снова треск, будто великан рвёт прочную ткань. Но рыцари рвутся вперёд, несмотря на потери. Жертвуют собой ради дружинников? Это не может быть! Что-то тут не то!

— Целься!

Опять практически синхронное движение тысячи человек.

— Пли!

Бах! Трах! Тах! Всё! Впереди снова первые две шеренги. Уже готовые к бою. Но и рыцарей нет, зато неумолимо надвигаются их дружинники, сминая тела павших. И идут эти отборные воины слишком уж... Твою же мать! Рыцари посадили дружинников на коней и послали их вперёд, а сами атакуют в пешем строю! Ничего! Сейчас их...

— Артиллерия!

Звучат фанфары. Канониры, до этого сигнала ожидавшие в тылу, резко подают пушки вперёд. Дюжие руки вцепляются в большие колёса, и орудия катятся. Вот уже лишь двое первых рядов солдат прикрывают их. Пушки уже заряжены картечью. Но тут из-за спин врагов взмывает в небо стая стрел и устремляется на нас. Солдаты вскидывают щиты, и тут же следует второй залп. Из самострелов. Вот гады! Переняли мою тактику! Несколько человек поблизости вскрикивает, некоторые падают, чтобы тут же подняться — мануфактуры Парда делают отборную сталь, которую не пробить примитивным арбалетчикам.

— Расступись!

Два первых ряда послушно раздаются, отступая назад, и враги видят жерла непонятных им предметов.

— Пали!

Взмахом меча я подаю сигнал, и тут же все полевые пушки рявкают залпом... В сплошной стене кровавые просеки, куски разорванных тел. А пушкари уже перезарядили свои орудия шрапнелью... Снова взмах меча, и ответом ему гром выстрелов. Визг тысяч и тысяч пуль... Они рвут шеренгу в клочья, выносят целые куски. Это картечь. А ещё в небе вспухают облачка разрывов, так рвётся шрапнель, осыпая противника смертью с высоты... Но уцелевшие всё ещё пытаются подойти поближе, чтобы вцепится во врага зубами, рвать его в клочья, ощутить, как меч в руке входит в податливое человеческое тело... Россыпь выстрелов стрелков, бьющих уже без приказа. Да и бесполезно командовать в таком грохоте. Но войска герцогов то, каковы! Идут, зная, что умрут. И всё-равно, шагают, даже пытаются держать строй... Впрочем, мои солдаты им пощады не дадут в любом случае, потому что у меня — сервы из Парда. А против них — их бывшие угнетатели, аристократы и их прихлебатели. Так что тут уже кровная месть, как говорится... Что в истории Земли, что в этой — никогда крестьяне не дадут пощады феодалам... И потому солдаты Парда стреляют часто, зло и метко. И после сражения лордов и их дружинников обычно добивают без особого приказа, зато щадят ополченцев, которых пригнали на бойню силой... Вот кто-то попытался подняться, и тут же с десяток стрелков бьют по нему. Я вижу, как вспыхивают синие искорки попаданий, пробивающих доспехи. Калибр в восемь миллиметров. Тяжёлая свинцовая пуля, внутри которой стальной стержень, продолговатая, раскрывающаяся при выстреле и врезающаяся в нарезы. Такая прошивает любой из рыцарских доспехов с лёгкостью с шестисот метров. А тут — почитай в упор. Сто пятьдесят метров. И на этой дистанции — настоящий вал из мертвецов или слабо шевелящихся раненых, из-под которого начинают сочится кровавые ручейки... Стрельба стихает сама собой, и тогда наступает самое страшное — до нас доносятся стоны и мольбы о помощи и пощаде... Грохает большой барабан. Шеренги солдат, моих солдат, смыкаются вновь, на стволы одеваются длинные узкие штыки, и опустив их наперевес, строй делает первый шаг. Затем второй, третий... Линия безукоризненно ровна, словно ниточка. Но вот первые солдаты приближаются к кровавому заграждению, и... Ничего не происходит. Просто иногда кое-кто, чисто крестьянским движением, будто вилами захватывает пук травы, чтобы закинуть на стог, вгоняет ножевой клинок штыка в ещё дышащего противника. Это их право. И я именно на такой исход и рассчитывал. И потому я, в окружении охранников, стою на месте...

— Ролло, лагерь маркиза взять под охрану. Если там будет он, либо члены его семьи — ко мне.

Верховный главнокомандующий срывает с места своего коня, мчится к лагерю, где его подчинённые уже в сёдлах, готовые заняться привычной работой...

— Грам, распорядишься там...

Почему то мне плохо. Мутит, немного кружится голова... Надо попить натты. Она быстро приведёт меня в порядок. Похоже, что я перенервничал. Готовился к войне, а попал на бойню... Трогаю верного Вороного, разворачивая его к лагерю. Еду неспешной трусцой. Сзади рысят охранники, внимательно посматривая по сторонам. Наконец добираюсь до своего шатра. Мне подносят большую кружку вожделенного напитка, сажусь, сбросив шлем, теперь осталось только подождать донесения — что, кого, и сколько... Только почему то становится ещё хуже. Голова трещит невыносимо, сплёвываю на землю — на слюне кровь. Что за... А перед глазами начинает всё плыть...

— Ваша светлость!!!

Слышу сквозь мутнеющее сознание истошный крик Ролло, а потом вижу в его в руке сверкающий клинок. Ну, вот и всё... Даже близкие люди, те, кого я поднял из грязи, меня предали...

...Как тихо... Пытаюсь открыть глаза. К собственному удивлению, это мне удаётся. Перед ними — крыша моего подбитого волчьими шкурами шатра. Как ужасно хочется пить... Пытаюсь произнести слова, но вместо них из пересохшего горла вырывается нечто нечленораздельное . Но тут мою голову поднимает крепкая жёсткая ладонь, и к губам подносят кружку с восхитительно холодной, прямо таки ледяной водой. Жадно глотаю. Как же болит горло... В сферу зрения вплывает лицо главкома... Он просто вне себя от беспокойства. Но я, наконец, напиваюсь, и вроде меня чуть отпустило...

— Как себя чувствуешь, командир?

— Нормально...

Голос ещё не мой. Рваный. Хриплый. Но на лице мужчины появляется улыбка, затем он облегчённо вздыхает:

— Уф! Если можешь говорить, значит, я успел!

— Что...

Он исчезает с глаз, буквально на мгновение, потом вновь появляется. В его руке — нечто непонятное, но явно когда то бывшее живым. Плоская, практически прозрачная лента с двумя длинными клыками.

— Вот, командир, кто тебя цапнул. Летучий годзилка. Мерзкая тварь. Присасывается незаметно, впрыскивает яд. Если его не срезать, а гадость не высосать — всё. Конец человеку.