Девушка злобно развернулась и сделала шаг к двери. Лекс схватился обеими руками за железные решетки, резко подтянулся, помогая себе встать. В одно мгновение он оказался прямо напротив спины Олиф.
Стоило ей сделать еще один шаг, как руки мужчины обхватили ее за талию, и резко дернули назад. Лекс прижал тело девчонки к себе, и теперь разделяла их лишь решетка.
— Ну ты и истеричка.
Олиф пискнула, и когда поняла, что случилось, начала злобно вырываться. Дело осложняла решетка: она не давала рукам свободно дотянуться до мерзкой фигуры позади нее. Лекс сперва пытался унять разъярившуюся девчонку, но когда понял, что так можно бороться до бесконечности, просто одной рукой сжал оба ее запястья, а второй закрыл рот.
— Ну ты и истеричка, — повторил он.
Затылок Олиф впечатался в тонкий железный прут. Становилось больно. Она попыталась дернуться, но Лекс слишком крепко ее держал. Тогда она хотела укусить его за руку, зажимающую ей рот, но почувствовала на губах солоноватый привкус крови. Наверняка с его ладошки.
— Тебя не учили, что кричать на старших — признак дурного тона?
— Мммм!!! — злобно прорычала в ответ Олиф.
— Ясно. Не учили.
— Ммм!!!
— Послушай, дорогая, — приторно ласково начал говорить Лекс ей на ухо, — не могла бы ты, пожалуйста, замолчать?
Олиф резко дернулась. Не помогло.
— Да, — скорбно вздохнул мужчина, — я понимаю. Такой мерзкий, грубый способ заткнуть женщину. Но и ты войди в мое положение. Я спокойно лежал тут, ждал своей скорой смерти, думал о бабочках... и тут врывается какая-то фурия, и начинает вопить, как ненормальная. Что я еще мог сделать?
Олиф вновь приняла попытку вырваться, однако Лекс словно предугадывал каждое ее движение. Даже ступню просунул между решеток, и наступил девушке на ногу.
— Но ведь самое главное, было в том, что эта фурия даже не озаботилась чутким слухом стражников.
В одной мгновение Олиф затихла, но мужчина не спешил ее отпускать.
— Ты только представь, что будет, если они ее услышат? — скорбно вопросил он, и тут же добавил, уже своим, нормальным голосом: — Так что, надеюсь, ты больше не станешь так орать?
Девушка покрутила головой — получилось плохо, но мужчина понял.
— Вот и умница.
Он тут же убрал руки и с талии, и со рта.
Олиф повернулась к нему лицом. Она уже и забыла, что он, оказывается, на целую голову выше нее.
— Ты что, ранен? — В полутьме было видно лишь очертания фигуры, смотреть в глаза было бесполезно. Поэтому она уставилась на его разорванную рубаху.
— Да-да конечно, плебейка, не за что. Ну что ты, не стоит благодарности.
— Спасибо, — запоздало сообразила девушка.
— Нет.
— Что — нет?
— Нет, я не ранен.
— Тогда откуда кровь на ладошке?
— Не высохла еще.
— Ты что, издеваешься?! — Времени прошло достаточно. А кровь свежая.
Олиф злобно просунула руки между решетками и без тени смущения принялась ощупывать Лекса сверху донизу. Тот сперва опешил, а затем злорадно прокомментировал:
— Ну надо же! Знал бы, что ты такая... развратная, времени бы в пустыне не терял.
— Очень смешно.
— Ты бы себя со стороны видела. Как начала ко мне приставать, ручками своими шаловливыми...
— И не мечтай, — огрызнулась девушка.
Лекс не сопротивлялся, и Олиф посчитала это своеобразным разрешением. Она, конечно, попыталась не заострять внимание на том, что начала совершенно без смущения проводить руками по мужской фигуре. Стоило ей об этом подумать, как щеки покрылись предательской краской. Но отступать было уже поздно. Что-то ведь с ним было не так, иначе, откуда взялась бы кровь... Олиф медленно провела руками по его бокам, ощупав живот. Судорожно вздохнула, приказывая себе сохранять спокойствие. Она никогда раньше не прикасалась к мужскому телу. Во всяком случае, не так. В какой-то момент, девушка поймала себя на мысли, что ощущения все равно не могли привнести ясности, если только рана не кровоточит до сих пор — тогда руки просто наткнутся на что-то липкое... Тут Олиф сообразила, что начинает представлять себе кровь, а это ничего хорошего не предвещало. Она пару раз моргнула, надеясь, что Лекс ничего не заметил, и резко опустила руки вниз. Мужчина среагировал незамедлительно, тут же их перехватив.
— Я, конечно, был бы очень счастлив, но нет.
Олиф почувствовала, как не только щекам, но уже и ушам становится жарко.
— Да я не... я случайно... ты что вообще!
— Конечно случайно, кто бы спорил.
Девушка собиралась злобно пнуть его по ноге, но промахнулась, и пнула по решетке.
— Я понимаю твою обиду, — сочувствующе кивнул Лекс.
— Это не обида!
— Не надо, не стоит притворяться.
— Дурак! — не выдержала Олиф, и вновь пнула по решетке.
— Ладно-ладно, только хватит ломать мою камеру.
— А ты вообще! Хватит так шутить!
Девушка нагнулась и провела руками по его ногам. Ничего. И тут поняла, что не посмотрела еще кое-что: спину.
Она выпрямилась, подняла голову так, чтобы видеть очертания лица мужчины, и коснулась пальцами его шеи. Оттуда повела руки вниз. Стоило ей коснуться плеча, как Лекс резко схватил ее за запястья и отвел их в сторону.
— Все, осмотр окончен.
— Стой, — всполошилась Олиф, — что там?
— Ничего. Все нормально.
— Нет, не нормально! Покажи!
— Какая ты ненасытная, покажи да покажи.
— Не смешно! Повернись спиной.
— Нет. Я лучше буду следить за твоими ручками, мало ли они вдруг...
— Лекс! Покажи спину!
— Плебейка, угомонись, — вздохнул он.
— Там что-то страшное, да?
— Да. Варвары режут котят.
— Я серьезно!
— Я тоже.
Олиф резко высвободила свои руки, схватила его за локоть и заставила повернуться. Она прекрасно понимала, что если бы он решил не поворачиваться, никакие силы мира не смогли бы его заставить. Но почему-то он позволил девушке посмотреть. Может, потому что рано или поздно она все равно бы увидела, а может потому, что надеялся: увидев это, она точно должна убедиться, что уже ничем не сможет помочь.
Конечно, от светожелов было мало толку, но разглядеть большую красную полоску поперек плеча было не сложно. Широкая, и явно глубокая — кровь только-только остановилась. Олиф понимала, что рана до сих пор не затянулась лишь потому, что Лекс постоянно прислоняется ею к стене с острыми каменными выступами. И это означало самое страшное — быстрое заражение. Вокруг темно-красных концов уже виднелся гной. Давить его было нельзя. Как-никак, но он не давал попасть в рану новой грязи. Зато распространял прежнюю, ту, что уже была под кожей.
Олиф провела ладошками по лицу, глубоко вдохнула, призывая себя к спокойствию.
"Так, ладно, все хорошо. Что там полагается делать раненным воинам? — мысленно начала рассуждать. — Заражение. Если появился только гной, значит, что еще не все потерянно. Гораздо хуже было бы, если..."
Девушка пораженно ахнула. Этого свет светожелов рассмотреть не позволял, поэтому все могло быть еще хуже, чем выглядело сейчас.
— Нравится? — с горькой усмешкой спросил Лекс.
Олиф не ответила. Секунду поколебавшись, она сорвала со стены светожела и поднесла его прямо к ране. Ей казалось, что за этим последует возмущенный писк слизистого зверька, но тот, как обычно, не подавал признаков жизни.
Её опасения не подтвердились. Грязь попала в саму рану, и, похоже, еще не добралась до крови. Во всяком случае, вены не взбухли, а это давало надежду.
— Что ты там делаешь? — с сомнением спросил Лекс. — Решила мне спину поджарить?
— Они не горячие, — покачала головой девушка, рассматривая зеленую слизь в руках.
Мужчина повернулся.
— И не противно было? — намек был очевиден. Вообще, Лекс всегда считал, что девушки ненавидят всякую гадость.
— Нет, они милые.
— О да, в жизни не видел созданий милее. Зачем ты его взяла?
— Проверяла кое-что, — уклончиво ответила Олиф.
— Только не говори мне, что у тебя снова появилась гениальная идея.
— Да, ведь рана только...
— Олиф, — прервал ее мужчина, впервые, наверное, назвав по имени, — прекрати. Я не шучу. Хватит. Ты видела рану? Видела. С этим уже ничего не сделаешь. Ни-че-го, поняла меня? Все.
— Но ведь...
— Все! Это не обсуждается.
— Нет, обсуждается! — возразила девушка, понимая, что еще ни разу в жизни за один разговор никому столько не возражала. — Рана пока только гноится!
— Да что ты? — издевательски изумился Лекс. — По-твоему — это еще ничего?
— Во всяком случае, заражения крови нет. А гной можно срезать.
— Я бы восхитился твоему остроумию, но, прости, скулы болят. Прежде, чем срезать гной, нужно убедиться, что туда не попадет новая инфекция.
— Значит, промоем рану!
Олиф понимала, что затхлая, грязная камера — не лучшее место, чтобы поиграть в лекаря, но отступать она не собиралась. Во всяком случае, потому, что просто не сможет уйти отсюда со словами: "Ну что ж, дружок, покойся с миром!". Совесть не позволит.
— Чем ты собралась ее промывать?
— Водой!
— Водой? — удивленно переспросил мужчина и расхохотался. — Серьезно? Дорогуша, вода здесь не поможет, только чистый спирт.
— Ладно! — зло согласилась Олиф. — Промоем спиртом и срежем гной!
— Предположим, так. Дальше ты что будешь делать?
Лекс спорил неохотно. Даже не спорил, а просто пытался доказать, что все надежды глупой девчонки бесполезны.
— Перевяжу рану.
— А кровь не остановится. Повязка, вернее, прогнившая тряпка, которую ты и достать-то не сможешь, пропитается насквозь. Надо будет менять. Спирт, который ты тоже, кстати, не сможешь достать, испарится. Новое заражение, новый гной, и все по-новому?
— Ладно, я не перевяжу рану, — проворчала в ответ девушка. — Что нужно будет делать дальше?
— Зашивать.
— Зашивать?
— Да, зашивать. Ниткой и иголкой. Причем прочной, чтобы концы раны не разошлись.
— Ладно, — кивнула Олиф. — Значит, зашьем.
— Кто зашьет? — усмехнулся Лекс. — Ты?
— Да, я.
— Напомнить тебе, как ты валялась в обмороке от вида... эм... своей крови?
— Я не валялась, — оскорбилась девушка.
— Да? А кто съезжал по дереву и умолял: "Ах, Лекс, ты такой сильный, спаси меня, я умираю"?
— Я сейчас снова тресну тебя ногой!
— И снова промажешь. У тебя, по-моему, в ушах вообще две огромные дырки.
Лекс понял, что стоять больше уже не может — сил нет. Он прислонился к стене, и аккуратно сел, стараясь не касаться ее раненным плечом. Но, как всегда, не смог.
— У меня нормальные уши!
— Учил-учил тебя защищаться, а ты даже дотянуться ногой до меня не можешь.
— Зато могу рукой! — Олиф присела, вплотную прислонилась к решетке и просунула туда руку, чтобы треснуть этого гада по шее. Лекс, как ни в чем не бывало, чуть отклонился в сторону, и ладошка девушки рассекла воздух.
— Ничему тебя жизнь не учит, — вздохнул он.
— Однако не я сижу в камере, — съязвила в ответ девушка.
— Тебя просто пожалели, — "сочувствующе" посмотрел на нее мужчина.
— За что?
— Ну представь, любого человека совесть сожрет, если он такую костлявую особь в камеру посадит.
— Я не костлявая, — обиделась Олиф.
— Да ты посмотри на себя, кожа да кости. Ты вообще ешь? Я тебе честно скажу: нас, мужчин, не слишком привлекают живые скелеты.
— А ты... да знаешь что...! А нас вообще не привлекают такие гадкие мужики!
— Да ну? Что же ты тогда здесь делаешь? — поднял бровь Лекс.
— Долг свой возвращаю, — коротко ответила Олиф.
— Какой еще долг? — насторожился мужчина.
Девушка в ответ лишь пожала плечами, взяла пустую тарелку и поднялась.
— Мне пора. Стражники наверняка уже что-то заподозрили.
Она быстренько развернулась и взбежала по ступенькам наверх, пока Лекс не начал задавать новых вопросов. Пускай помучается.
Стражники на входе, вопросов не задавали вообще. Только ухмыльнулись какой-то похабной улыбочкой. Олиф недоуменно на них покосилась и быстренько прошмыгнула в спасительную темноту. Только спустя несколько минут до нее дошла причина таких взглядов. Олиф представила себе ту самую картину, о которой подумали стражники, объясняя этим очевидный факт задержки, да еще и жуткой растрепанности девчонки, и ее передернуло. Она с Лексом?! Ни-за-что! Наверное, пока он был Перводружинником, его вообще все девушки стороной обходили — с таким-то мерзким характером!
* * *
День у Ринслера выдался тяжелым. Почему-то больше всего он любил устраивать расследования, организовывать слежку, сопоставлять факты. Это была его стезя, здесь он чувствовал себя, как рыба в воде. Однако было в этом кое-что неприятное, то, чего он не любил больше всего. Ринслер ненавидел проводить допросы. Чем это объяснить, он не знал, просто терпеть не мог это дело. Строить из себя кого-то.
— Это все? — холодно спросил он.
"Да", — ответил Кнут.
— Ты уверен? Если не хочешь встретиться с Хозяином, лучше выкладывай все, как есть.
"Я уже сказал все, что знаю. Больше она мне ничего не говорила".
Мужчина наклонился к змею так, чтобы тот хорошенько расслышал его сдержанную интонацию и понял, что оплошал.
— Кнут, я, кажется, просил разговорить ее. Узнать привычки, знакомых. А ты что? Я не пойму, приказы у тебя нынче не в моде? Это Макс будет с тобой нежиться, но ты не забывай, где находишься.
"Если бы она врала, я бы понял. Она действительно хорошая и главное — не сумасшедшая".
— Да что ты? Она тебе так понравилась?
"Нет. Я просто говорю то, что вижу".
— И видишь мелкую глупую девчонку.
"Нет, — высунул язык змей, — не глупую".
— Меня не волнуют твои доводы. Мне нужна информация, Кнут.
Ринслер раздраженно сжал кулаки и обвел фигуру животного злым взглядом.
— Тебе было поручено важное задание. Поздравляю с грандиозным провалом. Отдыхай, дружок, — последнее слово было сказано таким тоном, что выглядело скорее, как оскорбление.
Мужчина развернулся и вышел из загонов, задев плечом удивленного Макса. Тот, как только увидел грозную удаляющуюся фигуру воина, тут же кинулся успокаивать бедного разнервничавшегося Кнутика.
Ринслер тем временем вернулся в свою комнату, где его уже ждала Рэй.
— Можешь возвращаться к подружкам.
— Котенок сегодня не в настроении? — надула губки "лапочка".
— Я же сказал, — резко гаркнул он, — никаких прозвищ!
Улыбка медленно сползла с лица девушки. Действительно, не в настроении.
— Конечно, прости.
Она встала с кровати, натянула шелковый пеньюар и медленно подошла к серванту.
— Виски? — предложила осторожно, чтобы не разозлить его еще больше.
— Просто уходи, — сжал челюсти Ринслер. Иногда эта ее неподчинение ужасно его раздражало.
— Как скажешь.
Она запустила пальцы в волосы, поправляя свою прическу. Глотнула из бокала, поморщилась, и только тогда соизволила выйти из комнаты. Все равно для нее вечер только начинался.
Ринслер сам не мог понять причину своего ужасного настроения. То, что ничего нового об этой Олиф он не узнал, его не особо мучило. Проблем не доставляет и черт с ней. Хозяину скажет, что ничего не нашел. Другое дело — его собственное любопытство. Почему Лекс заступился за нее? Этот гад в свое время даже ему таких одолжений не делал, и тут вдруг — как гром среди ясного неба. Кто она? Чем такое заслужила? Ринслер попытался отогнать от себя эти мысли и подумать о чем-то прекрасном, но хорошее настроение улетучилось, и возвращаться, похоже, не собиралось.
