— Так что нам нужен вокалист, братуха! — хлопал меня по плечу Хан, уговаривая выступать в их группе. — Кровь из носа нужен!
Я отнекивался слабыми данными, отмерянными природой, на что он категорично качал головой:
— Ваня, ты идиот, раз тему не сечёшь! Ты с'поднял' нам бабла больше, чем мы налабали без тебя! Теперь сечёшь?
Я отрицательно качал головой, понимая, что это не серьезно. Может и налабал, озвучивая старые ретро-песенки под минус на аллее туристической жемчужины. Бывает. Но пел я проверенные временем вещи, классику, на которые когда-то 'настроился'. Они уже 'выстрелили' в своё время, и закономерно 'выстрелили' теперь, в отличие от непроверенных 'нетленок' Карена.
Да и вряд ли кто меня отпустит в их группу, это вопрос, который стоит ставить на первое место. Так что всё перечисленное — чисто риторические размышления. Но по большому счету мне и самому это не нужно. Хочется, есть шальная мыслишка, что может что-то получиться, раз ребята говорят, но трезвая несмотря ни на что часть моего мозга безжалостно гнала её, как всегда гнала беспочвенные бессмысленные надежды.
Коротко о самих ребятах. Их на самом деле трое, четвёртый, который лабал на гитаре, временно приходящий, друг Карена. Пить он отказался, ушёл сразу после выступления, мы с ним даже не пересеклись.
Далее сам Карен. Парень спокойный, рассудительный, излишне сдержанный. Но как показало время, заводящийся с пол-оборота, когда речь заходит о девушках, и конкретно о его девушке, которая, как я оценил её со стороны, любит гульнуть. Несмотря на сопливую лирику, назвать его самого слабым ни на что не годным романтиком язык не поворачивался, но брутальности ему явно не хватало.
Хан — полная противоположность. Второй человек в группе, бывший одноклассник Карена, с которым они вместе группу и основали. Гитарист, как здесь сказали, от бога, хотя последнее проверить я не смог по техническим причинам. Полное его имя то ли Алимхан, то ли Амирхан, но иначе, как просто Ханом его никто не называл. Человек эмоциональный, деятельный, легковозбудимый, но легко же и отходчивый. Шума от него было едва ли не столько же, сколько от всех остальных представителей этой тусовки, с поправкой, что все они музыканты, люди от природы активные.
Судя по тому, что половину вечера Хан обнимался с одной девочкой, половину — с другой, на женском фронте у него проблем нет, в отличие от друга, но и творческой жилки нет тоже, ибо какое творчество может быть без высоких чувств и переживаний? Я бы сказал, группа держится на нём, а не на Карене: Карен занимается творческой составляющей, Хан — организационной, и попробуй пойми, что важнее.
Третий, барабанщик, оказался японцем. Не угадал я с национальностью, хотя был близок. Причём из тех коренных японцев, кто прилетел на Венеру в качестве колонистов почти сто лет назад и кого не репатриировали венерианские власти после оккупации Восточного сектора. Я говорил уже, таких на Венере осталось много, моя Маркиза, например, одна из них, все они по сей день стараются жить общинами, соблюдая чистоту крови, не смешиваясь с латинос. Но русские — не латинос, и к ним он отчего-то прибился.
Зовут его то ли Наоки, то ли Наоми — врать не буду, забыл, но называли его все либо Фудзиямой, либо кратко — Фудзи. Кто когда дал ему это прозвище он не помнит, слишком давно было, а что такое прозвища и как прилипают, надеюсь, объяснять не нужно — достаточно посмотреть на наши оперативные позывные.
Как он сказал в душевной беседе, обидно было только поначалу, и то только потому, что 'Фудзияма' — 'она моя', в русском языке имеет женский род; в остальном его всё устраивало. Да и к этому нюансу он привык — мало ли в русском слов с двойным, тройным или вообще непонятным значением, и тем более написанием? Одно 'да нет наверное' чего стоит!
Фудзи постоянно улыбался, это был его товарный знак, его 'фишка'. При поразительной внутренней невозмутимости, идущей, видимо, корнями в национальность, эта улыбка временами просто бесила, являясь главным оружием его самого в борьбе со всеми, кто пытался задирать его национальность. Как спорить о чём-то с человеком, который улыбается в ответ на любую колкость?
В общем, Фудзи мне понравился.
— Значит, говоришь, раньше нигде не играл? — Феечка, подсевшая минут сорок назад, выиграв состязание за это право у двух других делавших мне красноречивые намёки, переходила к завершающей фазе атаки, сократив дистанцию до почти неприличного минимума. Её горячее дыхание обдавало мне ухо, вводя в состояние эйфории предвкушения, грудь же, прижимавшаяся к моему локтю и плечу, довершала разгром, подавляя все мысли о сопротивлении. И несмотря на то, что все её невербальные сигналы просто кричали о желании спариться, отталкивать эту девочку я не хотел — потому, что была искренняя. Да-да, в отличие от корпуса, где я был всего лишь трофеем, она хотела меня потому, что я — это я, такой, какой есть, а не из-за статусных или политических заморочек. И рука не поднималась отпихнуть её, как я обычно поступаю со шлюхами.
— Значит, ты в поисках? — продолжала мурлыкать она, кладя подбородок мне на плечо, доводя прикосновениями груди до неистовства. И это меня, спящего в одной каюте с пятью голыми представительницами теоретически слабого пола, не говоря об общем со всеми остальными дУше и иных прелестях жизни в корпусе! — А что, иди к ребятам, у них хорошая команда!.. И песни ничего. Душе-евные!..
Её губы прошли в миллиметрах от моих. Пришлось приложить усилие, чтобы дать им разминуться, но и я, и она понимали, что это временно.
— Н-не спеши, — всё-таки оттолкнул я её, беря паузу. — Куда спешишь? А то вдруг успеем! — Она расплылась в улыбке — действительно, вдруг успеем? — Может, ещё выпьем?
— На брудершафт! — поддержала она, лукаво сверкнув глазами.
Пел я долго, больше часа. Спел все запланированные вещи, после чего сошёл со сцены и сделал паузу, побродив по окрестностям. Но затем снова вернулся, и ребята опять отправили меня отдуваться — сказали, им 'нужно отлить'.
Так я кривлялся ещё час. Выдохся совершенно! После чего закономерно уснул прямо на лавочке, невдалеке от сцены, под завывания Карена.
После выступления парни меня растолкали и почти насильно повели с собой. Сопротивляться не видел смысла — уже настал вечер, я прохмелел и чувствовал, что готов к новым подвигам, а идти было особо некуда. Домой не хотелось, а возвращаться на базу — тем более. Затем мы дружно, вчетвером, грузили оборудование в подошедший прямо к сцене фургон. Тогда и познакомились поближе: как сказал полосатый кот из одной ещё бабушкиной старинной детской книжки, совместная работа — она сближает.
Ребята были довольны итогами выступления, словоохотливы, и информация об их коллективе обрушилась огромным потоком — кто, где, почём, когда, как давно и так далее, только успевай запоминать. Тогда они и заговорили в первый раз об участии в их группе на правах вокалиста.
— Ты не понимаешь, Ванёк, — распинался Хан, — голос мы тебе подтянем. Не мы, у нас есть очень хороший знакомый, который всё организует. Специалист высшего профиля! И будет ништяк!
— И будет то, что я запорю вам первое же более-менее серьёзное выступление, — усмехнулся я. — Ладно, голос. У меня ещё и со слухом проблемы!
— Ты себя недооцениваешь, — покачал головой Карен. — Да нам и не нужно петь, как эти, которые стотысячные залы собирают. У нас маленькая тусовка, свои фаны, сойдёт и так. Зачем выше головы прыгать? А ещё мы в 'Меридиане' играем по пятницам. Слышал про такой ресторан?
Я неопределённо пожал плечами.
— Там тоже свои, диаспора, и тоже всем пофигу, — расплылся в улыбке Хан. — Зато когда хороший вечер, знаешь, сколько на брата выходит?
Мне было не интересно, сколько — я не собирался подрабатывать лабухом в ресторане. Ребята поняли и отстали, правда, на время — пока трезвые.
После же отъезда фургона в неизвестном для меня направлении, мы дружно отправились праздновать. На вопрос, 'что именно', я получил ответ: 'Удачный день' — и сотрясание терминала, через который им зачисляют деньги зрители. Но когда пришли на место, оказалось, что там уже собралось много народу, и мы последние — то есть празднование планировалось независимо от того, насколько день будет удачный.
Это была небольшая трёхкомнатная квартирка в одном из близлежащих районов. Район не бедный, почти Центр, потому 'небольшая' не по моим меркам, а по местным. Кто её хозяин я так и не выяснил, вероятно, в этот день таковой отсутствовал, потому отрывались ребята на полную катушку.
Собралось здесь человек десять пацанов, не считая меня, поголовно имеющих отношение к музыке, и восемь или девять девиц, не обременённых нормами морали. Нет не проститутки, и не шлюхи, которых таскают на подобные мероприятия, не подумайте. Они были частью тусовки, друзья, просто сами нравы здесь царили весьма и весьма раскованные. Были здесь и парочки, включая явно тяготящегося этим Карена, но большинство феечек всё-таки находились в 'свободном плавании', что подогревало градус вечеринки.
Это была именно тусовка, группа по интересам, обособленная от 'массы' — остальной части общества. Но определяющий фактор обособленности был даже не мир музыки, а язык, принадлежность к национальному меньшинству. Общались все исключительно на русском, пели русские песни и говорили на острые политические темы русского сектора. Эдакий культурный локомотив молодежи диаспоры.
Первоначально все обсуждали выступление, их 'открытие' меня, что сделало вашего покорного слугу безумно популярным у слабой половины собравшегося человечества. Но после темы размылись. Сидели, выпивали, разговаривали 'о погоде', курили. Народ начинал пристреливаться, кто будет вечером с кем. Смотрелось забавно, ибо за меня схватилось аж три феечки. Затем, когда все вошли в 'нужную' кондицию, пьянка переместилась на кухню, где парни, вооружившись гитарами, начали играть и петь песни тональностью, плавно смещающейся от лирической романтической к политической. Тональность смещалась, смещалась, и под конец всё это больше напоминало сборище националистов, чем творческую тусовку.
Разговоры в паузах между песнями так же набирали градус. Доставалось правительству, сенату, премьер-министру, 'проклятым олигархам' их родины, 'продавшим латиносам всё на свете', само собой, 'шлюхе-королеве', и, конечно, латинос в целом. Даже тосты звучали достаточно остро, вроде: 'За наших братьев и сестер, что страдают за дело освобождения!', или 'За скорый конец оккупации!'. А песни... Я никогда не слышал такой поток острой политической желчи.
Впрочем, по мере дальнейшего возлияния, градус естественным образом начал спадать. Особо рьяные (и одновременно особо пьяные) националисты разбрелись по комнатам, некоторые с представительницами слабой половины человечества, и разговоры потекли ровнее, переливаясь из одного жизненно-философского русла в другое. О чём мы тогда разговаривали — не знаю, не помню, помню, что мне было хорошо. Бок грела феечка, чуть не выдравшая за меня глаза товаркам, напротив и вокруг, прямо на полу, как и мы, сидели ребята, с которыми было легко и просто, с которыми не нужно кого-то строить, постоянно держать себя в узде, следя за каждым словом и жестом. И всё, что осталось за пределами квартиры, не имело значения.
Я отдыхал. Впервые незнамо за сколько времени просто отдыхал душой, общаясь и тиская девочку, имя которой наутро и не вспомню.
...Но вдруг идиллия была разрушена — в квартиру вломилась она. Вихрем промчалась по всем комнатам, сцепилась с кем-то в дальней и заявилась сюда. Бросила долгий оценивающий взгляд на меня, на девочку, на Хана, держащего на коленях гитару, смотрящего с видом хозяина помещения, на остальных, после чего бегло бросила мне:
— Вставай, пойдём.
Что ж, коротко, лаконично. Но очень грубо — что-то злая она сегодня. Я ответил взглядом, полным равнодушия.
— Тебе надо — ты и иди.
— Ваня, я не шучу! — взвилась она. Резко, с места в карьер, а так нельзя. Даже я, пьяный, владею собой лучше.
— Это кто такая? — зашипела феечка. Глаза её грозно сверкнули огнём самки, готовой удавить соперницу голыми руками. И главное, она была настолько безбашенная, что запросто попытается реализовать своё стремление. Чего бы не хотелось — не дело это, портить отношение с ребятами, которые, пусть и совершенно случайно, но приняли меня, посчитав своим. — Твоя девушка?
— Нет, не девушка, — потянул я её, уже привставшую было, назад, на пол. Её это не успокоило.
— Бывшая?
— Да нет, не бывшая. — Перевел взгляд на принцессу нашей внутрикорпусной диаспоры, которую назначили козлом отпущения, отправив выполнять бессмысленное неблагодарное дело. — Жан, ну чего ты припёрлась? Ты-то чего? — сделал я ударение на 'ты'. Конечно, она человек подневольный, но мне так же был нужен козёл отпущения.
— Ваня, пошли домой, — снизила она интонацию, чувствуя, что напор ей не поможет.
— Домой? Это куда? — Меня захлестнуло иронией. — В район космонавтов? Или к Восточным воротам? Ты это, уточни!
Её глаза сверкнули.
— Ты прекрасно всё понимаешь! Не задавай глупых вопросов! Вставай и пошли!
— А зачем?
— Потому что! Не прикидывайся идиотом, тебе не идёт! — Она упёрла руки в бока.
— Жанка, уходи, а? Ну, не прёт меня возвращаться, — попробовал я решить дело миром. Вряд ли получится — не тот у неё настрой, но всё-таки. — Не хочу домой, понимаешь? Да и нет у меня дома, я — вольная птица, сам себе хозяин.
— Хуан, я не уйду без тебя, и ты это знаешь. Пойдём сейчас и добровольно, этим ты избежишь многих проблем.
— Вот, уже Хуан! — многозначительно поднял я палец к небу, обращаясь к ней, но выглядело, будто ища поддержки у окружающих. Которая незамедлительно последовала.
— Слышь, подруга, ты это, — встал на ноги один из музыкантов, но зашатался и чуть не упал. — Ты чего это?
Жанка одарила его презрительным взглядом, не удостоив ответом.
— Да что эта сучка себе позволяет?! — всё-таки вскочила моя феечка и ринулась в атаку. Я не успел её перехватить. Но по счастью, успел Хан, схватив и отбросив назад, в мой угол. Поднялся сам.
— Слушай, девочка, ты вроде на чужую не похожа, — обратился он к ней. — Откуда будешь?
Несмотря на хмель, выглядел он собранным, взгляд осмысленный, ехидный. Жанка почувствовала в нём угрозу своему доминирующему над кухней положению и соизволила вступить в дискуссию:
— Астрахань.
Хан расплылся в улыбке.
— Ну, тогда посиди с нами? Выпей? Чего заскочила, как гарпия? Парни, налейте девочке! Она своя!
Кто-то кинулся исполнять требуемое, но Жанка отрицательно покачала головой.
— Извини, не могу. В другой раз. Мне нужен вон тот нехороший человек, — кивок в мою сторону. — Я заберу его и уйду. Вы не возражаете?
— А чего это он тебе нужен? — оскалился Хан.
— Денег должен, — вернула Жанка ухмылку. — А ещё я от него беременна.
Хан демонстративно осмотрел всех присутствующих, собирая поддержку. Поддержка — это такая штука, которую не видно, но которую чувствуешь, которая придает тебе уверенности.
