История С Продолжением

— Ну Лукич, ну пойми, дорогой, не могу. Три банки всего осталось, для начальства...

— Имей совесть, у внука день рождения, не жмись, дай баночку... — Лукич нагнулся к кладовщику, что-то горячо зашептал ему в ухо и через пару минут вожделенная банка перекочевала в его сумку. — Другой вопрос, Серёжа. За мной не заржавеет... Валя, ты овощи брать будешь? — поинтересовался он. — Рынки-то, поди, в это время все позакрывались.

— А что, ещё и...

— Пошли, чего стоять.

Это превосходило все ожидания. Уже позже, загружая в багажник машины сетки с отборным картофелем, ядрёной, крепкой морковью, свёклой, луком (даже лучше рыночного), Валентина чувствовала, как трясутся от счастья руки. Это было невероятно, но факт. Все эти фантастические блага теперь принадлежали и её тоже.

— Всё — моё, — прошептала Валентина. — Я — счастливая.

* * *

Год прошёл незаметно, как хороший сон. За этот год в жизни Валентины появилось множество нового — отличная трёхкомнатная квартира, мебель, дача, видеомагнитофон... Валентина была на седьмом небе от счастья. Со своими обязанностями на новой работе она справлялась превосходно — они оказались не столь уж сложными. Единственное, что смущало её — так это отношение мужа к её занятиям.— Знаешь, Валюш, — сказал он ей как-то, когда они обсуждали очередное освидетельствование, которые Валентина производила каждую пятницу, — я от этого не в восторге. Тебе не кажется, что от этого всего немного отдаёт... садизмом?.. Ты так не считаешь?

— Олежка, это же не люди, — в который уже раз принялась объяснять Валентина, немного уставшая уже от мужниной тупости, — они же всё равно ничего не понимают.

— Валя, но ты же сама говорила, что они кричат, когда их бьют. Значит, боль они ощущают? И тебе их совсем не жалко?

— Ну жалко, конечно, — замялась Валентина, — но я-то что тут могу поделать? От меня там ничего не зависит.

— Я почему-то думаю, что человек, если ему что-то не нравится, обычно не остаётся в том месте, где происходит...

— Достаточно, — прервала его жена. — ты ничего не понимаешь. Ты помнишь, как я туда попала?

— Я помню. Ладно, чего уж там, — Олег махнул рукой. — Я и сам когда-то... Ты только будь поосторожней, ладно? Ты же знаешь...

Валентина знала. Они с мужем являлись полными противоположностями друг другу — бесшабашная, смелая до одури и немного грубоватая Валентина и робкий, скромный и застенчивый Олег Петрович. Тем не менее их брак был на редкость удачным. Они органично дополняли друг друга. К тому же Валентина превосходно понимала, что муж гораздо умнее, чем она сама, и поэтому в сложных ситуациях уповала только на него. Олег, в свою очередь, предоставлял жене решать все житейские дела, с которыми она справлялась превосходно. Они фактически не ссорились, никогда не ругались и во всём безгранично доверяли друг другу. Познакомились и поженились они ещё на севере, Валентине тогда было двадцать семь, Олегу — почти сорок. Оба к тому времени порядочно поустали от жизни. Большой любви ни Валентина, ни Олег, не искали, просто хотелось спокойствия и надёжности. Только позже, уже после женитьбы, Олег признался Вале в том, что и вправду её любит. Не преминув добавить, что это произошло далеко не сразу, но теперь... Он и на самом деле любил жену — до самозабвения. Нельзя сказать, что Валентина любила своего мужа столь же сильно, как он её, но что-то, похожее на любовь, она к нему чувствовала. Может, и не любовь. Привязанность. Привычка. Валентина и сама не решилась бы ответить на этот вопрос, она могла лишь сказать, что без Олега ей становилось как-то не по себе...

Год прошёл, наступил следующий, похожий на предыдущий. Валентина постепенно привыкала к "роскошной жизни", как их новое существование окрестил Олег, правда не до такой степени, как тот же Лукич — просить заменить красную икру на чёрную, получая заказ, ей и в голову не приходило. Лукич, к слову сказать, появлялся на Предприятие номер один не чаще раза в неделю, взвалив на Валентинины плечи весь груз работы. Та не жаловалась. К тому времени она получила уже шестой уровень допуска, имела право свободно заходить в любой "тим" и любой зал, освоилась и была этим вполне довольна. Спокойное, размеренное течение её жизни ничем не нарушалось и она была этому рада. Время шло, Валентина отметила свой тридцать пятый День рождения. Постепенно она стала ощущать, что скучает — непоседливый нрав не давал покоя. Хотелось чего-нибудь новенького. И это новенькое не замедлило случится.

* * *

Приехав на работу и запарковав машину на стоянке, Валентина вошла внутрь здания предприятия, по ходу здороваясь со знакомыми надсмотрщиками. На пороге кабинета её ждал какой-то незнакомый человек в штатском и это Валентину удивило — здесь даже она носила форму.

— Валентина Николаевна? — осведомился он. Валентина утвердительно кивнула. — Вас переводят в срочном порядке на третье. Соберите медикаменты, инструмент, и езжайте. Там какое-то важное дело, откладывать нельзя.

— Вы со мной поедете? — спросила Валентина.

— Нет, что вы. Вот ваши бумаги, пропуск и адрес... найдёте?

— Так это же тут, рядом, — сказала Валентина, заглянув в листочек, — просто подальше... а что там такое?

— Мне не объяснили, сказали, что вы сами разберётесь, на месте. Оттуда пришёл вчера срочный запрос на фельдшера, пришёл ночью, никто, по-моему, не в курсе, что там такое случилось.

— Переводят временно или на постоянную? — Валентина споро укладывала в свой саквояж то, что сочла необходимым.

— Я не в курсе. Я просто курьер.

— Вот всегда так, — Валентина досадливо тряхнула своими роскошными кудрями, совсем недавно покрашенными в модный рыжий цвет, — одни командиры кругом, а чтобы что-то толком объяснить — никого нет.

— Вам просили передать, чтобы вы сегодня вечером позвонили Павлу Васильевичу или Эдуарду Григорьевичу.

— Хорошо, — Валентина уже закончила сборы и стояла в дверях. — Я тогда поеду.

— Да, если вам не сложно... там просили поторопиться.

* * *

Пропускной пункт на этом предприятие почти что не отличался от того, что был на прежнем. Валентину пропустили на редкость быстро, её видимо, ждали. Внизу, на четвёртом подземном, она нашла тех двух надсмотрщиков, которые прислали вызов. Увидев их, Валентина поморщилась — от них пахло водочным перегаром и дешёвым табаком, да и рожи их особого доверия не внушали.

— Чего у вас тут? — спросила она с порога. — Лукич заболел? Освидетельствовать сложного некому?

— Да нет, — замялся один из надсмотрщиков, — тут такое дело... посмотреть бы надо. Только он живой пока что. То есть вчера был живой... В общем, помочь ему надо.

— Веди, чего время терять. Заладил...

Непонятно почему, но Валентина испытывала сильнейшее раздражение — то ли от тупости надсмотрщиков, то ли ещё от чего-то, не ясного ей самой. Она пошла следом за надсмотрщиками вниз, на четвёртый подземный этаж, мысленно ругаясь про себя — и угораздило же её ввязаться в такое.

На пороге камеры Валентина остановилась, как вкопанная. То, что она увидела, не поддавалось описанию. То есть, конечно, поддавалось... тело в средней степени разложения, к примеру. А запах... хуже, чем в морге.

— Мама родная, — проговорила она медленно, — Боженьки...

— Как вас по имени-отчеству? — спросил надсмотрщик.

— Валентина Николаевна, — не оборачиваясь, ответила она, — да вы свихнулись тут все. Какой — помочь... Это ж труп!

— Да нет, дышит он. Мы проверяли.

— Не может этого быть, — убежденно сказала Валентина, но, тем не менее, вытащила из саквояжа перчатки и стетоскоп. Она присела на колени рядом с телом, просунула руку со стетоскопом под изорванный балахон и стала слушать. Неожиданно на её лице проступило выражение полного замешательства.

— Ну, ни фига себе! — сказала она. — Работает сердце-то! Слабо, но работает. Мальчики, поищите там у меня кордиамин и шприц. Ага, спасибо. Две ампулы достань... чего суешь, не видишь, у меня руки в перчатках, не могу сама.

— Он жить будет? — один из надсмотрщиков подошёл поближе и наклонился, присматриваясь.

— Нет, — уверенно сказала Валентина, — он при смерти. Агония. Я, конечно, могу попробовать что-то сделать, но это будет, как воду в решете таскать. Это рабочий?

— Ну, не совсем... — замялся более молодой надсмотрщик, — а вообще-то... да, рабочий.

— Так, я сейчас укол этот сделаю и надо его тогда перенести в медпункт, если он у вас есть. Начальству доложили?

— Что?

— Что умер.

— Нет пока.

— Иди, докладывай. Мы его живым не донесём.

— Может, тогда его пока не трогать? — спросил старший надсмотрщик. — Пусть здесь и лежит.

— И чтобы я в этой вони сидела?! — возмутились Валентина. — Иди-ка ты знаешь куда...

Не смотря на прогноз, неожиданного Валентининого пациента удалось перенести в медпункт в живом виде. Его положили на пол и старший спросил:

— Вам чего-нибудь нужно?

— Горячую воду, мыло, полотенце, ножницы... чего ещё? А, вот! Клеёнку. Мне его помыть надо, а то тут под гноем и сукровицей ничего не видно. Я потом список напишу, какие лекарства нужны. А ещё мне надо домой позвонить. Телефон у вас тут где?

— В каптёрке, — старший вознамерился было пошевелить тело носком ботинка, но, заметив укоризненный Валентинин взгляд, передумал. — Когда за списком зайти?

— Через часок, а то и позже. И не шатайтесь тут, не мешайте работать.

Надсмотрщики ушли. Валентина присела на корточки рядом с телом и, брезгливо морщась от запаха разлагающейся плоти, перевернула его на спину. Зрелище было пренеприятное, что говорить. Самым удивительным было то, что человек, лежащий на полу перед Валентиной, всё ещё жил. Он находился в крайней степени истощения и был жестоко изуродован. Худое, тщедушное тело его прикрывали остатки зеленого балахона из бракованной ткани, предназначенной для армейской формы, одежду из этой ткани носили все рабочие. Левая половина лица представляла собой одну огромную гематому, но, судя по отсутствию отёка, лицо ему разбили довольно давно. Спутанные, свалявшиеся волосы пропитались кровью и слиплись, непонятно было даже, какого они цвета. Правая рука судорожно прижата к груди, похоже сломана. Тело сплошняком покрывали ссадины, следы от плетки, ожоги, порезы, нарывы, их было так много, что они, казалось, сливались в одну сплошную рану. Валентина споро принялась за дело. Прежде всего, необходимо было как-то снять с этого странного рабочего одежду (Валентина решила пока считать, что это всё же рабочий, хотя глаза говорили ей совсем другое), но присохшая ткань отрывалась только вместе с кусками кожи. Пришлось пожертвовать несколькими пузырьками перекиси водорода. Через некоторое время пришел молодой надсмотрщик, принес электрический чайник с кипятком, поставил его на стол и дисциплинированно удалился. Валентина промыла раны (на это ушло не меньше получаса), немного вымыла пациенту волосы, которые оказались черными с сильной сединой, и только после этого смогла, наконец, приступить к осмотру. Результаты были неутешительными. У человека, лежащего на полу, кроме сломанной руки, оказалось ещё несколько переломов — левая нога в двух местах, четыре ребра справа, два слева... Реакции нулевые, даже зрачки почти не реагировали на свет — настолько он был слаб. От того, как эти зрачки выглядели, Валентине стало немного не по себе — она никогда в своей жизни не видела ни людей, ни "рабочих" с вертикальными кошачьими зрачками. Пациент был совсем плох и Валентине оставалось лишь сокрушенно качать головой и надеяться на чудо — она не могла себе представить, что после такого можно выжить. Тем не менее, она позвала надсмотрщиков, с их помощью устроила человека на кушетке и, немного подумав, укрыла его своей курткой. Ей не нравилось, что больной находится в холодном помещение в чём мать родила. Она отдала старшему список лекарств и села ждать. Ей всё равно пока было нечего делать.

Через два часа привезли заказанные лекарства и работа закипела с новой силой. Валентина провозилась в общей сложности четыре часа и результаты не заставили себя ждать. После трёх капельниц, кислорода, нескольких доз сердечного и антибиотиков человеку стало легче — поднялось давление, он стал лучше дышать. Валентина приободрилась. Вместе с лекарствами привезли ещё много всего — обогреватель, бельё на койку, подушки, одеяла, посуду, продукты. Валентина не удивилась — надо, значит надо. Она с удобствами устроила пациента, сначала проветрила, а затем хорошенько прогрела комнату, тщательно вымыла ему голову, снова поставила капельницу. Пора было идти звонить начальству, делать доклад, но Валентина не торопилась. Ей хотелось удостовериться, что всё идёт хорошо. Поэтому она просидела с больным лишний час, убедилась, что показатели стабильны и лишь после этого пошла звонить. Её непосредственный начальник подошел к телефону на удивление быстро, раньше Валентина томилась у аппарата не меньше десяти минут, ожидая, когда он освободится.

— Докладывайте, — в голосе Эдуарда Григорьевича звучало плохо скрываемое беспокойство. Валентина обстоятельно, по пунктам рассказала, что сделала и какие были результаты.

— Валентина Николаевна, если без бюрократии, просто, по человечески, скажите, есть шанс, что выживет? — спросил он, когда Валентина закончила говорить.

— Не знаю, — честно сказала Валентина, — время покажет. Я хотела попросить у вас позволения вызвать Алексея Лукича, он, насколько я знаю, в своё время был травматологом. Боюсь, что я сама не справлюсь, а тут два серьёзных перелома. Разрешите?

— Вызывайте. Я сегодня подъеду, примерно к семи вечера, посмотрю сам, как у вас дела. Постарайтесь привести его в себя, если это возможно. И ещё. Он может начать говорить, бредить... ну, не важно. Так вот. Всё, что он скажет, вы запишите. Слово в слово. Ясно?

— Так точно, — задание удивило Валентину, но вида не подала, ей не впервой было изображать покорного служащего, — всё запишу. Что ещё?

— Остальное — при встрече. До свидания.

— Всего хорошего, — Валентина нажала на рычажок, секунду подумала и быстренько набрала телефон предприятия номер один.

— Алексея Лукича позовите, — сказала она, — алё, Лукич? Это Валя. Вы на третье можете через пару часов подъехать?.. шеф дал добро, ага... да тут вообще всё очень странно, сама не пойму... раньше? Ой, это было бы чудесно... через час? Хорошо, жду... Нет, тут переломы у человека... два... да, со смещением... как он? А вы что — его знаете?.. Да ладно, шуток я не понимаю, видите ли... поняла, всё поняла — натрий не ставить, только глюкозу, никаких препаратов на спиртовых растворах не давать... Счастливо, Лукич, жду — не дождусь.

Приехавший Лукич прошел в медпункт, поздоровался с Валентиной, скинул с плеч видавшую виды куртку, и подсел к больному. Валентина с удивлением заметила на его лице огорчение. Огорчение и боль.

— Я им объяснял, а они, как любая молодежь, конечно, не послушали старика. Я говорил — этот парень — чистый кремень, вы об него сломаете зубы, но ничего не добьётесь. — Лукич тяжело вздохнул. — И вот, пожалуйста. Результат — на лицо. Подонки... бедный мальчик...