Ленинград-43 (Мв-7)

Не знаю, кто там плывет в Мурманск — не сам же Черчилль, или Рузвельт, а может быть оба? Но вот Бриллианты, а главное, дальнейшую спокойную жизнь, они мне обеспечат!

Если вернемся живыми.

Лазарев Михаил Петрович. Подводная лодка "Воронеж". К востоку от острова Медвежий.

И что это было?!

Идем, тихо-мирно, никого не трогаем, глубина сто пятьдесят, ход четырнадцать. И вдруг за кормой, на правой раковине (по-сухопутному, сзади-справа), грохот, да такой, словно целый дивизион эсминцев кого-то бомбит! Мы, естественно, действуем по тактике, курс изменить, увеличить глубину до трехсот, ход полный — свою задачу имеем, и непонятки нам не нужны. Затем стали разбираться, а что собственно, случилось? Акустики клянутся, что наверху не было никого. Без хода стояли, в засаде? А как тогда нас вычислить сумели, и отчего не преследуют? Не нас бомбили, а кого-то другого — так нет тут никого, уж подлодку бы точно не прозевали! Глубины тут уже под километр, так что в самоподрыв (или управляемый подрыв) минного поля верится с трудом, не изобрели еще ни "кэпторов", ни даже наших реактивно-всплывающих.

Ну и ладно. Корабль никаких повреждений не получил, непосредственной опасности не наблюдается. А в то что у немцев вдруг появились средства, способные поймать атомарину на такой глубине и скорости.. ну если только те же "зеленые человечки", что нас сюда перебросили, теперь и фрицам что-то одолжили? А хрен его разберет, с них станется! Так что бдить, и докладывать немедленно, если что-то необычное засечем! Хотя если у этих, из будущего, такая техника, что ж они так плохо стреляют — хотели бы "восстановить равновесие", так не промазали бы настолько?

В общем, обошлось нам это еще в столько-то сожженных нервов. И лишь когда всплыли под перископную в точке рандеву и связались с "Куйбышевым", то узнали, что сами того не желая, устроили переполох на весь Северный флот — ну, включая штаб, командование ВВС, и Нарвикскую базу, точно!

Ведь знали же что у фрицев есть летающие магнитометры! И даже сбивали этих уродцев — летающая лодка "Блом и Фосс" с огромным кольцом антенны под фюзеляжем. Появились они в прошлую зиму, и именно после наших дел — но уже с лета их было незаметно, и пользы мало, уж очень мал радиус обнаружения, надо совсем над лодкой проскочить, какова вероятность? — и слишком уязвимы, и ценны — а наши дальние истребители над морем уже летают, скольких фрицев отправили рыбу кормить!

Но вот сейчас немцы снова взялись за свое. И совсем по "еврейскому счастью", один такой проскочил прямо над нами. И дал засечку. А вот дальше все пошло не так, как фрицы думали. Прибор срабатывает, когда дистанция до лодки минимальна. А вот курс ее — не определить! И скорость самолета даже в поисковом режиме, под триста камэ в час, и такая же инерция у бомбы, или буя-маркера, даже если бросать немедленно по сработке аппаратуры. А еще добавьте время, необходимое следующей позади эскадрилье "юнкерсов" отработать глубинными бомбами по площади вокруг маркера, который еще и ветром и волнами сносит. В общем, промахнулись почти на километр, а второй раз засечь нас, уже не повезло. И не одно везение — на ста метрах глубины нас еще могли как-то заметить, но на трехстах под водой аппаратуры этого времени точно, не хватит!

Тут спохватился штаб Северного флота, перехватив немецкий радиообмен. И представив, что будет, если "моржиху" не дай бог, потопят, поднял в воздух не только истребителей, но и торпедоносцы, "Бостоны-Ж", скорость как у "пешки" и батарея крупнокалиберных в носу. И именно "бостоны" перехватили возвращающихся немцев, а истребители уже к самому концу подошли — короче, из девятки бомберов ушли лишь трое, и магнитометр тоже свалили. Но вот живы мы или нет, не имели понятия, пока мы не вышли на связь. И теперь, как заверил Кириллов, обязательно последуют "оргвыводы" — ведь могли же по тому же радиообмену и раньше понять, кто над морем шастает? И без всякого милосердия к виновным — а вдруг завтра так кого-то из наших потопят? Вы же, товарищ Лазарев, сами рассказывали, что у вас так в сорок четвертом свои же по халатности штаба авиаполка Щ-402 утопили со всем экипажем, Гвардейскую и Краснознаменную? Мы про ту историю тоже помним — и подобную халатность каленым железом выжигаем, чтобы и думать никто про нее не смел!

Да, если так пойдет, то и меня по возвращении спросят, а отчего на недостаточной глубине и малой скорости шел? Так отвечу — чтобы металл не перегружать! Ресурс же наш не бесконечен, хочется подольше СССР послужить — и ясно, что а трехстах метрах и полном ходу нагрузка и на корпус, и на всю арматуру, и на механизмы, гораздо больше? А полноценно сделать ремонт, если всерьез что поломается, вот очень сомневаюсь, что сумеют, на здешней технологии и материалах. Хотя и говорил мне Сирый, что в металлургии и сварке тут здорово продвинулись вперед, уже марки стали есть, которые в нашей истории лишь в пятидесятые пошли. Но надеюсь, примут такое объяснение за уважительную причину?

Ходим в точке встречи, уже с американцами. Вот-вот они уже должны быть, слышим их по акустике, до них миль пятьдесят. Наверху наши эсминцы, связь с ними уже установлена. И — "не поход боевой, а шикарный круиз", как в песне, которая в этом времени тоже успела стать известной, если бы еще солнышко, свежий воздух, и тепло, а не сто метров арктической воды над головой. Условия наверху, как нам передали, волна балла в четыре, и видимость плохая, скоро сумерки — эта информация для нас не роскошь, а необходимость, насколько перископ и выдвижные устройства будут заметны. Противника не наблюдается — немецкой авиации наши хорошо дали прикурить, корабли их ждем с нетерпением, и лодку тоже издали услышим. Сколько у нас боевой счет — уже шестьдесят с чем-то? Может все же успеем до конца войны и трехзначную цифру набрать.

Ну, накаркал! Акустик докладывает — поймал контакт! Не захватил уверенно, а удалось ухватить на какую-то секунду, и пропал. Компьютер идентифицирует по сигнатуре — с шестидесятипроцентной вероятностью, "двадцать первая", пеленг 260, вероятная дистанция свыше десяти миль. Гидроакустика, это наука не точная — тут очень много факторов влияют, как гидрологических, так и курсовой угол относительно наших антенн, отчего помимо уверенного радиуса обнаружения возможны единичные случай таких вот "проблесков" на дистанции, большей в разы. Но ситуацию понять легко: немец, держась от нас в чужой зоне, подкрадывается к союзникам. И очень может быть, атакует удачно. Слышали мы уже "двадцать первую" у Нарвика в бою против эскадры янки — и асдики ее не брали.

Так ведь линия разделения зон ответственности — это не госграница? И никто нас за ее пересечение не покарает. Хотя формально пока еще мы ни за что не отвечаем, и американский президент с британским премьером, это мерзавцы еще те — но вот гибель кого-то из них в настоящий момент СССР категорически не выгодна! И что нам стоит быстро пробежаться на ту сторону, найти фрицев и потопить — тут главное, под американские бомбы не попасть, ну так не надо к эсминцам вплотную подходить, противолодочное оружие у них очень недальнобойное, слава богу, ракето-торпеды "Саброк" (примерный аналог, наша "Метель") изобретут лет через двадцать — да и мы постараемся, чтобы нас не заметили! Излагаю это Кириллову, тот кивает, соглашаясь — под вашу ответственность, товарищ Лазарев!

Боевая тревога. Реактор на полную, курс 265, погрузиться на триста — чтоб меньше шуметь. Мы не надводники, снизу хорошо слышим, даже на таком ходу. Идем почти в лоб союзной эскадре, дистанция очень быстро сокращается. Саныч отмечает обстановку на планшете.

Есть контакт, устойчивый! Пеленг 243, "двадцать первая", уточнить дистанцию — короткий "пинг" в активном режиме. Куда ты сейчас денешься, попалась — и на глубину не уйдешь, как тогда у Нарвика, после того боя наши ЭТ-80СН доработали, теперь они и погружение на триста терпят. Три мили всего, вот чудесно, и некогда мне с тобой возиться, ход сбавить и аппараты товсь — это лишь в Голливуде лодки торпедами с полного хода стреляют, можно конечно и с двадцати узлов, если подопрет, но лучше все-таки с меньшего хода, чтобы торпеды вышли нормально. Кажется, заметил, судя по изменению пеленга, резко увеличил скорость и пошел на глубину, снова подсветить его ГАС активным — не стоит, до американцев меньше десяти миль, работу локатора услышат. Так тоже услышат, когда мы на последнем участке будем ход торпед корректировать — но гораздо меньше. Нет еще у нас гидролокаторов на торпедах, и чтобы по проводу на лодку картину передавала, и по тому же проводу шли корректирующие команды — приходится лодочной ГАС светить, определяя координаты цели и торпед, и выдавать команды, у нас они автоматически идут, рассчитанные компом, а на "катюшах" вручную, особому номеру торпедного расчета приходится ручки крутить, отметки совмещая — и то, для сороковых годов двадцатого века, хайтек невероятный, в иной истории что-то похожее в начале шестидесятых появилось, а тут предки сумели нашу информацию использовать. Интересно, как там наши молодые гении из "Региона", фирмы-разработчика торпедного оружия в 2012 году, Гоша и Родик, приписаные к экипажу и провалившиеся в это время вместе с нами, их после первого же похода с корабля сняли и больше мы их не видели — станут наверное здесь академиками и лауреатами, ну если Родик свои "демократические" заблуждения уже излечить успел.

Ну все, залп! Попадем или не попадем? Два взрыва — но доклада, "слышу звук разрушения корпуса" нет. Бурый однако сообщает, что точно, рвануло вблизи, так что достаться ему должно и неслабо. А немец всплывает, не понял, это ж выйдет прямо на виду у янки, даже если наверху уже стемнело, то радары его точно возьмут, на такой дистанции! Американцы, там, или англичане, уже засекли, такой шум под водой, теперь слышны винты эсминцев, идут прямо на нас! Но торпеды быстрее — получай, фашист проклятый, еще залп!

На этот раз мы его достали хорошо — у самой поверхности, или уже всплывшего, сказать уверенно нельзя. И поворот на контркурс, и ходу! Эсминцы от нас были в полутора милях — но мы уже легли на курс отхода, и разгонялись на глубине, и вряд ли нас слышали, шумим мы меньше, чем "двадцать первая", и их локаторы, благодаря нашему покрытию на корпусе, засекут нас совсем уж в упор. Мы уходили, а за кормой гремели взрывы глубинок, эсминцы старательно перепахивали море. Между прочим, судя по сигнатурам, британцы, а не янки. А позади них отчетливо различались шумы винтов больших кораблей.

Оторвались мы без происшествий. И через час уже нарезали глубину под нашей эскадрой — все, как и должно быть. А со стороны союзной эскадры акустики слышали взрывы — да с кем они там воюют, черт побери? Еще одна лодка — так медведи стаями не охотятся, так кого они там бомбят?

Из протокола допроса.

Я, корветтен-капитан Зигфрид Штрель, командир субмарины U-1507. Прошу об отношении к себе, согласно конвенции о военнопленных. Ваши матросы, едва выловив меня из воды, жестоко избили и угрожали при этом, что "будет хуже чем в гестапо". Но я все же офицер, и кавалер Рыцарского Креста. И, признавая свой статус пленного, готов дать показания без всяких пыток.

Да, я получил Дубовые Листья к своему Кресту за бой у Нарвика. Но я всего лишь исполнял свой долг, как солдат, как немец. После был арестован гестапо за потерю своего корабля. Тогда я командовал лодкой U-1506, захваченной русскими прямо на базе. Заявляю, что это были русские диверсанты — среди моего экипажа не было предателей. Хотя я сочувствовал идеям "свободной Германии", считая что фюрер ведет нас к пропасти. Но не считал возможным идти против воинской чести.

Да, "тысяча пятисотые", это лодки нового типа. Увеличена глубина погружения и подводная скорость, снижена шумность, могут гораздо дольше оставаться под водой. Насколько мне известно, разработка их была ускорена после появления у русских сверхсубмарины, намного превосходящей наши "семерки". И эти новые лодки, "тип XXI", первоначально были задуманы как ее противовес. Но русские и здесь оказались сильнее.

Да, я абсолютно убежден, что то, что у нас называют "Полярный Ужас", это всего лишь подлодка с невероятно высокими боевыми качествами, а не что-то сверхъестественное. Поскольку я, наверное единственный в кригсмарине, встречался с ней в море четырежды. И полагаю, что сверхъестественной сущности вовсе не было нужды стрелять в нас торпедами и привлекать в помощь другие русские корабли.

Первый раз это было в октябре прошлого года, я тогда командовал лодкой U-435. Это случилось у Киркенеса, нас атаковали русские эсминцы, они отлично видели цель. А когда меня с остатком экипажа подобрал гидроплан, что-то прошло прямо под нами на огромной скорости, подняв волну, и мы едва спаслись! А две другие лодки, бывшие в завесе рядом с нами, исчезли бесследно.

Второй раз это случилось три месяца назад. Я уже командовал U-1506, вместе с U-1503 мы были первыми лодками этого типа, перешедшими на север, в Нарвик. После к нам присоединилась U-1505, а U-1504 пришла уже в Тронхейм, когда в Нарвике все закончилось. Мы вели поиск в русской зоне, когда были внезапно атакованы, и спаслись лишь благодаря моему умению и опыту, погрузившись на трехсотметровую глубину — а вот русские так не смогли.

Да, я считаю, что двести, это максимальная глубина, на которую может идти русская сверхлодка. Зато она развивает под водой скорость свыше сорока узлов, насколько мы могли судить по изменению пеленга и дистанции. Нет, мы не включали локатор в активном, мы не самоубийцы — но поверьте, что такой опытный подводник как я, вполне способен приблизительно оценить расстояние по уровню шума. И замечу, что русская лодка очень тихая, услышать ее можно лишь на короткое время, когда она идет максимальным ходом, и еще не вышла за радиус слышимости. И когда мы лежали на грунте, а русские прошли почти над нами, мне показалось, что у них турбина, а не электромотор. Мы спаслись — а U-1503 не вернулась. Насколько мне известно, первые лодки этого проекта, с U-1501 по U-1504 имели конструктивный дефект, из-за которых глубина их погружения была ограничена ста двадцатью метрами, они не могли нырнуть так глубоко, как мы.

Третий раз это случилось, когда мне было приказано вместе с корветтен-капитаном Шнее выйти на U-1505 на перехват уводимой русскими из Нарвика "пятьсот шестой". И мы сумели занять позицию на пути русского конвоя, но когда уже готовились выйти в атаку, мой акустик, Петер Цише услышал и опознал шум сверхлодки. Он был очень хороший акустик, ну разве только у Маркса на U-376 был лучший, с прозвищем "Моцарт" — но и 376я тоже сгинула в русских морях, еще в прошлом году. И мы лежали на грунте и молились, заглушив все, что можно — зная, что выдать себя, это смерть. По утверждению акустика, сигнал был очень характерный — кроме шума винтов, можно было различить низкочастотный звук турбины, но это если очень хорошо слушать, с близкого расстояния, и когда русская лодка идет большим ходом, меняя свое положение в ордере — когда же она шла наравне с конвоем, четырнадцатиузловым ходом, мы не слышали ничего.