— Все всегда шутят над Кёко, — проворчала Кёко.
Юме потребовалось мгновение, чтобы с озадаченным видом оглядеть углы комнаты.
— Во всяком случае, это я тоже изучу, — сказала она. — Среди прочего, стоит спросить у них, что они думают. Ответ, полученный тобой от того, с которым ты говорила, не слишком удовлетворителен.
Во время своих слов, Юма подобрала со стола одного из плюшевых инкубаторов, указывая, о ком она говорит.
— Рада это слышать, — подняла глаза Кёко.
— Это все? — спросила Юма.
— Думаю, да. Э-э, можешь стереть записи о моем сюда прибытии?
— Конечно.
Юма кивнула, после чего начала игриво ходить игрушкой по столу, используя лишь задние лапы.
Кёко взглянула мимо нее, на потоки воды, наконец-то замедлившие свое нисхождение, и бесконечные человеческие небоскребы.
Юма, казалось, о чем-то думала.
— Во всяком случае… — начала она, остановившись, держа инкубатора обеими руками и глядя на Кёко.
— Юма, — начала Кёко.
— Что? — спросила девочка.
На лице Кёко проступило раздражение.
— Ну, теперь это неловко, — сказала она. — Но я подумала об этом по пути сюда. Кое-что, о чем я давно хотела тебя спросить.
— Ну, ладно, — сказала Юма, осев и положив подбородок на стол. Инкубатора она посадила себе на голову.
— Я слышала, как Хомура когда-то давно говорила с тобой о жизни после смерти, — осторожно сказала Кёко. — Мне всегда интересно было, что ты об этом думаешь. Ты в это веришь?
Юма наклонила голову на стол, из-за чего игрушка соскользнула на поверхность стола.
— Пытаешься меня обратить, нээ-тян? — спросила она, сумев показаться усталой. — Изрядно тебе понадобилось времени на попытку.
Кёко покачала головой.
— Я лишь хочу знать, — сказала она.
Юма села, оттолкнувшись обеими руками. Схватила свой стакан содовой и залпом выпила половину.
Взглянула на Кёко.
— Я как-то раз спросила об этом Орико-нээ-сан, — сказала она, изучая дно стакана. — Она сказала, что как бы сильно она не всматривалась в будущее, она никогда не видела после смерти ничего кроме тьмы.
Юма с гулким стуком поставила стакан.
— Хотя она, безусловно, очень твердо верила в судьбу, — добавила она. — Полагаю, это естественно.
Девочка на секунду задумалась.
— Возможно, это ничего и не значит, — пожала она плечами. — Лично я стараюсь не позволить этому стать для меня важным. Жизнь в том, чтобы сделать по возможности лучший мир здесь, на Земле. Ну, я имею в виду, в физическом мире.
— А тогда? — спросила Кёко. — Я спрашиваю именно об этом.
— Нет, — сказала Юма. — Не пойми неправильно. Я хотела поверить Хомуре-нээ-тян, правда. Но не после той жизни, что у меня была.
Она развернула свое кресло, глядя в окно, на серый город, по которому текли остатки дождя.
— Перед самой смертью Орико-нээ-сан, — тихо сказала Юма. — Я видела, как она пыталась в последний раз прочертить будущее. Не просто какое-то будущее. Свое будущее. Она сожгла остатки своей силы, пытаясь увидеть. Я до сих пор помню, как выглядели тогда ее глаза. Я много времени потратила, пытаясь понять, видела ли она что-нибудь. Если и были какие-нибудь сомнения, то тогда.
Кёко взглянула на стол со смотрящими на нее двумя падающими звездами.
— Тебе стоит как-нибудь заглянуть, — сказала она. — Я имею в виду, в Зал Ленты. Не могу ничего гарантировать, но приди ты туда, я уверена, ты что-нибудь увидишь.
Повисла тишина, после чего Юма развернула кресло обратно к ней лицом.
— Вот теперь ты пытаешься меня обратить, — сказала Юма.
— Я серьезно, — поймала ее взгляд Кёко. — Я годами пыталась убедить Мами, но она всегда говорит, что слишком занята. Но ты все свое время проводишь на Земле, и твоя штаб-квартира даже прямо в этом городе.
— Как-нибудь, — улыбнулась Юма так, что это пугающе противоречило возрасту ее лица. — Когда будет время.
— Ладно, — кивнула Кёко, вставая и зная, что нужно будет быть убедительнее, прежде чем это и правда произойдет.
— Хорошо! — сказала Юма на человеческом стандартном, спрыгнув с кресла и оббежав вокруг стола.
Кёко с любопытством взглянула на нее.
— Скоро мой день рождения, — весело сказала Юма. — Я скоро буду рассылать приглашения, но раз уж ты здесь, я вполне могу напомнить тебе лично. Я приглашаю много людей; будет отлично!
— Я точно там буду, — ответила Кёко, на самом деле совершенно об этом забыв.
Она взглянула на плюшевого инкубатора в правой руке Юмы. Девочка почему-то держала его.
— Подарок, — пояснила Юма.
— А, ладно, — нерешительно сказала Кёко. Она взяла его, гадая, что она вообще будет делать с игрушечным инкубатором.
Она попрощалась и направилась к дверям.
На пути из здания Кёко рада была увидеть солнце.
Она приподняла игрушечного инкубатора под солнечным светом, пытаясь еще раз понять, нет ли в нем чего-то особенного — но нет, он выглядел совершенно обычной мягкой игрушкой.
Когда она убрала его от света, она удивилась, увидев прямо за ним bona fide Кьюбея, стоящего на ожидающей ее машине.
— Зачем ты здесь? — спросила Кёко.
«Просто поддерживаю отношения с ценной контрактницей, — подумал Кьюбей. — Не возражаешь, если я проедусь с тобой?»
Кёко пожала плечами и впустила инкубатора в свой транспорт.
— Кьюбей, — на обратном пути сказала Кёко.
«Что такое?» — спросил инкубатор, глядя на нее с передней панели своим бесконечно неизменным лицом.
— Ты же знаешь о вчерашнем происшествии, верно? После того, как ты ушел встретиться с Мами, — намеренно расплывчато спросила она.
«Конечно, Кёко», — подумал инкубатор.
«Ты не знаешь, не было ли в тех кубах чего-либо необычного?» — подумала Кёко.
Кьюбей склонил голову в подражании человеческим манерам.
«Лично я там не был, — подумал он. — Однако собравший те кубы инкубатор перед поглощением не исследовал их тщательно. Стоило?»
— Да, — вздохнула Кёко. — Но уже слишком поздно. Если что-то подобное снова произойдет, сможешь это сделать?
«Конечно», — подумал Кьюбей, запрыгнув Кёко на плечо, после чего использовал ее волосы как изолятор, чтобы потереться о сидение. Еще одно подражание.
«Есть какие-нибудь мысли о произошедшем?» — подумала Кёко.
«По сути я согласен со своим коллегой, — подумал Кьюбей. — И стоит отметить, что мы никогда бы не стали намеренно рисковать ценной контрактницей подобным образом, в связи с отсуствием гарантированного спасения».
— Последнюю часть ты сформулировал довольно осторожно, — сухо сказала Кёко. — Тем не менее, я обдумаю, что ты сказал.
«Есть причины так не делать?» — спросил Кьюбей.
Ко времени возвращения в церковь Кёко развеяла большую часть разочарования, что испытывала в свою сторону. Как сказала Юма, это была не ее вина. Это Юма была практически экспертом мирового уровня по этим чертовым штукам, тогда как Кёко давным-давно потеряла интерес к интригам.
Время в машине на обратном пути она потратила на выбор темы ее дневной проповеди. К нынешнему моменту у нее было немало практики в том, чтобы донести, что она хотела сказать, но ей приходилось постоянно придумывать новые способы это выразить или новые темы для обсуждения. Это было для нее ежедневным вызовом всякий раз, как она была на Земле. В колониях ей было проще, можно было повторить уже бывшую проповедь.
В конце концов, она подобрала тему, которая была для нее сейчас важна — идея посмертия и искупления, причина отличия их от остального человечества, и немного об образе жизни.
Когда она вышла из машины в подземный туннель, она ощутила внутренний пинг, указавший, что ее тактический компьютер посчитал что-то стоящим ее внимания.
«Патриция фон Рор прислала в десять сообщение, что хочет поговорить, когда ты вернешься. Ты вернулась».
«Тогда дай ей об этом знать, — подумала Кёко. — Если она хочет, я загляну в ее комнату. Но не слишком долго. Я хочу до послеобеденной службы поговорить с Асакой и, возможно, моими богословами».
«Готово», — подумала машина.
Она едва успела добраться до лифта, когда прибыло ответное сообщение.
«О, ну, в таком случае не помешает, что Асака со мной. Мы в моей комнате».
Кёко кивнула, хотя никто и не мог ее увидеть, после чего вошла в лифт, который уже знал, куда двигаться.
Пятый этаж, считая вниз, был единственным уровнем подземных жилых помещений, тесных и до краев забитых волшебницами.
Как правило, большинство оберегающих определенный город девушек были местными, и жили обычно либо одни, либо со своими командами, либо с семьями. Это были те, у кого была возможность держаться подальше от фронта, либо их специализация была мало применима в прямом бою, либо они достаточно долго пробыли в боях, чтобы считаться заслуживающими перерыва.
Митакихара была другой. Здесь доля девушек извне города была гораздо выше обычного, и этот эффект усиливался тщательным отбором Церковью находящихся здесь — конечно, члены Церкви, а также те, кто привлек внимание кого-то в организации. Церковь не стеснялась использовать свое влияние в армии, чтобы привлечь новых девушек, что в противном случае не были бы освобождены.
Военные терпели это из-за послужного списка Церкви в подготовке превосходных волшебниц, а также из-за внутренней ценности влияния Церкви на военные усилия. В ситуации, когда самое мощное их оружие работало буквально на боевом духе, высоко ценилось все его повышающее — и Церковь была в этом весьма хороша.
Как только Кёко это продемонстрировала, военные стали весьма кооперативны в плане предоставления логистической поддержки, позволяя служкам появляться в фронтовых казармах, позволяя боевым волшебницам занимать должности в Церкви и так далее. Они не выражали открытой поддержки, что было бы дискриминационно, но упорно старались не быть неподдерживающими. В самом деле, сестры из верхушки Культа обнаружили, что при желании очень легко получить освобождение от тяжелого боя, часто в виде получения символической позиции офицеров морали, психологов или капелланов. Сама Кёко была офицером морали и благополучия гарнизона антидемонической и местной обороны Японских островов и, в придачу, капелланом.
АДМО не был прошедшим проверку прошлым военным акронимом.
Из-за необычной смеси персонала жилые помещения этой оружейной были гораздо существеннее обычного, где почти всегда решали поселиться молодые девушки из-за границ района. Даже те, у кого здесь жила семья, часто предпочитали переехать, чтобы смешаться со сверстницами. В конце концов, те, кто находили партнеров или просто уставали жить здесь, съезжали, и приезжали другие.
Кёко лавировала по коридорам с рядами дверей, бессистемно расположенными религиозными произведениями искусства, а порой и агитационными плакатами. Она взмахами приветствовала через открытые двери группы девушек, собирающихся в патруль, болтающих или смотрящих какую-либо форму голографических или настенных развлечений. В отличие от того, что можно было увидеть в ранние годы, коридоры и комнаты были достаточно чисты. Не из-за армейской дисциплины — волшебниц негласно освобождали от некоторых аспектов военной строгости, и все равно глупо было обеспечивать чистоту в полугражданских жилых помещениях — но скорее от чуда робототехники и самоочищающихся поверхностей.
Вокруг она слышала шепотки личной телепатии. Телепат смогла бы подслушать, но для нее все это было совершенно неразборчиво. Лишь возраст и опыт позволяли ей замечать. Ну еще и немалый объем мечущихся из стороны в сторону сообщений.
Должно быть интересный опыт жить здесь, подумала Кёко.
Жизнь была не роскошной — с одной стороны, пространство в подземной оружейной было ценно — но было что-то в том, чтобы жить с другими, кто понимает, через что ты проходишь. Для многих молодых девушек было непросто приспособиться, живя в одиночку или даже со своими семьями. Неважно, насколько все хорошо, всегда остается ощущение чуждости, сверстники, не знающие о чем говорить, родители, начинающие баловать. Некоторые рады были быть особенными, но для других это было болезненно.
Не просто так многие команды охотниц на демонов в итоге съезжались жить вместе, а новые специалисты часто переезжали к своим коллегам. Старшие девушки это принимали, потому что знали, каково это, а живущие вместе команды охотниц были сильны, сильны традицией, нарушаемой лишь если одна или несколько девушек выходили замуж.
Наконец, Кёко достигла двери с табличкой «Патриция фон Рор». При ее приближении она скользнула в сторону.
Она шагнула внутрь, сказав двери закрыться за ней.
Кёко оглядела комнату, взглянув на сидящую на кровати Асаку и находящуюся за столом Патрицию. Комната Патриции была немного не похожа на то, чего можно было ожидать: голографические схемы и научные плакаты на стене, рабочий стол усыпан деталями оборудования, небольшой антигравитационный шар парил над своей подставкой на полке, полной настоящих раритетов: бумажных книг.
Это была комната ремесленника и нанобиолога, отражающая некоторые требующиеся сферы знаний физики.
Один из плакатов сменил расцветку, призывая Кёко взглянуть в его сторону, чтобы он мог объяснить принципы исключающего запрета Паули. Кёко его проигнорировала.
— Так о чем ты хотела поговорить? — взглянула на Патрицию Кёко.
— Что за инкубатор? — указала Асака на игрушку в правой руке Кёко.
Кёко приподняла его и удивленно на него взглянула. Она совсем забыла, что что-то держала.
— Это, э-э… — начала Кёко.
Она на мгновение задумалась, размышляя, как это объяснить.
— Подарок! — закончила она. — Да, подумала, Маки может что-то такое оценить. Это…
«… магически улучшенное телепатическое реле, — прозвучал в ее голове голос Юмы. Кёко едва не подпрыгнула. — С ними экспериментирует одна из моих телепатов, — пояснил голос. — Мы пока не уверены, насколько они надежны, или может ли их кто-то подслушать, или насколько велика дальность… или, по сути, ни в чем. Тем не менее, может пригодиться. Также это записывающее устройство, настроенное включиться, если попытаешься от него избавиться. Стоило упомянуть это в первую очередь, верно? Не отдавай его».
Кёко по-новому испытующе осмотрела игрушку, приподняв ее.
«Или ты могла просто рассказать мне!» — подумала Кёко.
Затем, через секунду, она повторила мысль, пытаясь подумать ее игрушке, а не про себя. Она с беспокойством почувствовала, как и правда открылся канал.
«Что в этом было бы веселого, нээ-тян?» — ответил голос Юмы, с призвуком эха, как будто пришедший издалека.
— Все в порядке? — спросила Асака, странно глядя на нее. Кёко запоздало поняла, что держит игрушку обеими руками в удушающем захвате. Патриция пристально взглянула на игрушку.
— Э-э, — начала Кёко.
— Скажи, эта игрушка магически улучшена? — серьезно спросила Патриция.
