Когда Андерсон успел написать ей столь подробный текст — Карин не знала. То, что Дэвид потратил несколько минут своего командирского служебного времени, чтобы описать ей, запертой в изолированном медотсеке, происшедшее на месте раскопок, а затем — происшедшее на корабле, для Карин было невыразимо приятно и доказывало делом, что Дэвид к ней по-прежнему очень неравнодушен.
Он не был обязан посвящать её в такие тонкости и подробности, всё же многое, о чём он сообщил ей, составляло исключительно командирский уровень информированности, но он описал ей, врачу фрегата слишком многое, понимая, что Карин распорядится этим богатством так, как надо.
К файлу были приложены снимки. И Карин видела на них Шепарда, сидевшего рядом с протеанином на саркофаге, видела Шепарда в салоне челнока, летящего к фрегату, видела Шепарда, стоящего на площадке трапа в ангаре 'Нормандии', видела фигуру протеанина за его спиной.
Видела — и понимала, что слишком многое изменилось. Слишком многое. Легенда о Жнецах перестала быть легендой, превращаясь в пугающую и страшную реальность. Легенда о протеанах перестала быть легендой, а стала отражением и подтверждением факта. Легенда о неподсудности, исключительности агентов Спецкорпуса переставала быть легендой, становясь вариантом воплощения реальности.
И всё это произошло за какие-то несколько часов.
Она, что скрывать-то, гордилась Шепардом. Он в очередной раз доказал, что сумеет распорядиться возможностями и способностями, данными ему Высшими Силами, надлежащим образом.
Он сидел рядом с протеанином Явиком как солдат рядом с солдатом. Как офицер рядом с офицером. Как сидели солдаты и офицеры рядом до Шепарда и как солдаты и офицеры множества разумных рас будут сидеть рядом потом, когда от Джона Шепарда и многих других, ныне живущих воинов-органиков, останутся только неточные сведения и ещё более неточные воспоминания.
Карин не сомневалась: со временем она обязательно ознакомится со всеми материалами, запечатлевшими ход и детали этого уникального действа: раскопок, соединивших человечество с протеанами. Протеанские руины и башни обрели хозяина, владельца. Вот так — сразу обрели. И теперь уже изменилось многое и здесь, и в праве владения, и в праве распоряжения. Явик стал владельцем всех протеанских артефактов, включая, конечно, Маяк. Теперь, вполне возможно, люди узнают о многих возможностях и особенностях этого устройства. А ведь раньше земляне и мало знали об этом артефакте. Разве что по самым 'верхам' прошлись и посчитали, что для первого раза этого достаточно. Нет, теперь этого не достаточно.
Дэвид сообщил ей, что Шепард оказался способен общаться с протеанином на его языке. Безмолвно. Наверное, используя только мощь сознания и подсознания. И протеанин, как утверждал Андерсон, прежде всего поверил Джону Шепарду. Поверил — и не стал применять своё оружие, не стал воевать с людьми.
А ведь мог... Мог и не поверить. Мог начать воевать и убивать.
Старшая раса... Дэвид утверждал, что протеане... видели рассвет человечества. Если так, то они могли повлиять на человечество и отголоски этого влияния смогли помочь Шепарду установить с представителем Старшей Расы тесный контакт. Тот самый контакт, о котором когда-то, три десятка лет тому назад, человечество только мечтало.
А потом... потом получило Войну Первого Контакта, с турианцами, а точнее — с Турианской Иерархией. Остановленную только прямым приказом Совета Цитадели.
Всё так причудливо и в то же время — чётко и очень серьёзно переплелось. Очень многое изменилось.
Может быть, что теперь Совет Цитадели не получит Маяк. Может быть, Маяк не останется и в распоряжении человечества. Шок у Совета Цитадели, у этой 'троицы' Советников обещает быть, полагала Карин, неслабым.
Взглянув на индикаторы, Чаквас ещё раз убедилась в том, что ни один гран достаточно детальной информации о происшедшем, стараниями ВИ корабля, членов экипажа и команды фрегата не ушёл куда-либо с борта. А значит — и с планеты. Ей, врачу Медотсека, по-прежнему представляется, что теперь, после появления на борту фрегата живого протеанина, отлёт 'Нормандии' с Иден-Прайма откладывается надолго.
Предстоит не только ждать развития событий. Предстоит работать в новых, непредвиденных условиях. Слишком многое изменилось, слишком многое.
Лёгкое, едва слышное шипение створки ширмы. Неугомонная матриарх вышла из своей 'выгородки'. Да, она поспала — 'синусоиды' индикаторов состояния однозначно это зафиксировали.
Недавно, чуть больше минуты назад, как сразу, можно сказать, автоматически отметила Чаквас, азари проснулась и теперь хочет получить информацию о происшедшем. Хорошо ещё, что прочтя файл, пришедший от Андерсона, врач закрыла его, заменив изображение на экране инструментрона обычной медицинской форматкой.
Сарен, как доказывали показания индикаторов, продолжал спать. Наверное, так будет лучше всего.
Указав взглядом матриарху на стоявшее рядом со столом свободное кресло, Чаквас, крутнувшись в кресле, развернулась к азари, уже успевшей присесть и ухватиться за подлокотники:
— Не спится? — спросила врач, оглядывая Бенезию своим цепким откровенно медицинским взглядом.
— Не спится, — подтвердила Бенезия, кивая и на секунду прикрывая глаза. — Не могу я спать, Карин. Не настолько я бесчувственная, как, возможно, к примеру, тот же Сарен. Иногда я думаю, что в том, что вы, люди, считаете нас, азари, прежде всего женщинами, есть немало правды. И теперь я в очередной раз в этом убедилась. Не могу я спать! Неспокойно мне. Что произошло недавно, Карин?
— Капитан Шепард в ходе археологических раскопок при активной помощи местных иденских специалистов-археологов нашёл на глубине в тридцать с лишним метров саркофаг. В нём оказался живой протеанин. — Чаквас не стала скрывать от своей пациентки то, что очень скоро станет известно не только всем нормандовцам, но и очень многим иденцам.
— Богиня! — сдавленно вскрикнула матриарх, инстинктивно зажимая рот рукой и оглядывая пространство рабочего кабинета Чаквас, уже опасаясь того, что своим возгласом разбудила Сарена. Как бы он крепко ни спал, острый турианский слух от него никуда не делся... — Моя дочь, Лиара... Она помешалась на протеанах... Вряд ли найдётся другая азари, кто знает о них больше, чем она. Но... Я так понимаю, что...
— Протеанин очнулся. Он вполне разумен, нормален и адекватен. — Чаквас не удержалась от озвучивания автоматической чисто медицинской характеристики случившегося. — Шепард стал первым, с кем он установил достаточно прочный контакт, пообщался. Словесно и даже безмолвно. Оказалось, что Шепард в состоянии говорить с протеанином на его языке. Не пользуясь голосом. По решению старпома протеанин с согласия капитана Андерсона получил в своё распоряжение пустующую каюту. Сейчас наш гость, которого многие фрегатовцы уже считают партнёром... отдыхает, восстанавливается, адаптируется.
— Значит... — тихо сказала матриарх, не решившись продолжить.
— Значит, многое, очень многое изменилось. Теперь уже можно сказать вам: мы прибыли сюда для того, чтобы забрать с Иден-Прайма протеанский маяк. Некое устройство межзвёздной связи, имеющее, кроме многого прочего, мощные накопители информации. Забрать этот маяк, найденный и выкопанный археологами-людьми, передать это устройство в распоряжение Совета Цитадели.
— Этим... недоумкам?! — изумилась матриарх.
— Возможно, они и заслуживают подобной характеристики, Бенезия, — отметила Чаквас, — но мы, люди, как раса, ещё не настолько опытны в межзвёздной дипломатии, чтобы сразу переходить к применению 'позиции силы' и начинать вооружённое противостояние с неизвестным заранее количеством оппонентов. А в том, что такие оппоненты у нас могут появиться — я не сомневаюсь. В том числе и потому, что я лично не верю, что этот маяк — единственный.
— Он — не единственный, Карин, — тихо сказала старшая Т'Сони. — Здесь вы правы. Но мало кто из рас Цитадели, на чьей территории обнаруживались такие редкие артефакты, избегал необходимости передать их в распоряжение Совета.
— Артефакты действительно редкие? — уточнила Чаквас.
— Редчайшие, — подтвердила матриарх. — На моей памяти этот Маяк, найденный здесь, на Иден-Прайм, едва ли больше, чем четвёртый по счёту. И Совет Цитадели забирает эти артефакты. Да, да, Карин, забирает. Я теперь больше, чем раньше, уверена, что Жнец прибыл сюда на Иден-Прайм для того, чтобы забрать этот артефакт у землян, у людей. Если потребуется — насильно.
— Мы бы его добровольно не отдали, — подумав, сказала Чаквас. — Я имею в виду археологов-землян. Их, кстати, в очередной раз подставили. Мягко говоря — не слишком чисто и честно использовали. Но даже если и так, вряд ли они отдали бы артефакт Жнецу... без сопротивления. Да, это война, Бенезия, я понимаю это очень хорошо. Мы успели... но могли и не успеть и тогда война со Жнецами началась бы, возможно, на месте, где был обнаружен, а затем извлечён из толщи планеты этот Маяк. По меньшей мере, тогда нам была бы известна не только планета, с которой началась раскрутка 'спирали противостояния', но и место на этой планете, где 'всё началось'.
— Если протеане воевали со Жнецами действительно столетия... Значит ли это, что мы получили выбор?! — произнесла матриарх.
— Между победой и длительной войной? Или между длительной войной и поражением? — уточнила Чаквас. — Вряд ли мы сейчас сможем вот так просто ответить на такой вопрос. Не только мы двое, но и весь экипаж 'Нормандии'.
— Вы правы, — кивнула матриарх. — На этот вопрос вот так просто сейчас нельзя ответить. Я всё чаще думаю, что нам нужно будет здесь задержаться. На несколько суток как минимум.
— А я в этом — убеждена, Бенезия, — кивнула ответно Чаквас. — Потому что насколько я смогла понять Шепарда — он не бросит такое дело на полдороге. Находка такого уровня... может побудить и, скорее всего — побудит старпома сделать всё...
— Чтобы убедиться в том, что этот протеанин — единственный! — закончила фразу матриарх. — Богиня, я сейчас остро жалею, что рядом нет моей дочери. Она... как вы, люди, иногда выражаетесь, душу продала бы кому угодно за возможность увидеть и пообщаться с настоящим, реальным, живым протеанином... Хотя... Я теперь понимаю, что её теоретические изыскания и реальность... Слишком большая разница между ними теперь...
— Вы правы. Слишком большая. — согласилась Чаквас. — А вашу дочь — мы обязательно найдём. И вы воссоединитесь с ней в настоящую, полную семью.
— Я надеюсь на это, хотя... очень опасаюсь, что могу не успеть...
— Вы, Бенезия, почти в полной норме, — врач взглянула на индикаторы состояния на консолях. — Могу даже сказать, что вы восстанавливаетесь быстрее и лучше, чем Сарен.
— Несмотря на возраст... — едва слышно заметила старшая Т'Сони.
— Возраст — понятие относительное. — Чаквас ещё раз окинула сидевшую напротив собеседницу цепким чисто медицинским оценивающим и сканирующим взглядом. — Мы, люди, так часто говорим. И — не только медики. Хотя относительность... индивидуальная. Но, во всяком случае, всё оставшееся время — ваше, Бенезия.
— Вы правы, Карин, — во взгляде матриарха, брошенном на лицо врача, появилась теплота. — Я всё чаще и острее убеждаюсь в последние несколько часов, что мне... очень повезло встретить в медотсеке корабля именно вас. Я очень рада этому... обстоятельству. И только надеюсь, что...
— Мы о многом ещё успеем поговорить с вами, Бенезия, — мягко подтвердила Чаквас. — Если мы действительно задержимся здесь, на Иден-Прайме, то у нас будет ещё немало времени для общения и для разговоров. Прежде всего здесь, в Медотсеке. Ситуация складывается так, что сначала вы оба должны достаточно окрепнуть, а уж потом думать о жизни вне пределов медицинской части корабля.
Матриарх едва заметно кивнула, соглашаясь с мнением врача:
— Тогда... я вернусь в кровать... Буду ждать новостей о происходящем там... — Бенезия встала.
— Поддерживаю ваше решение, Бенезия. — Чаквас поднялась со своего кресла, проводила азари до полотнища ширмы. — Отдыхайте.
Едва только она поставила створку на место, из своей 'выгородки' вышел Сарен.
— Простите, доктор, — смутился турианец. — Не хотел мешать вашему разговору. И да, я почти всё слышал. Иногда... острый турианский слух не нужен, но я пока ещё не научился своевольно снижать его чувствительность.
— Витиевато выражаетесь, Сарен. — Чаквас окинула его 'медицинским' взглядом. — Вы явно...
— Поздоровел, поздоровел, доктор, — ответил Спектр. — Вашими стараниями. Вы извлекли из меня столько, как оказалось, ненужных имплантатов, что я теперь вообще сомневаюсь, а нужны ли мне они были. Жнец, как я считаю, поставил мне больше "закладок", чем имплантов. Я теперь буду более осторожен в решениях относительно всяческих имплантаций в своё тело.
— Что-ж. Предлагать вам вернуться в постель я не буду. — Чаквас была удовлетворена проведённым внешним осмотром. — Если вы слышали наш разговор, то вы теперь в курсе происшедших изменений.
— В курсе, доктор, — кивнул турианец. — И понимаю, в какое усложнившееся положение попал мой ученик, Найлус Крайк. Ему, по всей вероятности, приказали сопроводить протеанский маяк на Цитадель, передать артефакт в руки Советников. Мы-то с вами прекрасно понимаем, что практически — в руки подчинённых Советникам всяких разумников и иных спецов. Теперь, с появлением протеанина, пропадают любые возможности и основания для передачи этого артефакта Совету. Даже я, Спектр, не могу ничего противопоставить изменившимся условиям. Хоть нас и называют 'надзаконниками', но — всему есть предел. И этот предел внезапно проявился в этом деле. Здесь, в этом деле с Маяком, — уточнил турианец.
— Вы правы, Сарен, — Чаквас не стала кивать, но турианец понял, что она согласна с его высказываниями. — Артефакт обрёл владельца. Реального, живого, разумного и дееспособного, а главное — правоспособного владельца. Сказать по правде, я тоже немного потрясена свершившимся фактом, хотя и не принимала прямого участия. Так, косвенно разве что, — врач корабля отошла к своему рабочему столу, набрала несколько команд. — Ладно. Вы первый, кто выйдет за пределы Медотсека. Но — в сопровождении, — она посмотрела на открывавшуюся главную дверь, в проём которой уже входили два полисмена в полном боевом облачении. — Они сопроводят вас в каюту к Найлусу Крайку. Там вы сможете пообщаться. Идите, Сарен, — она проводила уходившего из Медотсека Спектра взглядом и подождала, пока полотно двери встанет на место, закрыв проём. — Похоже, он первый, кто выздоровел. Матриарх — более осторожна и осмотрительна, — тихо сказала врач, усаживаясь в своё рабочее кресло и открывая на экране настольного инструментрона очередную медицинскую 'форматку'. — Мужчина есть мужчина. Неуёмен. Совершенно себя не бережёт. Другой бы Спектром, тем более — легендарным — не стал, — произнесла врач, углубляясь в заполнение граф 'форматки'. — А Бенезия... со временем тоже выйдет за пределы Медотсека. Она — на пути к полному выздоровлению.
Ожидание
