Эрлик в тумане

— Не хотите поговорить? — спросила медик. — Вы слишком часто уединяетесь. Это нехорошо.

— Братья уже прочли мне лекцию, — сказала Саар. — Я больше туда не хожу.

— Нет, я не это имею в виду. Уединяетесь здесь. Или у себя.

— А раньше я была душой компании?

— Вы же понимаете...

— Ева, тут не о чем говорить. После "Грифона" я даже не уверена, что мне не сорок лет, и я не в одном из своих ритуальных трансов.

— Я часто думаю о чем-то подобном, — призналась Ева. — О том, что мы не видим здешнюю реальность, если какая-то определенная реальность вообще существует в отрыве от нас, если все это — не слои бесконечной луковицы.

Они помолчали.

— Братья говорят, нам здесь сидеть месяца два, а то и больше, — сказала Саар. — Могут эти болезни все же овладеть нами? У экипажа "Эрлика" была камера, и они ею не пользовались...

— Они пользовались. Некоторые, по крайней мере. Пока могли. Возможно, пользовалось это существо, чтобы сохранить тела. Но вряд ли нам грозит то же, что и им. Когда Кан... или... в общем, когда они позволили нам увидеть друг друга, как есть, мы выглядели жутковато, но все же были в здравом уме.

Саар не ответила. Она чувствовала низкий, на самом пороге восприятия, гул камертонов и видела тускло сияющее отверстие, которое втягивало в себя аномалию через иные измерения.

— Вам не страшно там жить? — спросила Ева. Саар вновь посмотрела на нее и не стала ничего уточнять, потому что знала.

— Нет. Я даже не вспоминаю, что он там был.

Это была неправда, но и не слишком значительное преуменьшение.

— А Тома?

— Не хочу больше знать эту девицу, — отрезала Саар. — Какие там пути она видела, известно ей одной. Если вернемся, пусть идет на все четыре стороны.

— По-моему, вы несправедливы. Представьте, что другие пути — это наша гибель, или гибель большего числа человек.

— Мы еще не выбрались, — напомнила Саар.

— Но вы торопитесь ее осудить. Возможно, это единственный способ покинуть аномалию.

— Если бы не она, мы бы уже давно перешли на "Эрлик", — гневно сказала Саар. — И все были бы живы. В том числе и этот ее переводчик. Зачем выбирать путь, где гибнет столько людей?

— Чтобы не погибло еще больше. Вы ведь не знаете, когда пути начали расходиться. Не делайте поспешных выводов.

Саар поджала губы. Тома ее не заботила. Хотя они вдвоем занимали лабораторию, где некогда был Вальтер — никто, конечно, не собирался туда селиться, — Саар почти не обращала на нее внимания. Тома переживала, но не смела настаивать. Ее зависимость прогрессировала; она бродила по кораблю, невзирая на приказ близнецов, и караулила под дверью их каюты, которая никогда не открывалась. Она плохо выглядела, много спала и отказывалась от помощи Евы.

— Зачем он это сделал? Из мести?

Саар покачала головой и только потом спросила:

— Кто?

— Кан.

— А Вальтер зачем?

Какое-то время Ева молчала.

— Влияние аномалии, — наконец, сказала она. — Наш эксперимент, его слияние. Он был безумен.

— Или просто дурак, — бросила Саар, вновь подумав об Источнике.

— А Кан?

— Я не уверена, что мы можем говорить о нем в единственном числе, — нехотя ответила Саар. — Их всегда было двое. И если я правильно понимаю то, на что он мне однажды намекнул, пхуг был его учителем. Представьте, чему он мог его научить! Они иногда воруют детей. Для еды. Для развлечений. Или чтобы вывести себе стадо — с теми же целями.

— Пхуги этого не делают, — возразила Ева.

— Делали раньше. По крайней мере, в наших краях.

— Вы не думаете, что он может вернуться? — спросила Ева минуту спустя. — Судя по тому, что я видела, он без труда может вскрыть кокон, если снаружи станет совсем невозможно.

— Эти твари роют норы на много километров вглубь земли. Кто знает, что для них невозможно? Но он не вернется. Он и раньше не хотел.

Ева кивнула и встала.

— Значит, я могу за вас не беспокоиться?

— Вполне, — ответила Саар.

Ганзориг никогда не считал себя сентиментальным. В отличие от Саар, он был уверен — это может быть. Едва ли не половину пути он общался с Каном, человеческое тело которого трансформировалось в тело его симбионта. Превращался ли он в гепарда, или это тоже была иллюзия? Ганзориг не стал заходить так далеко, чтобы размышлять об отсутствии всякой реальности. Он хотел вернуться домой и старался обеспечить экипажу максимальную безопасность.

Вместе с Саар, которая быстро изучила весь лабиринт корабля, и в сопровождении двух матросов он добрался до капитанской каюты. Теперь она была открыта, и дымка, которая окутывала помещения "Эрлика", формировалась из редких, почти ленивых зигзагообразных выбросов энергии. В каюте все перемешалось. Из-за горизонтов вылетали неторопливые молнии, рассеиваясь в полупрозрачный туман.

Похожую картину они увидели в реакторном отсеке. Техники проверили оборудование и доложили то, что было известно и так — всё в полном порядке. Где находились двое — офицер и кок, — никто не знал, и их не пытались искать. Даже близнецы не отдавали подобных приказов, довольствуясь информацией, которую предоставлял им адмирал.

Но когда дневные дела заканчивались, Ганзориг приходил в кают-компанию, до которой скоро научился добираться сам. Он полюбил сидеть в этом пустом, холодном помещении и вспоминать разговоры с Каном, представляя на его месте пхуга. Он не знал, зачем это делает — перемена касалась только тела, его собеседником всегда был человек, — называл себя сентиментальным, качал головой и возвращался вниз, на чистую палубу, где вопреки всем тяготам кипела жизнь.

Ганзориг понимал, почему пхуг остался снаружи — этого хотели оба, — но вовсе не был уверен, что вампир погибнет. Он желал ему найти то, что так искал оборотень — место, где они почувствуют себя дома.

В один из таких вечеров, когда адмирал предавался воспоминаниям, угощаясь душистым чаем из закромов кают-компании, в коридоре послышались шаги. Казалось, кто-то идет по гравию или мелкой гальке. Ганзориг медленно поднялся. Он слышал от братьев, что может сделать пришелец с человеком, но чем дольше они здесь были, тем меньше адмирал верил, что существо интересуется людьми.

В дверь постучали, негромко, но уверенно.

— Прошу, — сказал Ганзориг, готовый к тому, что может встретить нечто странное и пугающее. Дверь открылась, и он увидел абстракцию. Объемные, цветные, четкие и даже в чем-то гармоничные формы — но его мозг не находил ничего, что был способен опознать, лишь намеки на неуловимо знакомое, которые невозможно собрать воедино, найти понятный узор, паттерн, объяснявший, к какой категории его отнести. Формы казались и близкими, и далекими, словно адмирал видел их с обоих концов бинокля одновременно.

Ганзориг сел, провел рукой по лицу и вздрогнул — теперь абстракция была почти рядом, у соседнего кресла. Чем дольше он всматривался, пытаясь понять, что это, тем меньше понимал и тем сильнее тревожился.

Внезапно его восприятие раздвоилось: вблизи он продолжать видеть абстракцию, но ее удаленный вариант слегка сместил грани, и Ганзориг испытал приятное облегчение, когда из них собралась человеческая фигура. Офицер Хофманн, по версии Кана сидевший в реакторном отсеке.

Хофманн сел в кресло у журнального столика, взял с подноса чистую чашку и налил себе улуна. Передний план оставался неподвижным. Чашка стояла на месте.

— Прекрасный чай, — сказал Хофманн, сделав глоток. Его голос звучал так же, как на записи, посланной когда-то на "Грифон". — Вы не против, надеюсь?

— Будьте моим гостем, — сказал Ганзориг и подумал: "Кто бы ты ни был на самом деле".

— На самом деле, — повторил за ним Хофманн, — это вы — мои гости. Экипаж терпящего бедствие корабля, который я подобрал.

— Бедствие терпит "Эрлик", — ответил Ганзориг. — А мы пришли вам помочь.

— "Эрлик" в полном порядке, — сказал Хофманн. — Он делает то, для чего был создан — наводит мосты между мирами, позволяет людям увидеть ту сторону, как темное божество, в честь которого назван.

— И между какими мирами он сейчас наводит мост? — спросил Ганзориг.

— Спросите братьев Морган. Это их идея.

— И вам она не нравится.

— Напротив. Очень нравится, — ответил Хофманн.

— Мистер Бём из капитанской каюты так не считает. Он настроен довольно пессимистично.

— Я его плохо знаю, — заявил Хофманн. — Он — судовой кок, мы не общаемся.

Ганзориг помолчал.

— Что вы хотите мне сказать? — наконец, спросил он.

— Ничего, — улыбнулся Хофманн. Он снова налил себе чаю.

— По-моему, вам лучше зайти к близнецам. Они с удовольствием с вами встретятся...

— Еще бы. Именно поэтому я к ним не пойду.

"Кто ты? — думал Ганзориг, глядя на офицера. — Марионетка этого существа? Человек, который не осознает, кем стал? — Он сосредоточил взгляд на неподвижной абстракции. — А кем он стал? Симбионтом?"

Он представил рядом оборотня — не человека, пхуга. Что сказал бы Фаннар? Какой бы он увидел эту абстракцию? Быть может, он вновь сорвал бы с человеческих глаз пелену иллюзий, и перед Ганзоригом возникло нечто совсем иное?

— Вы знаете, что это? — спросил он, указывая на абстрактные формы. Хофманн удивленно вскинул брови.

— Что именно?

— Кроме вас, я вижу что-то еще. Если угодно, абстракцию, для моего сознания нечто неузнаваемое. Ее я увидел первой. Вас — только потом.

— Знаете, — произнес Хофманн, — с тех пор, как окно резонатора расширилось за безопасные пределы, здесь многое изменилось. Не всегда было так, как сейчас. В первые недели снаружи было темно. Тогда, поднявшись на палубу, вы бы ничего не увидели. Только холодную черноту.

— А потом? — спросил Ганзориг, уже догадываясь об ответе.

— А потом появились вы, — улыбнулся Хофманн. — Однажды я увидел над кораблем оранжевую искру. На следующий день их стало больше. К вашему прибытию он развернулся целиком. Очень гибкая среда, — добавил он и одним глотком допил свой чай. — Особенно по отношению к вам.

Она проснулась в слезах. Ей что-то снилось, но она тут же забыла свой сон. "Ты меня оставил, — думала она, прижимая к груди пустые руки. — Оставил. Оставил. Если бы не этот дурак, мы все были бы здесь. Мы бы вернулись обратно вместе". Но тут она вспомнила, что пхуг сказал на прощание. Для Кана не было обратного пути. На Земле их союз стал бы невозможен.

Саар села на матрасе и вытерла слезы. В глубине лаборатории светились глаза Томы — она не спала, слушала, что происходит. Саар оделась и вышла в коридор. Здесь было пусто. Она добралась до капитанской каюты и остановилась у открытой двери. Она смотрела на грани, на горизонты, из-за которых вылетали безобидные молнии, и думала, что все это неважно, что это просто отвлечение. Но все же сделала шаг внутрь, раскинула трехмерную сетку и начала работать.

Когда она вернулась вниз, на корабельных часах было десять утра, и ее вызывали близнецы.

— Очень хорошо, — кивнула Саар. — Я и сама хочу с ними поговорить.

Мика ответила:

— Я к вам заходила. Тома говорит, вы ушли еще ночью.

— Я работала.

— Она плохо выглядит, — негромко заметила лейтенант.

Никак на это не отреагировав, Саар отправилась в каюту братьев Морган, где к своему неудовольствию обнаружила остальных членов экспедиции.

— Зачем вы ходите по кораблю? — спросил Франц. — Мы же говорили, что это опасно.

— Ничего со мной не случится, — отрезала Саар. — Лучше послушайте, что я нашла в капитанской каюте.

— Непременно послушаем, а пока сядьте, — Франц указал на диван, где была Тома. На фоне остальных она действительно выглядела неважно. Ее глаза покраснели, волосы были тусклыми и растрепанными, кожа отливала желтизной. Тома подняла голову навстречу Саар, и та села рядом, неожиданно ощутив укол жалости.

— Внимание, — произнес Франц. — Адмирал хотел бы поделиться с нами любопытной информацией.

Ганзориг начал рассказ о своей встрече с человеком из реакторного отсека. Саар ожидала большего. В ее представлении существо, или сила, или чем бы это ни было — даже Сосед из иного измерения, — должно было выглядеть куда более внушительным и впечатляющим, чем офицер, распивающий чаи, и неподвижная абстракция.

— Не забывайте, — сказал Джулиус, словно отвечая на ее сомнения, — что мы не видим его реальный облик, как не видим наши. Так или иначе, проблема не становится проще.

— Мы не можем везти его на Землю, — продолжил Франц. — Пока не поздно, мы должны его выгнать. Он кажется безопасным, но только потому, что все идет так, как его устраивает. Хотя он уязвим — иначе бы не скрывался, — у него преимущество: нас он успел изучить, а мы даже не представляем, что это такое.

— Но у вас уже есть идея, — усмехнулся Ганзориг. Саар мысленно улыбнулась. Общение с Каном и для него не прошло бесследно. На секунду она отвлеклась, но тут же заставила себя не думать о том, что делает пхуг по ту сторону кокона.

— Что вы нашли в каюте? — спросил Франц, когда близнецы развернули кресло к Саар.

— Сначала я думала, что она сильно перепуталась с остальным кораблем, но потом поняла, что она запутана только с собой и повторяет себя во все стороны, как этот ваш фрактал. Больше всего она напоминает зеркальную комнату, где вместо зеркал — проходы. Снаружи каюта выглядит нормальной, и я не нашла никаких ходов в иные измерения. Но это не значит, что их там нет — внутри она огромна. Повторов может оказаться сколько угодно. Кроме того, я встретила... — она замялась, не зная, как назвать увиденное.

— Кока, — подсказал Ганзориг. — Мистера Бёма.

— Это уже никакой не мистер. Он, скажем так, слегка одичал.

— Госпожа Саар, неужели вы не можете просто оставаться у резонатора? — воскликнул Джулиус. — Хотите разделить участь кока?

— Не думаю, что мы в опасности, пока он владеет обоими телами. На большее его не хватит, иначе он давно подчинил бы себе кого-нибудь еще. Зато сейчас мы знаем, где они могут прятаться. Хотя трюк с каютой я пока не поняла.

— Он может бросить эти тела и найти другие, более подходящие. Не заходите туда.

— А я бы там осмотрелся, — негромко сказал Юхан. — Наверняка это какая-то мозаика. Очень любопытно.

Братья подъехали ближе к дивану.

— Тома, ты ничего не хочешь нам сказать?

Тома отрицательно покачала головой, но уверенности в ней не было.

— И ты все также не можешь раскрыть нам карту? — спросил Джулиус.

— В этом уже нет смысла, — ответила Тома. — Все произошло.

Близнецы молчали. Саар многое бы отдала, чтобы узнать, о чем они сейчас думают.

— Я знаю только то, что касалось меня...

— Да, да, ключевые события в узлах, мы помним. — Джулиус постучал пальцем по подлокотнику кресла.

"Они хотят ее спросить, — подумала Саар, — но не решаются. И правильно".

— Ты не смотрела вероятности здесь, после возвращения? — спросил Франц.

— Я посмотрю, если вы позволите мне его увидеть. — Голос Томы дрогнул. — Прошу, пожалуйста, разрешите, хотя бы раз...

На лицах близнецов читалась досада.

"Ну разумеется, — со злостью подумала Саар. — Вы ее подсадили, а теперь — шнырь в кусты."