— Как тебя зовут?
— Таня.
— Таня, где я? Кто тут командир, позови его сюда. Иди, иди, зови. Я уже в порядке.
Как только давление рук ослабло, я сел, но оказался в каком-то неустойчивом положении, поэтому стал падать. Чьи-то руки меня подхватили, усадили и голос Кадета запричитал:
— Дядь Вить, тебе лежать надо!
— Вот ещё новость! Некогда, Миша. Миша? Я дошёл?
— Дошёл, дошёл. Я так рад! Мы все рады. Ребята из первой роты сказали, что ты под танк с гранатой прыгнул и подорвал себя с танком. А ты пришёл.
— Мои? Рассказывали? Живые, значит? Сколько человек спаслись?
— Сто семнадцать.
— Ого! Супер!
— Правда, наших мало совсем. Сапёры, Шиловские, Лешие, пушкари. Из рот по десятку, либо. Много из Свиридовского батальона. Сам Свиридов не пришёл. И Ё-комбат погиб. И никто из командиров не вышел. Только Семёнов. Он теперь старший. А вот и он.
— Как Семёнов? Почему? — но тут меня опять рвота скрутила.
Мне, наконец, полегчало. Я смог оглядеться. Точно, лесопилка. Знакомые стены плясали в свете костров. Костров?
— Вы что, охренели? Какие костры?
— Люди промокли, продрогли, — начал Шило.
— Молчать! Почему ты тут командуешь? Кадет, кто отменил мой приказ? Ё-комбат погиб. Меня он назначил исполнять обязанности комбата. Я приказал тебе быть комендантом лагеря. Кто отменил мой приказ?
— Но, Семёнов — старший по званию, — пролепетал Кадет.
— По названию! Ты сам сложил с себя полномочия? — я, наконец, встал, достал из кобуры свой пистолет. Я чувствовал, что ярость мне застит разум, но не было сил остановить самого себя.
— Кадет, на колени!
Миша бухнулся на колени, смотрел на меня удивлённо. Кругом стояла сплошная стена людей в мокрых плащах.
— За самоличное сложение с себя полномочий, за нерешительность и трусость в боевой обстановке, за беспечность, демаскировку подразделения в непосредственной близости от противника, за угрозу безопасности жизням вверенных тебе людей, за невыполнение прямого приказа вышестоящего командования, приговариваю тебя, сержант Перунов, к высшей мере социальной защиты.
Миша стоял на коленях, опустив голову, дёргался, будто каждое моё слово было ударом. Кругом воцарилась тишина, я "ощущал потрескивание" пси-поля. Я поднял пистолет, направив его прямо в макушку Миши. Иначе нельзя, прости, Миша! Взвёл пистолет и нажал на курок.
В абсолютной тишине сухо щёлкнул боёк пистолета. Выстрела не последовало. Я поднял пистолет — обоймы в нём не было. Это получается, я всю дорогу сюда шёл фактически безоружным?
— Встань, сержант. Считай приговор приведённым в исполнение. Бог тебя в этот раз спас, не закончен твой путь, долг не уплачен. И всем говорю: за невыполнение моих приказов, за демаскировку отряда, за трусость и лень, за пренебрежение к долгу — буду расстреливать на месте! Игры закончились! Тут война! Сейчас же перенести костры в ямы, укрытия, выставить дозоры, послать разведку во все направления, слышишь Шило! Ты — начальник разведки — не более. Кадет — мой зам. В моё отсутствие или в случае моего выбытия — он ваш командир. Приготовить лагерь к эвакуации. Шило — разведай северный и северо-восточный маршрут. Исполнять!
— Я рад, что ты выжил, Виктор Иванович! — ответил мне на это Шило.
— Это мы ещё посмотрим, — буркнул я и опять упал на колени, отвернувшись под телегу, на которой я и лежал всё это время. Меня тошнило, тошнило (чем интересно? желудок уже несколько часов пустой), а потом я опять отрубился.
* * *
Когда я "появлялся" опять, мы провели "планёрку". Состав: я, Кадет, Шило, Леший и Оскальдович, ставший нашим старшиной. Обсудили дальнейшие планы, решили перенести лагерь глубже в лес на десяток километров. Больно уж мне не нравилось на лесопилке — место "засвеченное". На лесопилке оставляли лишь усиленный "секрет". Могли появиться ещё выжившие, навроде меня. Присутствующим командирам поручил распределить людей меж своими отрядами исходя из уровня подготовки. Получилось, что десяток человек оказались в подчинении Оскальдовича, остальные — Шила. У леших слишком специфична подготовка — никто, пока, не годился для пополнения его отряда, но Лёха обещал "надрюкать" несколько ребят. Шило доложил, что разослал во все стороны пары разведчиков, расставил тройки дозорных. На этом совещание закончили, стали сворачивать лагерь. Я послал налегке вперёд леших и тех ребят, которых Леший себе отобрал — они готовят маршрут.
— Помни, Лёша, не руби прямые просеки длиннее десяти метров, нет, лучше пяти метрами ограничимся. Конная повозка пройдёт, повернёт. А с воздуха не должно быть видно. Главное — маскировка. Нам никакой сейчас бой не нужен. Ни победный, ни разгромный. Никакой. Нам надо раствориться в лесу. Над этим подумайте и накрепко запомните все. Костры разводить только в ямах, дым рассеивать лапником, на открытые места даже не соваться, дорог избегать, всё маскировать. Абсолютно всё. Ох, сколько же тысяч наших бойцов и командиров поплатились этим летом за то, что не умели маскироваться, не умели ходить лесами и пёрли прямо по дорогам. А те, кто умел в лесу жить — до самой передовой без потерь добирались. Нам так же надо. И ещё. Всех касается, особенно тебя, Шило. Мы должны всё знать о противнике, он не должен не только нас видеть — знать о нас. Ясно?
— Это как так?
— А вот так, — я начал было объяснять, но опять их лица уплыли вдаль, потом схлопнулись — я опять отрубился.
Очнулся, трясясь в телеге. Я был накрыт шинелью и брезентом. Откинул всё это, поднялся, остановил возницу, сошёл на землю:
— Поехали, — махнул вознице. Сам взялся за жердь телеги, пошёл рядом. Бронник с меня сняли, разгрузку тоже, на мне была чужая гимнастёрка и ватник.
Подбежал Кадет.
— Где мои вещи? — спросил я его. Он откинул брезент на телеге, показав мне обгоревшие на плечах и рукавах куртку и рубаху. От жара горящего танка брезент куртки и хэбэ рубахи стали жёлтыми, разбрелись.
— Ого. Как же я не обгорел? — удивился я.
— Обгорел. Разве не чувствуешь? И шея, и плечи, и руки. Брезент бронника совсем сгорел, голые пластины торчат.
— Не знаю что и чувствовать, Миш. Всё болит. Давно идём?
— Скоро придём. Подобрали ещё троих красноармейцев. От Вязьмы идут. На шум боя шли, опоздали.
— Ты, это, так оголтело, на слово людям не верь. У нас же много следователей было, найди, пусть побеседуют с этими и со всеми последующими. Будет свой особый отдел.
— Виктор Иванович, люди уже две недели по лесам ходят. На еду накинулись, будто ни разу не ели.
— А ты всё одно не верь всем. И мне не верь. Никому не верь. Немцы специально в группы таких окруженцев своих агентов внедряют. Надо проверить. И на предательство и трусость проверить.
Миша удивленно, даже как-то осуждающе смотрел на меня.
— Пойми — люди эти теперь среди нас идут, в бою за твоей спиной окажутся, а кругом враг. Ты разве не хочешь знать хорошенько, кто спину твою прикроет?
— Это — да. Но, зачем агента к нам? Что он тут разведает?
— Агенты разные бывают. Бывает, взяли человека в плен, угрожают. К сотрудничеству склоняют. Расстрелом грозят. Он и согласился — жить-то хочется. А они его кровью и повязывают. Он под кино— и фотокамеру своих товарищей из нагана расстрелял. А если не будет делать то, что немцы прикажут — фотки в НКВД подбросят. Расстреляют не только ведь предателя, но и семью его. И вот послали его в лес, встретил он отряд своих бывших сослуживцев, пошёл с ними. Они его знают, верят. А он метки по пути оставляет, костёр ночью запалит, ягдкоманду наведёт.
— Это кто такие?
— Это специальные отряды врага, прошедшие подготовку по поиску и уничтожению партизан и таких как мы, бредущих по лесам. Это охотники на людей.
— А-а, понятно.
— Так что, всех вновь прибывших — проверять. Найди среди наших чекистов дознавателей, следователей или как это у них там обзывается. У Шила спроси. Слушай, а есть что пожрать. Не могу больше терпеть. Наемся, а там пусть тошнит.
— Сейчас, Антипа Оскальдовича обрадую. Он всё сокрушался, что ты голодный. Я быстро.
Но, обеда я не дождался. Очнулся — опять лежу в телеге. Тут же сел. Рядом сидела и спала малюсенькая девчушка в огромном ватнике и здоровенных сапогах. Голова её качалась туда-сюда в такт колебаниям телеги. Я спрыгнул, прикусил губу, чтобы не застонать, осторожно положил девочку на бок. Она сложила ладошки под щекой, даже не проснувшись, так и спала. Возница лишь хмыкнул на это.
— Почти приехали, — сообщил он мне, — уже два дозора проехали.
— Давно едим?
Возница пожал плечами. Я глянул на свои часы, с досады выкинул их в заросли.
Над нами стояло низкое серое небо. Вереница телег и повозок, подобно гигантской гусенице, тянулась под облетевшими деревьями от одной вешке к другой. Так наши скауты отмечали проходимую для повозок дорогу.
— Великоват у нас обоз, — проворчал я.
— Угу, — кивнул возница, — даже кухня походная есть.
Как только он сказал о еде, мой живот тут же поднял бунт. Заурчал так, что далёкие выстрелы и уханья гранат за рёвом живота не сразу и услышал.
— Ага, — кивнул возница, — ребята "гостей" на лесопилке "встречают".
Мимо меня, козыряя молча на ходу, пробежали с десяток бойцов в хвост колонны. Я проводил их взглядом. Хотел за ними, но негромкий голос Антипа меня остановил:
— Это так, предосторожность, Виктор Иванович. Ещё один заслон оставим. Засада на лесопилке немца поведёт на юго-восток, потом оторвётся.
— Если смогут.
— Должно получиться. Ушлых ребят Шило определил в засаду. Ты со мной лучше иди. Поесть тебе надо. Хотя бы чаю сладкого попить.
— Неплохо бы.
Пока шли до третьей повозки от моей, я узнал, что идём уже четыре часа. Хотя и идти всего с десяток километров, но это по карте — десяток. А по лесу, да с обозом — с десяток часов. Старшим над обозом был Оскальдович, на время моей "отключки". Он мне и поведал о делах наших скорбных. Разведчиков выслали с заданием "поглядеть" немца. Ещё не вернулись. Я высказал опасение — не сгинули? Оскальдович был уверен, что не вернулись потому, что немца пока не встретили. Будем надеяться.
Я поел, выпил чаю. Тошнило, но терпимо. Сам не заметил, как "сморило" меня.
Проснулся заметно посвежевшим. Уже стемнело. Мы уже никуда не ехали. Потрескивал рядом костёр, тихо переговаривались несколько человек. Пахло едой и куревом. Я сел, стал искать покурить. Одежда на мне была чужая. Ага! В боковом кармане штанов нашёл портсигар, трубку, мешочек с махоркой и свою зажигалку. Трубку забивать было лень, закурил трофейных сигарет. Типа "Примы" нашей. Такие же поганые и без фильтра. Хуже даже самосада.
Тут же появился Кадет — услышал мою зажигалку, затараторил, докладывая обо всём и сразу. Я слушал, не перебивая, курил. Закончив доклад, он искренне поинтересовался:
— Как вы, Виктор Иванович?
— Хреново, Миша. Только никому не говори — это военная тайна. Сколько сейчас времени?
— Двадцать три или около того.
— Собери планёрку. И дай карту.
Я перебрался к костру ближе. Сидящие у костра бойцы быстренько облизали ложки и отошли, тут же растаяв в темноте. Первым пришёл Антип. Доложил наличие людей, лошадей, продуктов и боеприпасов.
— Антип. Сапёров бери под своё начало. Всех не боевых — к ним. Не Лешие должны дорогу "пробивать", а сапёры.
— Уже допетрили, командир. Лешие только метят.
— Сообрази инженерную разведку. Сапёры и метить сами должны. Лешие — инструмент совсем для других целей. Они должны быть полностью свободны. Будут ударно-диверсионной группой.
— Понятно, — кивнул Антип Оскальдович.
Пришедший Шило, щурясь от света костра, стал щепкой водить по карте, показывая маршруты движения своих разведгрупп. Немцев встретили лишь с северо-востока. Север и юго-восток были свободны.
— Так, — я почесал шею — обожжённая, чесалась, — значит, отжимают нас на юго-восток. А что там, на юго-востоке?
— Там крупный лесной массив, с двух сторон ограниченный рекой, с третьей — железкой.
— Мешок.
— Мешок, — согласился Шило.
— А в этом направлении? У нас нет карт?
— Нет. На восток — масса немцев и редкие языки леса, много речушек, хотя не крупных. На северо-востоке — станция, город, за ними — широкая лесополоса. Она от города идёт на восток и север, потом соединяется с брянскими лесами и идёт аж до дома.
— Так прямо и до дома.
— Это же брянские леса! Они раскинулись на пол-России. Там и спрятаться можно и идти скрытно.
— Хоть и лесом, но наперерез немцу. То есть, ты предлагаешь идти на север, обойти город чистым полем с обозом, прорваться в лес, углубиться на север, северо-восток к Москве, в тыл группе армий "Центр", потом повернуть на восток, юго-восток и выйти к нашему Юго-Западному фронту?
Шило красноречиво молчал. Потом не выдержал:
— А куда? Этим лесом мы придём в мешок. Хоть и большой, но мешок. А сейчас не лето, леса скоро станут как паутина — насквозь просматриваться. Да, на севере город, а на юг — железка и шоссейка. Там ещё недели три сплошным потоком немец будет идти. Что так, что так — без боя не пройти.
— Это точно, — кивнул я. Ещё закурил, — Оскальдович, жевнуть бы!
— Ага! Сей момент!
Пока я курил все мои "офицеры" молчали, "гипнотизируя" карту, которая показывала нам лишь кусок этого леса, две дороги и городок на севере.
— Ладно. Давайте пока решим так. Общее направление на брянский лесной массив я одобряю. Но движемся пока только на восток. Шило — широкой гребёнкой прочёсывай лес на нашем пути. Всех чужих — в расход, своих — сюда, будем с ними разбираться. Леший — твоя задача: своей группой больно кусаешь врага на юге, вдоль дороги — показываешь наше движение в том направлении. В схватку не вступай — укусил — отойди. Людей сбереги. Должно выглядеть как разведка боем прорывающийся группы окруженцев. Кадет и Антип — центр отряда. Людей распределите сами. Всё! Всем отдыхать. С рассветом — выступаем.
Движение по лесу — это медленное, нудное и тяжелое занятие. Тем более с обозом, да и люди были нагружены, как мулы. Тем более в таких лесах я и не был никогда — сплошные овраги, завалы, ручейки. Морока. Темп продвижения был обидно низкий — а фронт откатывался от нас всё дальше и дальше.
На второй день плюнули на маскировку, пошли по попутной лесной "дороге". Это была просто просека, изрядно заросшая уже вялой травой, где и кустами. Видимо, дорога была или давно брошена, или очень редко использовалась. Пришлось организовывать по ходу движения колонны посты наблюдения за воздухом на наиболее высоких деревьях. По их сигналу колонна рассредоточивалась и маскировалась в опадающем лесу.
Дозорные время от времени приводили отступающих окруженцев. Когда по одному, когда группами. Один раз на нас вышла крупная группа — человек в сорок, под командой капитана. Я побеседовал с ними и поставил условие — все переходят в моё подчинение, группа расформировывается. Они посовещались и решили прибиваться самостоятельно. Поделились с ними трофейным оружием и боеприпасами, трофейными же одеждой и обувью (продовольствия не дали — самим мало, накормили лишь раз). На том и распрощались. Послал за ними скрытно тройку разведчиков. Эта группа ушла на юго-восток. Через три дня она была рассеяна при прорыве через охраняемый мост. Лучше бы переплыли реку — налегке шли без обоза. Ну и что, что вода уже ледяная — смерть холоднее. Жаль.
