Я в моей голове

— Не переживай. И на солнце есть пятна. У Сашки много других достоинств. Нельзя нам. — Говорю и чувствую — не убедителен.

— А ты песню про меня написал? — Вспоминает про мое обещание.

— Когда? Времени пока не было посидеть, спокойно подумать. Но будет песня обязательно и ты ее услышишь. — Твердо заверяю.

— Надо будет девчонок поторопить с чаепитием. Успеешь? — Спрашивает.

— Откуда я знаю, когда у вас будет чаепитие. Да и надо подождать, чтобы зажило, — показываю на губы.

— Даже без всяких твоих достоинств, ты мне больше нравишься, чем Сашка. Знаешь, он даже стал меня раздражать, когда неподвижно уставится на меня своими черными глазами и непонятно, о чем он думает. — Признается. Я знал о такой Сашкиной привычке. Она меня тоже раздражала. Только по другой причине. Мне казалось он тупит, обдумывая какую-то примитивную задачу.

При расставании Танька грустно сообщила:

— Пойду, буду плакать и вспоминать о тебе.

По дороге домой размышлял. Козел — я. Влюбил в себя девчонку. Нет бы сдержаться тогда. Не заходить на кофе. Но я чувствовал, что нужен был тогда девчонке. Дал бы отсосать, если это было ей нужно. А дальше не предлагать ничего. Проклятые гормоны подавляют разум. Не удержался. А может плюнуть на все и закрутить с ней? Она симпатичная, умненькая, фигуристая и сексуальная и такой останется до пенсии. Постоянный сексуальный партнер рядом — всегда удобно. Все это хорошо, но она собственница. Будет требовать постоянного присутствия рядом со мной. Мы оба лидера и нас ждет постоянная борьба, кто главнее. К тому же, у меня есть стратегическая цель впереди и мне нельзя никого иметь рядом со мной и подвергать опасности не виновного. Мне нужна будет свобода в передвижении и отсутствие на продолжительное время. А как я свои отлучки, буду объяснять любящему человеку? Мне надо уже ближайшим летом начать шевелиться по выполнению своих глобальных задач. К тому же, у Таньки мама — диктатор. Она-то уж не допустит, чтобы дочь встречалась с неодобренным ею человеком. Без тени сомнения, будет готова на все, что угодно, чтобы расстроить наши отношения. Мне это надо? Тут и так проблем выше крыши. Зачем мне создавать себе дополнительные трудности? А может, только до лета закрутить с Танькой? Потом, все само собой рассосется? Нет. Вдруг я этим расстрою будущую свадьбу Саньки с Танькой? Пусть уж будет так, как решил. Надо подыскать тайное место для встреч с ней. Будем там изредка встречаться и сбрасывать сексуальное напряжение. Только где найти такое место?

На следующий день Валентина Ивановна передала мне приглашение в милицию на беседу после уроков в кабинет 14. Я поинтересовался:

— А еще кого из школы пригласили?

— Груздева из 10-го, — проинформировала. Мне идти категорически не хотелось. Из будущего, я помню один из психологических приемов, использующихся перед допросом. Промариновать в коридоре вызванного человека несколько часов в неизвестности, пока он не будет сам рад, что про него, наконец, вспомнили и вызвали на допрос или беседу. Тогда он, невзначай, может проговориться о том, о чем собирался молчать. Я, конечно, все равно ничего не скажу. Но сидеть в коридоре или стоять, если не будет стульев, несколько часов я не намерен. Потому, я снова обращаюсь к классному руководителю:

— Валентина Ивановна, Вы разговаривали с сотрудником милиции?

— Нет, позвонили по телефону секретарю и мне передали, — удивляется.

— То есть Вы не знаете, кто позвонил в школу? А они хоть представились? — пытаюсь уточнить.

— Понятия не имею, мне только передали о вызове, — она не на шутку заинтересовалась моими вопросами.

— Дело в том, что я все, что мог сказать, сообщил вчера участковому. Вы знаете — меня вчера опрашивали? (Кивает с усмешкой). Я не знаю за собой никакой вины и не вижу смысла терять свое время на бессмысленные беседы. Я бы хотел выяснить, чего от меня хотят? Если я, по их мнению, виноват, то пусть вызывают официально, повесткой. Может, это вообще, чья либо шутка? Вы знаете, что я занимаюсь музыкой и хожу к репетитору? Можете спросить у Евгении Сергеевны. Я веду секцию по общефизической подготовке. Геннадий Михайлович и директор в курсе. У меня ни на что не хватает времени. Еще ведь есть и комсомольская работа. У меня на свои дела нет времени, поэтому приходится порой прогуливать, т.к. все выходные заняты. А тут еще какой-то непонятный вызов. Конечно, если что-то серьезное, то я готов сходить в милицию, но тогда пусть сообщат, к какому времени я должен подойти туда и когда я освобожусь. А то потрачу время, а потом выяснится, что я там был не нужен. — Разъясняю. По мере моего монолога лицо классной менялось, от заинтересованного, до понимающего и наконец, до сердитого и решительного.

— Пойдем, — повернулась она, и мы пошли в канцелярию. Там она наехала на секретаря, требуя назвать абонента, который ей звонил и передал приглашение учеников в милицию и по какой причине. Бедная девчонка, недавняя выпускница нашей школы, растерянно в своей тетради нашла записанное сообщение, но ни фамилии абонента, ни причины вызова там не было.

— Позвонили, сообщили, чтобы двое учащихся — вот фамилии, прибыли в милицию в кабинет 14 после уроков и все. Я Вам передала. — Испуганно пробормотала она.

— Такие сообщения не должны быть анонимны, — решительно заявила классная, строго глядя на покрасневшую девчонку. — Телефона звонившего тоже нет? — продолжает обличать она секретаря. Та, сокрушенно мотает головой.

— Звони в милицию и выясняй, не глупая шутка ли это. Если подтвердят, передашь трубку мне, — инструктирует она. Девчонка, услышав про шутку, совсем теряется и неуверенно набирает 02.

Когда ей там ответили, она запинаясь, пытается выяснить про вызов школьников. Но что-то разговор у нее не получался, т.к. она, что-то услышав, смутилась еще больше. Видя такое дело, Валентина Ивановна решительно забрала у бедной секретарши трубку. Послушав в трубку какое-то время, она, как опытный педагог с многолетним стажем, чеканя слова, стала по телефону строить ментов:

— Послушайте, уважаемый, не знаю, как вас там. Вот, что я вам скажу. В школу поступил анонимный звонок, о якобы вызове учеников школы в милицию, в 14-й кабинет, в свободное от школы время. Я хочу от вас узнать, действительно ли был такой вызов, а если был, то по какой причине моего ученика вызывают в милицию? — какое-то время слушает, а потом повышает голос: — И не надо меня учить, как надо поступать по звонку, якобы из милиции. Слушает и поворачиваясь к секретарю: — Ваш номер телефона?

Та в замешательстве диктует цифры. Классная дублирует их в телефонную трубку.

— Хорошо, я жду 10 минут, — кладет трубку и с укоризной смотрит на секретаршу, — Ничего там не знают. Обещают выяснить и перезвонить через 10 минут.

Поворачивается ко мне.

— Точно, за тобой ничего нет? А откуда эти отметины на лице? — сурово спрашивает.

— Подростковые забавы, к милиции никакого отношения не имеют, — заверяю, пожимая плечами.

— Хотелось бы верить, — пробормотала, присаживаясь на стул для посетителей, — Подождем 10 минут, — посмотрев на часики.

Зазвонил телефон. Валентина Ивановна, взглянув на нас, взяла трубку, послушала и представилась:

— Синева Валентина Ивановна, классная руководительница ученика Соловьева Сергея.

Послушала и сообщила в трубку:

— Соловьев утверждает, что его не за что вызывать в милицию, — слушает.

— Да, вчера его опрашивал ваш сотрудник, — ..., — Соловьев по школе характеризуется только положительно, активист, секретарь комсомольской организации школы, активно участвует в художественной самодеятельности, пишет стихи и песни, занимается игрой на музыкальных инструментах, ведет спортивную секцию в школе, учится на хорошо и отлично.

Слушает и уточняет:

— Вы его ни в чем не обвиняете? Так, так. — Кивает головой. — Вы сами должны понимать, какая нагрузка на школьников в школе, особенно в последних классах. А у него и секции и репетиции и общественная работа. — ..., — Да, он пользуется авторитетом в школе среди подростков, иначе бы его не избрали секретарем комсомольской организации школы. И не доверили бы вести спортивную секцию среди старшеклассников. Да, да. До свидания, Николай Николаевич. — Кладет трубку. Встает и выходит из канцелярии.

По дороге сообщает:

— Тебя ни в чем не обвиняют. На танцах произошла драка среди подростков города. Я что-то не поняла. Драка не понятная, какая-то организованная драка или драки. Впервые слышу такое. — Внимательно смотрит на меня. — Ты там участвовал? — Обличающе тычет в меня пальцем.

Покаянно киваю.

— Идти в милицию тебе не надо. Как мне объяснили, в милиции собирают лидеров подростковых группировок на профилактическую беседу и для знакомства. Вот тебя и вызывали с Груздевым. Где Груздев и где ты? Ты ведь его недавно побил? За дело, тем более он первый затеял драку. И он тоже с тобой принимал участие в драке? — удивляется.

— Мы с ним разобрались между собой и конфликтов между нами больше не должно быть. — Разъясняю я. — Спасибо Валентина Ивановна. Сегодня, как раз секция, а завтра — занятие с репетитором.

— Странная какая-то методика у милиции? Сначала присылают милиционера чего-то вынюхивать в школе. Ничего не получилось и решили собрать подростков на какую-то беседу. — Возмущается.

— У них изначально ничего не было на ребят. А реагировать, наверное, как-то надо. Вот они формально и изображают деятельность для отчета. — Предполагаю я.

— Вот я и хочу сказать, что они не считаются ни с кем. Как будто, подростки ничего не понимают. Откуда будет уважение к милиции у подростков? — продолжает негодовать.

— Ладно, иди в класс, скажешь, что был со мной. — Отпускает меня.

После уроков на секции оказалось больше 30 человек. Мы с Алексой озадаченно переглянулись. Что тут такой толпой делать? На всех же ни снарядов не хватит, ни перчаток. Больше времени потратится на ожидании своей очереди к снаряду. А безделье разлагает. Оптимальное количество в наших условиях — не более 15 человек. Предложил АлексЕ всех разделить на две группы и заниматься по очереди, по полтора часа. Причем, первые занимаются во вторник в первую смену, а в четверг во вторую. Он неохотно поддержал. А куда деваться? Я бы вообще ушел, да ответственность, черт ее возьми. Так и объявил всем. Двое ушли сразу, не дожидаясь разделения. Некоторые пацаны и мои ребята, изъявили заниматься со мной в группе. Тогда я объявил:

— Все, кто хотят заниматься со мной, приходят в спортзал через полтора часа. И пошел на выход из спортзала. Мои пошли за мной. В дверях оглянулся и наткнулся на грустные глаза Толика. Кивнул ему головой — за мной. Толик за последнее время поднабрал силы и выносливости. Уже не выглядит таким тюфяком, как в первые недели. Есть стержень в пареньке. Я пошел в комнату бюро. Во-первых, я и некоторые мои ребята там хранили свою спортивную форму. Во-вторых, надо просмотреть документацию по комсомольской работе в школе. Давно руки не доходили до нее. Сделал выписки по упущенным мероприятиям в плане работы организации на год и последнюю четверть. Надо будет накрутить хвосты ответственным за это членам бюро.

На следующий день ко мне подошли важные Маринка Лазоренко и Танька Филина. Обращаю внимание на напряженную тишину в классе. Все девки смотрят в ожидании на нас. Пацаны тоже постепенно замолкают и ехидно наблюдают за театром из трех актеров. А эти торжественно заявляют, что в пятницу организуется в классе чаепитие, на котором все ждут мое исполнение песен под гитару. Оглядываю лица одноклассников. Ловлю отголосок какой-то мысли. Еще раз оглядываюсь. Вижу Сему, шушукающегося и хихикающих с Кузей. Вот оно! Отмечаю заодно, опустившего голову, ухмыляющегося Серегу Анненкова и развернувшуюся к нам, Наташку Морякову (сидит впереди меня).

— Уважаемые девочки, вы это хорошо придумали. Я обещал, а слово свое, я стараюсь держать. Я готов выступить. Но насколько я знаю, в классе есть несколько музыкантов, более опытных, чем я. Почему бы не организовать концерт из всех, кто умеет петь и играть? У тебя Маринка, я догадываюсь, прекрасный голос. — Все засмеялись, а Логачев Валерка заржал, чуть не упав со стула. Все помнили, как однажды Маринка встала в позу певца из комедии 'Не может быть!' и заблажила — 'Только на снегу, только на снегу...'. Громко, но я отметил ее чистый голос.

— Далее — два, можно сказать, профессиональных музыканта. — Киваю на Сему и Кузю, замерших от неожиданности. Серега Анненков хорошо поет и играет на гитаре. Наташка Морякова долго училась в музыкалке, — продолжаю, но Наташка меня перебивает:

— Для меня инструмента нет.

— Ради такого мероприятия, можно договориться с Евгенией Сергеевной и организовать чаепитие в ее классе. Может еще, кто скрывает свои вокальные и инструментальные таланты? Я считаю, что моя идея более удачная.

— А, что? Можно и так, — соглашается Филина и оглядывает класс.

— Соловьев будет петь свои песни. А где мы свои возьмем? — выражает свое возмущение Анненков.

— К сожалению, я не успел выучить несколько современных песен. Все же знают, что я только недавно взял гитару в руки. К тому же, это даже хорошо, что ты Сергей, будешь исполнять популярные песни, которые все знают. Могут попеть все желающие. — Большинство меня поддержало. Только Наташка наотрез отказалась выступать. Кто бы удивился?

Как-то на перемене, встречаю свою солистку Наташку, заметно расстроенную. Стоило мне только проявить участие, поинтересовавшись причиной, как у нее глаза, сразу наполнились слезами и она, мотая головой быстро отошла и отвернулась к окну в коридоре. Стою, как дурак и не знаю, что делать. Как успокаивать плачущую девчонку в многолюдном коридоре? И не уйти. Зачем я, куда-то лезу, стремлюсь утереть слезинку ребенку? Хотя я к ней уже подходил и предлагал свою помощь, в случае возникновения проблем. Чем я могу помочь, если у нее сердечные проблемы? Если ее обидел, какой-нибудь пацан — другое дело. Стою рядом, жду, когда она успокоится. Через некоторое время всхлипывания стали затихать и я смог, кое-как выяснить в чем дело. Оказалось, что ее отец попал в автомобильную аварию и сейчас находится в больнице. Авария произошла далеко от нашего города — в Пензенской области. Отец лежит в больнице в Пензе. Как им сообщили, он пока транспортировке не подлежит. Мама уехала к нему. М-да, тут я помочь бессилен.

— Может вам деньги нужны, лекарства дефицитные или еще что? Я могу помочь, если что. — Предлагаю всхлипывающей девчонке.

— Спасибо, не надо. В профкоме обещали помочь. — Мотает головой, вытирая слезы.

— А как он оказался так далеко? — спрашиваю, протягивая носовой платок.

— Папа дальнобойщик, — сообщает, принимая платок.

— Спасибо, мне надо идти, — протягивая платок, смотрит опухшими глазами и шмыгая покрасневшим носиком.

— Возьми себе, потом выкинешь, — отмахиваюсь, задумавшись, как поддержать девчонку, не скомпрометировав. (Евгения Сергеевна!)

Распрощавшись с девчонкой, пошел к учительской. Евгении Сергеевне объяснил Наташкины трудности. Она озаботилась сообщением и пообещала, что нибудь придумать с ее классной руководительницей.