Осознание

— На твоей поедем. — Сказал он и я, даже не спрашивая куда, пошел к машине.

Завелся и, следуя указаниям, покатил в расположение дивизии. По дороге нас несколько раз останавливали на заслонах и связывались со штабом, получая разрешение пропустить мою машину.

К посвежевшему и какому-то оживленному начальнику дивизии подошел злой и не выспавшийся Василий и доложил, что лагерь готов к приему военнопленных.

— Людей для охраны получите после боя. Не волнуйся полковник, не забуду про тебя... — пообещал комдив и сказал: — Через час выдвигаемся. Разведка заверила, что мы успеем и рубеж занять и даже пристреляться в случае нужды.

— Посевы пожалейте. — Буркнул Василий и командир дивизии сообщил что уже отдал приказ без нужды в поля не залезать. Поблагодарив, Василий попрощался с комдивом и пошел обратно к моей машине. Я следом за ним.

В дороге, минуя посты уже без остановок, я спросил Василия, не хочет ли он посмотреть на сам бой.

— Очень хочу. — Кивнул тот, но добавил: — Только боюсь, нас туда близко не подпустят.

— Там недалеко Лысые высоты, откуда я на параплане летаю... железку и тот участок, который указал он видно в бинокль, как на ладони. — Без особой надежды я спросил: — Может, рванем туда? Я дорогу знаю. В обход все этой армии проедем. Только заправиться надо.

Василий покачал головой и сказал в лагере у нас слишком много дел, чтобы детством страдать.

Ага, конечно... уже через пару часов он сам прибежал ко мне в кабинет и сказал, поглядывая на пьющего у меня чай Серегу:

— Уговорил. Поехали.

Я поднялся, взял бинокль из шкафа и, усмехаясь, сказал Сереге:

— Майор за старшего в лагере. Не забудь ему передать. Мы к ужину постараемся быть.

— А вы куда? — полюбопытствовал Сергей и я, гордо одевая и выравнивая кепи, ответил: "На войну!"

— Да... — со вздохом сказал полковник. — Кому-то же надо и воевать.

Оставив Серегу с глупой улыбкой на лице, мы быстро выбрались из лагеря сели в мою машину и поехали на мех двор заправиться. Залив полный бак бензина, я еще на мех дворе раскрыл атлас и вспомнил окружную дорогу. Показывая ее Василию, чтобы он понимал, как поедем, я пояснил:

— Крюк в пятьдесят километров. За час управимся.

Василию было все равно, за час или за два лишь бы, как говорится, не опоздать. И мы прибыли к высотам к "третьему звонку". Но быстренько подняться и занять места на балконе нам не дала все та же лихая разведрота. Впрочем, не сильно удивившись нашему прибытию, командир разведчиков позволил нам за своей бронемашиной подняться по убогой дорожке наверх, где к нашему изумлению уже во всю развернулась дивизионная минометная артиллерия.

Выйдя из машины, мы с Василием встали недалеко от замершего командира разведчиков, словно ища у него каких-то пояснений.

— Зря приехали. — Пожимая плечами сказал он. — Только нас обнаружат, попытаются срыть... и не думаю, что пошлют пехоту или технику. Скорее ракетами развалят.

Упоминание о технике и ракетах, немного протрезвило нас.

— У них и ракеты есть? — удивленно спросил я.

— У них все есть... — как-то тоскливо сказал командир разведчиков и, указывая на исчезающую в лесу железку, сказал: — Вон они уже.

Я пригляделся, а, потом, не поверив глазам, поднял бинокль. Нормальным образом, пуская железку между гусениц, по шпалам ползли танки. Один, три, пять... семь. И так они кучно и компактно шли по железке, что я думал вот-вот, сейчас, сразу даст залп батарея и не будет больше танчиков. Но даже не шевелились артиллеристы. Спокойно переговаривались, пригибаясь, переходили от одной позиции к другой. В общем, вели себя так, словно это не враг медленно двигался далеко внизу, а свое собственное подразделение.

Поясняя безмолвие артиллерии, разведчик сказал:

— Этих не тронут. Для этих целый отряд выделен. Они так от Попова ушли. Отдали три танка на растерзание, а сами сманеврировали и большим крюком ушли от него. А пока окопавшиеся танки из земли минометами выковыривали уже, и догонять некого стало.

Из леса вдоль насыпи железки потянулась спешащая за ушедшими вперед танками пехота. Небольшой сравнительно отряд. Человек сто не больше. В основном автоматчики, но я видел, как несколько из них тащили и более серьезного вида агрегаты.

Командира разведроты позвали к его бронемашине, и он поспешил к ней. Вскочил на броню, ему подали гарнитуру связи и он, выслушав кого-то, крикнул офицеру, что стоя на ящиках из под снарядов, в бинокль рассматривал позиции:

— Олег Павлович начинайте, они почти все в лес втянулись.

Офицер на ящиках повернулся к командиру разведчиков и сказал:

— Ну, с богом что ли.

— Ага. — Сказал, ответил разведчик и залез в люк. Его машина довольно громко взревела и, провернувшись на месте, чуть не задев мой внедорожник, покатила вниз с горы.

Спустившись с ящиков и для чего-то засекая время, офицер скомандовал громко, странно растягивая слова:

— С первого по тринадцатый расчеты по метке два... огонь!

Если сначала мы были ошеломлены слаженным залпом больше десятка тяжелых дивизионных минометов, то потом мы были поражены эффектом произведенным этим выстрелами. Воздух на далеком конце леса завибрировал и до нас донесся характерные звук:

"Дзоооонг!"

— Это резонаторы! — проговорил подавленно Василий. — Они стреляют резонирующими!

Наблюдая в бинокль, как огромный участок дальнего леса просто вспух облаками крошки и опилками и медленно осел на землю я только сжал зубы. Применение резонаторов после того, что мы все пережили в Последнюю ночь, казалось мне кощунством.

— Расчеты с первого по тринадцатый! — крикнул офицер, тоже рассмотрев в бинокль результат работы своей батареи. — Беглый по третьей метке! Огонь!

Минометы сначала в голос рявкнули, а потом их выстрелы сбились с общего ритма и заглушили все остальные звуки. Оглядывая, с потерянным видом не участвующие в этом адском представлении, расчеты, я только недоумевал, а почему они-то молчат и не участвуют в этом бессмысленном уничтожении всего живого. Но оказалось всему свое время. Удовлетворенный обстрелом офицер, перекричав вой залпов и уже отчетливое и мощное "дзонг" резонансных ударов, приказал прекратить огонь.

Оглядев, уничтоженный в щепы лес офицер обратился к другим расчетом и, назначая задачи, включил хор менее мощных, но больших по численности обычных минометов. Я возмущенно и удивленно наблюдал за черно-огненными шарами, что вспухали то там, то тут среди зелени леса, когда буквально рядом с нами с невероятным грохотом поднялась в небо земля. И еще раз. И еще...

Я не сразу понял, как оказался откинутым к своей машине, а Василий скрючился у моих ног. Оглохший с заложенными ушами я попытался сообразить, что же произошло. Я видел сквозь муть в глазах и головокружение, как офицер, командующий огнем, поднялся с почему-то почерневшей травы и вместо поиска убежища снова приник к биноклю. Я не слышал, что он кричал, но видел, как он взмахнул рукой и снова совсем молодые солдатики у тяжелых минометов подвернули на конкретные углы свои орудия и подали снаряды в стволы. Я только по несильному содроганию земли ощутил общий залп и попытался подняться, чтобы увидеть последствия. Ближняя кромка леса, из которой еще недавно выкатывались танки, и выползала пехота, прекратила свое существование. Даже пеньков не осталось после общего залпа. Стальные рельсы, вырывая костыли из шпал, буквально сворачивались в невероятные спирали под резонансным адом.

"Дзоооооонг" — грозно и величественно прорвалось сквозь мою глухоту и я, почувствовал, как начинаю терять себя в буквальном смысле. Нервы отказывались выполнять желания мозга. Ноги перестали держать тело и подогнулись в коленях.

"Это не попадание, это ударная волна" — выдали мои совсем расстроенные мозги, и я вдруг стал спокоен и абсолютно невозмутим. Я заметил, как оседает и валится на бок командующий офицер, я видел, как катятся по земле пораженные резонансом солдатики. Я, почувствовав, как моя собственная машина буквально завибрировала в паре сантиметров от моего лица.

Через вечность я смог подняться на ноги и ощущая невыносимую боль в суставах, потянул вверх приходящего в себя Василия. Я помог ему добраться до дверей к пассажирскому креслу. Усадил его, а сам, опираясь на корпус машины, перешел на другую сторону и, сжимая до боли зубы, залез в салон.

Завелась машина сразу. Я не слышал, я чувствовал телом работу двигателя. Сходу развернувшись большим кругом и выкатываясь на спуск с высоты я заметил, как приходят в себя солдаты. Кто-то полз, кто-то, хватаясь за тело, корчился в траве. Были и те, кто вообще на первый взгляд не пострадали и стояли, рассматривая что-то внизу. Мне было уже не до театра. Я катил вниз и в болтанке пытался не только удержаться за руль, но и не сорваться с узкой убогой дорожки.

Так уж получилось, что, скатываясь с холма, я оказался на участке, с которого открывалась отличная панорама пошедшей волнами железки и поля от нее до остатков леса. Я видел что пехота, оказавшись зажатой между подбитыми, даже непонятно когда, танками и уничтоженным лесом разбросана ударной волной резонанса и теперь еле шевелится, пытаясь собрать остатки сил. А к ней уже от холмов, от оврагов неслись вдоль железнодорожных путей боевые машины пехоты и просто пешие бойцы глядящих. Кажется, пионеров-обитателей за ночь выстроенного лагеря, из всего нашего коллектива первым увидел именно я.

Я гнал машину скрежеща зубами и держась на грани между явью и мороком. Приходя в себя, Василий упирался руками в торпеду и пытался сфокусировать зрение. Кажется, у него получилось, он с блаженством вздохнул и откинулся на сиденье с уже закрытыми глазами.

В лагере я проехал за ворота и подкатил к лазарету. Вышедшая на крыльцо Алина испуганно посмотрела на своего полковника и, подбежала к нему, помогая выйти. Врачи были на месте и пока заключенный занимался мной, врач-возвращенец осматривал Василия.

— Вибрационная легкая контузия. — Констатировал после осмотра мой эскулап. — Покой, не вставать, три дня минимум.

— Аналогично. — Подвел итог осмотру его вольный коллега.

Замычав что-то в ответ, Василий высказал наше общее несогласие с лежачим режимом.

— Скоро еще привезут... контуженных. — Сказал я. — Не расходитесь. Вместе с нами принимать их будете.

Владимир, проковыляв в смотровую, поздоровался сначала с полковником кивком головы, потом со мной пожав мне руку. Он послушал мой короткий рассказ о бое около железки и в отличии от тяжело вздыхавших докторов у него аж глаза загорелись от услышанного.

— Подумать только. Не успокоились еще. — Сказала зло Алина над головой у Василия. Отвечая на наши недоуменные взгляды, она сказала: — Вся страна в руинах. Люди голодные. Страну в тюрьму превратили, а все воевать хотят. И главное нет, чтобы коллективно взять и застрелится они резонаторы достали. Мало всем Последней ночи было.

Я думал и Наталья что-то добавит вошедшая следом за Владимиром, но она молчала, со странной озабоченностью рассматривая меня.

— Резонатор это же оружие массового поражения? — спросил Владимир и Василий, не сдержавшись, презрительно хмыкнул. Нашел что спрашивать...

Полковник сказал, что пойдет, полежит, и в сопровождении Алины направился в сестринскую. Я тоже откинулся на деревянную кровать для осмотра и с наслаждением разложил свои ноющие суставы.

Запоздало реагируя, вольнонаемный врач ответил мягко Владимиру:

— Да. Это оружие массового поражения.

— Оно не запрещено? — спросил, словно констатировал наш блаженный, который не понимал что с повязками на лице он выглядит лучше, чем без повязок.

— А кто ж его запретит... — вздохнул врач. — Как говорил один мой знакомый, запретить оружие военным, можно только запретив самих военных.

Владимир больше ничего не спрашивал он только проковылял к столику и никого не спрашивая налил себе из докторского графина воды. Поднимаясь, вольнонаемный врач обратился к своему коллеге и Наталье:

— Давайте готовиться к приему раненых. Нужны тряпки, бинты. Подготовьте антибиотики. Надо бы ванны с теплой водой для сильно пораженных вибрацией. — Эти слова он адресовал мне и я, задумавшись, кивнул, вспоминая, что в бане под деревянным настилом пола был скрыт небольшой бассейн. Заключенным им пользоваться, не давали, а вот мы и охранники когда имели возможность и не плохо в нем плескались зимой. Если не наливать до краев и что-либо приспособить поддерживать головы пострадавших, то вполне себе компенсационная ванна получится. Даже лучше чем положенная барокамера. Сам бы в такую залез.

Но ни раненых, ни пленных до девяти вечера мы так и не увидели. Когда же эта перемазанная в дорожной пыли толпа появилась около лагеря в сопровождении всего нескольких машин и, дай бог, взвода автоматчиков я чуть не выматерился не смотря на стоявшую недалеко вызвавшуюся помогать медсестрам Настю.

Пленных было после пересчета двести сорок три человека. Из них восемьдесят один были ранеными. Определив тяжело раненых на попечение докторов, медсестер с моей Настей и добровольцев из наших заключенных, мы занялись размещением остальных за колючкой. Никаких настилов или хотя бы сараев за ночь оборудовано не было и пленные размещались прямо на утоптанной траве. Кто-то сразу откидывался на спину. Кто-то сбивался в группы и о чем-то неслышно переговаривались.

Наши заключенные после получения разрешения от Василия лично закидали через колючку пленным обрезки досок, хворост и даже настоящие поленья, чтобы те могли разжечь костры. Августовские ночи были еще не холодны, но уже и не июль конечно. Я же посматривая на небо, молился только, чтобы дождя не случилось.

Полевая кухня, выкаченная нами со складов, закончила работу только к полуночи. Накормив пленных и раненых наспех сваренной кашей, и собрав грязную посуду наши заключенные повара и вестовые, наконец-то, тоже смогли уйти отдыхать. Но новый лагерь еще до двух ночи гудел, обстраиваясь на голой земле у довольно расточительных костров. К половине третьего все-таки опасаясь осадков я приказал глядящим вытащить со складов брезент чехлов, которыми мы укрывали технику на мех дворе когда она становилась не нужна, и передать вместе с нехитрыми досками и другой мелочью пленным. Некоторые, кто успел уснуть так и не проснулись, чтобы обстроиться получше, но большинство принялись сооружать себе палатки и временные навесы. Особенно я просил позаботиться их о своих же раненых, которым не нашлось места в нашем лазарете и переделанной временно под лазарет бане. Но, похоже, они и без меня понимали, что раненным, действительно нужна была помощь.

К рассвету я пришел домой и, обнаружив, что Настя так и не вернулась, не стал ложиться спать, а обеспокоенный направился в лагерь найти ее. В лазарете ее не оказалось. Там я порасспрашивал Алину, тихо читавшую в смотровой непонятную книжицу и по ее указаниям пошел в лагерную баню. В ней я и нашел свою жену по колено бродящей по дну бассейна, между уложенными в воду пострадавшими от вибрационного воздействия. На краю бассейна стояла осунувшаяся Наталья и не менее устало выглядящий врач. Вообще раненных уложенных на деревянные лавки бани, там было не меньше сорока человек. По многим я видел, что они довольно серьезно страдают. Но определить всех в воду возможности не представлялось. Плюс к этому среди них находились и пострадавшие одновременно и от обычного и от резонансного оружия. Перебинтованные, с проступившей кровью на повязках, не громко стонущие во сне, им была противопоказана вода. Этим предстояло мучиться и проходить последствие резонансных ударов "на сухую".