— Я ни разу не насчитал трех секунд! — уже шепотом, пусть и громким, снова возмутился молодой человек, мельком глянув на Колера.
— Гляжу у нас тут скромники? — усмехнулся старший жрец Кардении, не дожидаясь, пока недовольный нечестностью соперника кронский последователь подзовет его для выяснения ситуации. — Кто опустил руку сам? Я сказал сделать это противникам, а не…
Двинувшись на голос неизвестного новичка, Бенедикт замер, глаза его округлились от злости и удивления.
— Какого беса ты здесь делаешь?! — прошипел он, увидев, что жрецом, самовольно опустившим руку, был Киллиан Харт.
Гневный взгляд своего наставника молодой человек выдержал спокойно, не выказав при этом никаких чувств.
— Очевидно, то же, что и остальные, — отозвался он, — прохожу тренировку.
— Отлично, жрец Харт, — сквозь зубы процедил Колер. — Ты проходишь тренировку. А теперь скажи-ка мне, где ты сейчас должен быть?
Киллиан медленно вздохнул, утерев с лица капли холодного осеннего дождя, и понимающе кивнул, обернувшись на строй молодых жрецов, взгляд каждого из которых был направлен сейчас в его сторону.
— Я понимаю, что вы имеете в виду, жрец Колер, и какой упрек скрывается за вашим вопросом. И хотя, ответа от меня вы на деле не ждете, я все же отвечу: я нахожусь именно там, где должен быть. Вы сами сказали: чаще всего ни погодные условия, ни место проведения схватки не играют нам на руку в опасных ситуациях. Добавлю к этому, что наше здоровье тоже часто подводит нас. Схватка с демоном может застать нас врасплох, и в этом случае мой противник не будет принимать во внимание то, что я болен, устал или слаб — он воспользуется этим, чтобы убить меня. Стало быть, следуя вашим рекомендациям, я должен уметь сконцентрироваться на сражении, в каком бы ни был состоянии. В этом, насколько я понимаю, состоит наша работа — находиться в постоянной готовности вступить в бой с теми, за кем мы охотимся, вне зависимости от условий, в которых оказываемся. Поэтому я — здесь.
Бенедикт сжал руку в кулак и тяжело вздохнул. Желания отчитывать ученика перед толпой молодых жрецов, из которых самая малая часть могла похвастаться хоть наполовину таким же рвением, у него не было. Однако позволить Харту продолжать тренировку, учитывая его вчерашнее состояние, он не мог.
— И пока вы не отчитали меня перед собратьями за мое, на ваш взгляд, безответственное отношение к собственному физическому состоянию, я позволю себе добавить, что чувствую себя вполне здоровым, чтобы присутствовать на занятиях.
На этот раз Киллиан одарил своего наставника многозначительным взглядом, и Бенедикту стало ясно: ученик вполне отдает себе отчет в том, какая ответственность на нем лежит. Он чувствует себя в силах в скором времени продолжить путь и пытается не дать своему юному организму расслабиться и полностью принять болезнь — он силится победить ее волевым способом. Таким, каким когда-то пользовался и сам Колер.
— Твое рвение похвально, жрец Харт, я отметил это еще в Олсаде. Можешь продолжать, если считаешь себя в силах это сделать. Если после этой тренировки жрец Морн будет вынужден снова усиленно работать над твоим восстановлением, ответственность за это ляжет на тебя. Тебе понятно?
— Более чем, — кивнул молодой человек.
— Продолжайте! — скомандовал Колер, нарочито бесстрастно удаляясь от ученика.
Схватка возобновилась, но теперь демонов-кукольников из себя изображали уже другие молодые жрецы.
Вопреки своему желанию Бенедикт все же поглядывал на то, как себя проявляет его ученик, и невольно отмечал, что по технике Киллиан явно превосходит своего соперника. Харт успевал не только считать пойманные паузы, но и озвучивать это партнеру: «три секунды — убит. Давай снова. Наступай резче. Сосредоточься — снова убит. Еще раз. Меть в шею, вот так. Убит. Будь быстрее…»
Дождь в это время начал лить сильнее, и, похоже, лишь Харт был полностью сосредоточен на задании и двигался так же быстро, как двигался бы в солнечный ясный день.
«Проклятье, он действительно способный малый», — не без гордости признал Колер, мысленно воззвав к удаче с надеждой, что эта тренировка не подорвет едва восстановившееся здоровье ученика, и тот сможет в скором времени выступить с ним в деревню некроманта. До Шорры от Сельбруна было около семи дней пути, если брать тот же темп, что был взят по дороге из Олсада. Выдержит ли Киллиан такую дорогу снова? Достаточно ли он поправился? Мысль о том, что ученика следует оставить в Сельбруне и позволить ему вылечиться, неприятно саднила в душе Бенедикта.
— Пять минут прошло, жрец… — голос Харта, вдруг сорвавшийся на тихий сухой кашель, вырвал старшего жреца Кардении из мрачных мыслей, — Колер.
Молодой человек сумел договорить, быстро восстановив дыхание.
— Прекрасно. Итак, новый подсчет: кому удалось нанести смертельный удар? — и снова вверх взметнулось множество рук, хотя на этот раз — видимо, из-за ухудшившейся погоды — победителей оказалось меньше. По команде для тех, кто играл данталли, не осталось ни одного человека, кто сумел бы не допустить трехсекундную паузу у противника.
— Что ж, настоятельно рекомендую вам подобные тренировки повторять. На сегодня достаточно. Прошу всех разойтись, — Бенедикт выдавил из себя улыбку. — В конце концов, жрец Бриггер не простит мне, если из-за занятия в такую погоду все вы сляжете в лазарет.
* * *
Окрестности деревни Хостер, Нельн
Двадцать девятый день Матира, год 1489 с.д.п.
Когда холодное осеннее солнце только начинало клониться к закату, Мальстен и Аэлин остановились близ небольшой деревни Хостер в нескольких лигах от переправы через Бреннен. В самочувствии данталли к этому моменту давно уже не осталось следа пережитой расплаты за вмешательство в сознание своей спутницы, но Аэлин изредка все еще виновато поглядывала на него.
— Остановимся пока здесь ненадолго, — предложила она, заметив небольшую поляну. Она извлекла из заплечной сумки карту, порядком испорченную после злоключения в болоте дьюгара, и прищурилась, пытаясь представить, как долго добираться до ближайшего населенного пункта. — Тут, вроде, недалеко есть одна деревня. Хо… Хостер, кажется, не могу разобрать точно название, карта испортилась. Но мне там бывать не доводилось, да и вообще Нельн я знаю плохо, так что не могу сказать, стоит ли нам появляться там.
Мальстен опустил сумку на поляну и присел под большим дубом, положив руки на колени.
— Я когда-то служил в Нельне. Не могу сказать, что хорошо знаю здесь все деревни, но в целом могу сказать, что отделений Культа по этой стране немного. Не помню, чтобы в Хостере оно было, так что, быть может, стоит туда наведаться.
— Деньги у нас совсем на исходе, — тяжело вздохнула Аэлин, присаживаясь рядом с ним. — Если в Хостере не удастся заработать, скоро придется добывать себе еду охотой.
— С этим проблем не будет, — сухо отозвался данталли, опуская взгляд на свои руки. — Я ведь могу заставить дичь саму пойти к нам в руки, главное ее увидеть.
Аэлин виновато поджала губы.
— Да. Можешь.
На некоторое время воцарилось тяжелое молчание. Первым его нарушила охотница.
— Послушай, я ведь забыла о твоей ране. Думаю, пришла пора поменять повязку на плече. Как твоя рука, кстати?
Мальстен неопределенно повел головой. На деле рана чуть тянула, но по-настоящему болезненной ее назвать было нельзя. Он и вспоминал-то о том, что недавно из плеча извлекли стрелу, лишь когда приходилось двигать рукой.
— В полном порядке, — с легкой улыбкой отозвался он.
— И все же позволь я посмотрю, — мягко произнесла она, и данталли, помедлив, кивнул.
Поднявшись, он снял плащ и небрежно бросил его на землю, постаравшись не вздрогнуть от холода. Под порванным рукавом рубахи было видно, что повязка сильно пропиталась кровью, однако сейчас, похоже, рана больше не кровоточила.
— Поменять стоит, — кивнула охотница, на миг задержав взгляд на испачканных синим тряпицах. Мальстен хмыкнул, стягивая рубаху.
— А ведь тебе все еще непривычно на это смотреть, да? — спросил он. Аэлин непонимающе нахмурилась.
— На что?
— На синюю кровь. Иногда складывается ощущение, что ты только в эти моменты по-настоящему понимаешь, кто я. В другие — даже когда я беру кого-то под контроль — ты все еще относишься ко мне, как к человеку.
Аэлин невесело улыбнулась.
— Мальстен, это сложно объяснить, — покачала головой она. — Ты многое изменил в моем отношении к данталли. Я поняла, что вы, по сути, немногим отличаетесь от людей…
Кукольник печально усмехнулся.
— Говоришь почти так же, как твой отец.
— Что ж, это, пожалуй, неудивительно, — улыбнулась она, принявшись осторожно работать с повязкой. — Скажешь, если будет больно. Я постараюсь аккуратно, но…
— Все в порядке, Аэлин, — кивнул он, — можешь об этом не думать.
— Не могу, — хмыкнула она в ответ. — Ты ведь еще в Олсаде сказал, что все чувствуешь. Да, можешь терпеть и не подавать виду, но ведь чувствуешь… — охотница вдруг внимательно взглянула в глаза своего спутника. — Кстати, ты всегда был таким? Всегда так переносил боль? Или этому можно… научиться?
Мальстен отвел взгляд, невольно вспомнив, что о том же самом его спрашивал после очередной расплаты Грэг Дэвери.
— Этому можно научиться. И нет, я был таким не всегда. В детстве точно не был, пока не появился Сезар. Моя мать нашла его и наняла для того, чтобы обучить меня быть данталли и скрываться среди людей. Она не хотела, чтобы меня выследили и убили. Когда пришла первая в моей жизни расплата, я думал, что умру прямо там. Я не ожидал такого, хотя Сезар меня предупреждал, что будет страшно больно.
Аэлин сочувственно нахмурилась и опустила взгляд.
— Учитель помог тебе справиться? Как?
На лице Мальстена блеснула улыбка, и охотница едва не вздрогнула от того, сколько за ней крылось.
— Приказал встать.
— Встать? — изумилась Аэлин, осторожно размотав повязку и осмотрев рану. Взгляд ее невольно метнулся и к другим отметинам на теле спутника. Недавно затянувшийся порез, полученный им в Вальсбургском лесу, заставил ее вспомнить, как стоически Мальстен выдержал это испытание.
— Да, — ровно повторил данталли, — Сезар справедливо полагал, что для уменьшения риска быть раскрытыми мы должны уметь не подавать виду хотя бы от пустяковой расплаты. А натренировать этот навык можно было только одним способом: практикой. В этом случае он, так или иначе, должен был быть ко мне безжалостен.
— К ребенку? — изумленно округлила глаза Аэлин. Мальстен выдохнул усмешку и кивнул.
— К ученику. Его задачей было научить меня приспосабливаться к миру людей, и он делал это так, как умел. Надо признать, он был отличным учителем.
— Он для тебя много значил? — осторожно спросила Аэлин.
— Разумеется, — не раздумывая, отозвался Мальстен. — Я считал его другом, не только наставником. Не знаю, считал ли он так же: мне кажется, я всегда казался ему исключительно бездарью. Везде, где мог, Сезар видел во мне недостатки, которые старался исправить и на которые старался указывать. Он говорил, что для данталли у меня слишком большая привязка к моей семье, что я должен быть готовым рано или поздно от них сбежать, чтобы спасти и их, и себя. Я долго не хотел с этим соглашаться, ведь…
— Здесь я тебя понимаю, можешь не объяснять, — кивнула Аэлин с понимающей грустной улыбкой.
— А согласиться пришлось, — вздохнул Мальстен. — Мы часто сталкивались с Сезаром по этому поводу. Иногда мне хотелось впасть в истерику и требовать у матери, чтобы она выгнала его из Хоттмара, но на деле я этого попросить не мог, потому что мне хотелось продолжать учиться у него. Мне хотелось удивить его, доказать, что я чего-то стою. У меня складывалось двоякое ощущение, что с одной стороны Сезар искренне верит в меня и не сдается в моем обучении, потому что я не такая уж бездарность, но с другой — казалось, что подспудно при каждой моей попытке проявить себя в голове у него возникала мысль «ты не сможешь». Поначалу это раздражало, но потом начало только подстегивать.
Аэлин поджала губы.
— Он был таким же искусным кукловодом, как ты?
— Ты о прорывах сквозь красное? — пожал плечами Мальстен. — Этого он не умел. Более того, он полагал это невозможным. Хотя что-то мне подсказывает, что если бы Сезар попытался, отринув свои предубеждения, то у него бы отлично вышло. Он все делал отлично, как мне кажется. Я во многом старался быть похожим на него. Это была личность, обладавшая огромной силой и выдержкой. Не представляю, где он этому научился: он мало о себе рассказывал. Хотя, надо признать, давалось ему это не без труда: мне казалось, ему хотелось бы поделиться своей историей, но жизнь научила его быть осторожным и никому не доверять. Даже близким.
— То есть, ты до сих пор не знаешь его истории? — искренне удивилась охотница.
— И мне уже никогда не доведется, — вздохнул Мальстен. — Знаю, звучит дико, но так и есть. Он не рассказал мне о том, кем был и как жил до Хоттмара. Может, когда-нибудь я и узнал бы, если б успел. Но когда меня забрали в Военную Академию Нельна, в Хоттмар нагрянул Культ, и моих родителей и Сезара схватили. Дальше ты знаешь.
— Это он настоял на твоем обучении в Нельне?
— Да, — кивнул Мальстен. — Счел это очередным необходимым этапом обучения. И к тому же он всегда пытался донести до меня мысль, что я должен уметь жить в условиях борьбы. Это не было мне чуждо, если так разобраться. Но, пожалуй, культивировать идею о том, что между людьми и данталли идет непрерывная война, удалось во мне лишь Сезару Линьи. Он действительно был удивительным, Аэлин. Я думаю, он сумел бы изменить твое отношение к данталли даже скорее, чем я. Знаешь, если бы он захотел, я уверен, он бы мог изменить отношение к нам у очень многих, ведь он умел произносить пламенные и воодушевляющие речи не хуже Колера. Но что-то мне подсказывает, что он не хотел мира. Идея борьбы и собственной участи в ней словно бы вызывала у него странное воодушевление. Ему нравилось всегда быть наготове, всегда ждать удара от какого-то невидимого врага. Знаю, звучит странно, но в нем все, что я рассказываю, уживалось удивительно гармонично.
Аэлин тяжело вздохнула.
