На краю Дикого Поля

— Ничего страшного, Липушка, просто решаем неотложные и важные государственные дела.

— А почему стрельцы всё время подходят?

— Надобность есть такая, вот и подходят. Ты бы, любезная моя ладушка, приказала бы стрельцов угостить чем-нибудь вкусным, да и гостям моим приказала бы подать угощения, только без вина, поскольку серьёзные дела решаются.

— Немедленно распоряжусь. — отчеканила Липа и упорхнула.

Я отправился к ювелиру Бобрышеву, что занимался музыкальными шкатулками и застал его за работой: глядя в здоровенное увеличительное стекло, закреплённое в суставчатом держателе, он прилаживал какой-то, миллиметровых размеров штырёк в сложный механизм.

— Здравствовать тебе, Александр Евгеньевич. — не поднимая головы и не оборачиваясь буркнул он.

— Доброго тебе дня, Денис Маркович. Скажи пожалуйста, имеется ли у тебя готовая музыкальная шкатулка?

— Как не быть? Ты, барин, заказывал 'Боже царя храни'? Получи, и не жалуйся, что задерживаю.

— Прекрасно. Где она?

— Там на полке, в синей бархатной коробке.

Я вынул шкатулку. Чудесная работа, впрочем, как и любая другая из рук Дениса Марковича. Крышку украшает миниатюра: красное знамя с золотым двуглавым орлом в правом верхнем углу, развевающееся над Кремлём и затейливый орнамент по бокам, в который вписаны всадники, воины, крестьяне, горожане и прочее настолько тщательно прописанное, что казалось, что каждое изображение имеет реальный прототип. Впрочем, может оно и так.

Внутри шкатулки стояли два фарфоровых рынды, с топориками в руках, охраняющие малюсенький царский трон, сделанный очень похожим на настоящий. Завёл шкатулку и оценил исполнение гимна. Ну что, на твёрдую четвёрку. Пять была бы, исполняйся эта вещь военным оркестром.

— Великолепно, Денис Маркович. Шкатулку я забираю, если всё сложится удачно, то вручу её царю-батюшке.

В Кремль я въехал на своём кабриолете. Сразу у ворот мне сильно не понравился вид караульных: какие-то они развязные, наглые и в то же время страшно напряжённые. Видимо они в курсе того, что творится, но решили рискнуть. Начальник внутреннего караула, с погонами есаула, встретивший меня в ста шагах от царского дворца, не понравился ещё сильнее.

— А, сам Белов пожаловал! Ну выходи, князенька, есть к тебе вопросы у значительных людей.

— Я привёз новейшее изобретение для великого государя, мне назначена аудиенция. — не выходя из кабриолета сказал я.

— К царю тебя пускать не велено. — отрезал есаул. — Вылезай, скотина!

— Значит правду люди говорят, что скоро вороны получат много поживы. — вздохнул я и потянулся к верёвочкам, закреплённым в откинутом тенте.

Рывок, и в небо ушли две ракеты, красиво так рассыпавшие красные огни над Кремлём.

— Ах ты сволочь! — заорал есаул — Хватайте его ребята, и в подвал!

Два здоровенных стрельца как морковку выдернули меня из кабриолета, ловко скрутили руки, натянули шапку на глаза, и потащили куда-то. Я не сопротивлялся. Бесполезно.

В помещении, куда меня доставили, не было окон, зато имелись многоярусные нары, на которые я и уселся. Вскоре ко мне втолкнули Петю-певуна. Выглядит Петя очень нехорошо: одежда порвана, без пуговиц и карманов, лицо покрыто кровью, на шее характерные полосы: явно Петю душили. Я помог мужику улечься на нарах, оторвал полосу от подола нижней рубашки и стал ею обтирать лицо Пете.

— Кто тебя так, Петя, и за что?

— Люди Шуйского, кто ещё.

— А за что?

— Ясное дело за что: за близость к царю-батюшке. Извини, барин, тяжело мне говорить, болит очень.

— Потерпи, родной. Мне очень важно знать: Иван Васильевич жив?

— Жив. Эти гады пытаются его заставить бармы снять и принять постриг.

— Давно это началось?

— Вчера вечером.

— Боярские сотни на Москву пришли?

— Ждут с часу на час.

— Ну слава всевышнему и всем его ангелам: успели! — вырвался у меня вздох облегчения — Петя, кто во главе заговорщиков?

— Иван Андреевич Шуйский, Александр Иванович Воротынский, Андрей Михайлович Курбский̆ и Алексей Фёдорович Адашев.

— Адашева не казнили за его преступления?

— Простил его великий государь, мягкосердечен он, к сожалению. В поместье своём он жировал, а Курбский в соседнем. Так вместе и приползли, вместе с Шуйским.

— А военные силы заговорщиков каковы?

— Стрелецкий полк под командой Назарки Развалихина. Прежнего полковника, отказавшегося поддержать заговорщиков удавили подручные есаула Каличенки.

— Ну слава богу! Из этого полка верну заговорщикам от силы две сотни, а у наших силы поболе. А кто склоняет великого государя к постригу, неужели митрополит Макарий?

— Макарий и сам в узилище. Сильвестр-протопоп и какой-то иеромонах Рёдигёр, не знаю, как дразнят, паскуду.

— Ну ладно, отдыхай, а мне надо подумать.

Петя вырубился. Всё-таки сильно досталось человеку, уж каким чудом он жив остался, неясно. Я накинул на него свой кафтан, всё-таки в помещении прохладно, и стал оглядываться.

И тут до меня дошла неправильность этого помещения: это не тюремный застенок, и не какая-нибудь казарма, а склад! Нормальный такой крепостной склад, скорее всего для продовольствия, поскольку здесь чисто, сухо и имеется хорошая вентиляция. А нары, на поверку оказались стеллажами. И двери довольно просторные, хотя почему-то открываются вовнутрь. Должно быть коридоры узкие, вот и сделали внутрь.

Маму их пятнадцать раз!!! Да у меня шикарная возможность не встречаться с заговорщиками. Это они Петю побили да забыли, а со мной, за все мои художества, отнимающие у этой сволочи возможность хрустеть французской булкой, непременно сделают что-нибудь эдакое... противоестественное, но очень запоминающееся. А оно мне надо?

Я бросился к дверям. Задвижки изнутри нет, но зато, есть щели между кирпичной кладкой и косяком двери. Отлично!

Что же, будем обороняться. Я бросился к стеллажу и подручными средствами, то есть руками и ногами, отломал одну доску. Работать головой как-то не хотелось. Не тот запал. Хорошо, что гвозди в эту эпоху дорогие, вместо них используются деревянные нагели, а то было бы труднее. Оторванную доску я положил одним концом на стеллаж, другой на пол, и принялся прыгать на доске, пока не сломал её.

— Ты чего скачешь? — удивился Петя, проснувшись от произведённого мною шума.

— Думаю дверь заблокировать, не хочется общаться с заговорщиками.

— А, ну тогда я тебе помогу.

Вдвоём мы, при помощи найденной Петей деревянной колотушки заколотили крупные щепки по периметру двери. Затем ещё два колышка забили в мощёный камнем пол, выворотив два камня, а затем, упирая в них доски, подпёрли ими дверь.

Вовремя! В коридоре раздался шум, и кто-то попытался открыть дверь. Дверь, естественно, не шелохнулась. В дверь стали стучать разными предметами, кто-то впав в раж, колотился всем организмом, но бесполезно.

— А зачем мы заперлись? — задал резонный вопрос Петя — Всё равно дверь сломают, ещё хуже будет.

Петя не трусит, просто ему требуется объяснение.

— Я ведь, Петя, в Кремль неспроста приехал. Поступили сведения, что тут происходит что-то нехорошее, вот мы и заподозрили измену и бунт. Другие мои товарищи подняли войска, а я поехал на разведку, с тем, чтобы если подозрения верны, то верные царю-батюшке стрельцы задавили бы заговор и бунт.

— Что-то тут не складывается: Кремль обнесён высокой стеной, ворота заперты. Возьмут тебя здесь, а тем, кто спросят, скажут, что мол великий государь задержал, или боярин какой.

— Мы так и подумали, и на всякий случай я взял две шутихи, чтобы запустить их если подозрения верны.

— Две-то зачем?

— А ну как одна не сработает. Словом, когда меня встретил какой-то идиот в есаульских погонах, я шутихи и запустил.

— Сильно побили?

— Совсем не били. Выдернули меня из кабриолета, глаза закрыли, да и притащили сюда, а вскоре и тебя ко мне втолкнули.

— Это хорошо. Вдвоём не в пример легче. Я знаешь, всё боялся, что все к самозванцу переметнулись, а видишь, как на самом деле-то.

— На самом деле, большинство и не в курсе происходящего. А те кто догадался, те двинулись выручать царя-батюшку.

В дверь ломились уже всерьёз: с криками, бранью, с ударами топором... Кричали чтобы мы открывали чтобы они нам головы открутили, кишки выпустили...

— Что-то неправильно они нас уговаривают. Вот пообещали бы поцеловать в сахарные уста, то мы бы ещё подумали, правда, Александр Евгеньевич?

— Несомненно. Лично я, буквально с детства только об этом и мечтал.

В это время топор проломил дверь. Ещё один удар, и он проник к нам. Петя метнулся к двери, и палкой ловко прижал топор, не давая его вынуть. Я бросился следом, и схватившись за железо, дёрнул топор изо всех сил на себя. Дуракам везёт: отличный боевой топор оказался в моих руках.

— Петя, не маячь перед дырой, неровен час, стрелу пустят или из ружья выпалят.

И точно: в дыру сунулось ружьё, грянул выстрел и пуля впилась в стеллаж.

— Ну держись! Они там кажется озверели! — порадовал меня Петя.

За дверями раздавались команды, мат, просто крики, перемежаемые ударами в дверь...

— Не скучает там народ, развлекается!

— Этим дурачкам, похоже по рублю за нас пообещали, или по десять горячих, если срочно не доставят нас. — высказал предположение Петя.

— Правильное стимулирование ускоряет трудовой процесс. — подтвердил я со всей серьёзностью.

Раздался треск, и сквозь дверь проник следующий топор, уже плотницкий. Петя снова исхитрился прижать его палкой, а я, ударив со всей дури, перерубил топорище. В дыру снова сунулось ружьё, и я рубанул по стволу своим боевым топором. Прозвучал выстрел, и пуля расплющилась о противоположную стену.

— Жаль, что ружьё не разорвало! — пожалел Петя — Эх, недолго нам осталось геройствовать!

Петя как в воду глядел, только не угадал с причиной прекращения боя. В коридоре внезапно стихло, крики и стук в дверь как ножом обрезало. Было слышно, как супостаты уходят, неразборчиво о чём-то переговариваясь.

— Что там такое?

— Шут его знает. Может взрывать будут? Ты, Петя, там в уголке спрячься, может тебя осколками и не посечёт. Только уши заткни и рот открой, чтобы барабанные перепонки не лопнули.

— А ты как, Александр Евгеньевич?

— Да мне, понимаешь, как то нежелательно на кол садиться. Колики, говорят, от этого случаются, и в попе зудит. Да и петля не слишком порадует, так что лучше уж пусть взрывом пришибёт.

— Ну и я с тобой, Александр Евгеньевич. У меня грехов нестерпимо много, а с тобой в рай-то я и проскочу.

Не знает, бедный, что его грешки по сравнению с моими грешищами просто детский лепет на философском диспуте. Но всё равно приятно, а в такой момент стократ сильнее.

— Спасибо на добром слове, Петр Иванович, ты всегда был мне верным товарищем, да и я тебя никогда не подводил.

Не довелось нам на этот раз умереть. В дверь раздался деликатный стук, и в дырку заглянул молодой стрелец:

— Князь Ольшанский?

— Собственной персоной. С кем имею честь?

— Государева, под командованием князя Михаила Фёдоровича Пожарского, стрелецкого полка десятник Климентий Жуков.

— А эти куда делись?

— Сдались уже. Их во дворе разоружают да сейчас и поведут на спрос.

— Придётся тебе, уважаемый десятник подождать, пока мы тут заграждение уберём.

— Убирайте, я подожду. Но поспешите, великий государь приказал тебя к себе доставить. Петр Иванович, царёв песельник не с тобой ли?

— Рядом стоит.

— Ну слава богу, его тоже ищем, не чаяли живым увидеть.

Пять минут, и фортеция наша снесена.

— Благодарю за спасение, десятник Жуков, при скором случае постараюсь отплатить сторицей. Впрочем, жизнь всё одно, ценнее любого подарка.

— Я выполняю свой воинский долг, князь Александр Евгеньевич, а тебе помочь сам бог велел. Мы тебе все благодарны и за несравненное оружие и за удобное снаряжение. Так что, это все мы так выразили часть своего долга. Однако пойдёмте, нехорошо заставлять ждать великого государя.

— Секундочку!

Я поднял с полу обрубок плотницкого топора, а боевой топор протянул Пете.

— Возьми, Пётр Иванович, этот первый свой боевой трофей. Уж не знаю, что ты с ним сделаешь, а свой я помещу в палисандровую рамочку, на персидский ковёр, да на передней стене в лучшем своём зале.

Десятник улыбнулся, и покивал головой, а Петя зарделся и бережно принял боевой топор двумя руками.

— И я так же сделаю, Александр Евгеньевич!

Царь приял нас в Думной палате Теремного дворца. Там уже находились все члены нашего штаба по борьбе с заговором, они скромно стояли поодаль, а на передних местах расположились обычные обитатели этих мест, бояре.

— Ну здравствуй, князь Александр Евгеньевич! Мне доложили, что это тебе я обязан своим чудесным спасением. — обратился ко мне Иван Васильевич, когда мы с Петей вошли в помещение — И не вставай на колени, я даровал уже тебе право этого не делать, подтверждаю его при всём боярстве. Ну-ка, расскажи, князь Александр, как тебе удалось раскрыть заговор при том, что в Кремле ты бываешь раз в год, да и то по обещанию?

— Благодарю тебя, великий государь за похвалу, а ещё более за то, что нашел ты в себе силы духа удержаться, и не осиротить нас, детей твоих. Что по поводу заговора, то главная заслуга, так уж сложилось, принадлежит известному тебе дворянину, знатному воину, тобой поставленному надзирать за особым отделом в Обояни, которого я по заслугам его передвинул на должность начальника особого отдела Горнозаводского приказа, Николаю Иванову сыну Ежову. Это он вскрыл заговор, и ещё до того как доложил мне, дабы не терять времени, оповестил достойнейших мужей, что и выполнили все труды по твоему освобождению, а теперь находятся здесь, у дверей.

— Николай Иванович, как мне доложили, — ответил царь — отличился и после этого: он своей властью вооружил мастеровых оружейного завода и встал у заставы заслоном. Такими вот малыми силами он не пустил трёхтысячный отряд дворянского ополчения из Шуи, и тем сорвал саму возможность кровопролития в Москве.

Царь замолчал, и теперь его взгляд был обращён на боярство:

— У дверей... Это ты точно подметил, князь Александр Евгеньевич. — голос Ивана Васильевича источал яд — А те кто должен был не допустить заговора и бунта этого, но пальцем о палец ради того не ударил, в первых рядах расселись. А ну-тко, начальник приказа Тайных дел, князь Николай Иванович Ежов, возьми-ка всех этих людей, немедля собери их сотрудников, что сейчас сидят по своим подворьям, да порасспроси оных людишек о том, что они ведали о творящемся в последние два дня.

Николай Иванович отвесил земной поклон и собирался уж лично арестовывать бояр... Правда не знаю, как бы ему то удалось, но задавать вопросы царю, ему не пришло в голову, такое вот воспитание.

— Великий государь! — подал я голос — Дозволь внести предложение!

— От мудрого совета никогда не отказывался. — благосклонно кивнул царь.

— Твоему новому приказу нужна вооружённая рука. Повели придать приказу Тайных дел стрелецкий полк, для выполнения всех мероприятий.