Путь домой. Главы 1-18

Нет, все-таки надо срочно решать московский вопрос. Кошелев читал экономические обзоры и понимал, что европейская война разрушит привычные торговые связи. В любом случае — ввяжется ли в нее Россия или нет. Спекулянты наживутся, а простой народ обеднеет еще сильнее, чем не преминут воспользоваться бунтовщики. Нужно нанести быстрый удар по Москве превосходящими силами, а не надеяться взять красную столицу измором, теряя драгоценное время. Проблема в том, что на немедленной карательной экспедиции настаивает Никитин, предлагая испытать в бою блиндированные автомобили системы "Накашидзе-Шаррон". В случае успеха лавры достанутся председателю православного союза, а возможную неудачу всегда можно списать на непосредственных исполнителей. Петр Сергеевич не хотел укреплять влияние своего бывшего протеже, но не хотел и падения монархии...

Очередное появление Распутина в Зимнем дворце фурора не произвело. Еще один визит чудотворца и борца за православную духовность, заговаривающего кровь цесаревичу. После ритуальных заклинаний о нисхождении божественной благодати Распутин и Кошелев прошли к императрице. Александра Федоровна вела непринужденную светскую беседу с неприметным гвардейским полковником. Этого офицера, Георгия Александровича Мина, Кошелев несколько дней назад сам рекомендовал ее величеству в качестве специалиста по борьбе с забастовщиками и повстанцами.

— Вижу, вижу свет небесный! — заблажил Распутин. — Ангел спустился с небес и вручил невидимый меч сему православному воину. Аки Георгий Победоносец, сокрушит он нечестивцев и освободит Москву первопрестольную от сил сатанинских. А тебе, матушка, скоро большое облегчение приключится.

Императрица перекрестилась, бормоча слова молитвы. Затем сказала с легким немецким акцентом:

— Благодарю вас, господа. Я непременно передам государю пожелания относительно руководства московской экспедицией. Полагаю, что опыт Георгия Александровича в разгроме петербургских бунтовщиков окажется весьма полезным и в Москве.

— Мои семеновцы наголову разгромили инсургентов, сторонников так называемого совета рабочих депутатов, — заявил Мин. — Но, к сожалению, приданные жандармы оказались не на высоте. Так и не сумели взять главаря рабочих Троцкого и его ближайших помощников. Арестован только некий Хрусталев, он же Носарь, но это фигура не самая важная. Поэтому я буду настаивать на строгом единоначалии. Жандармы, если они будут прикомандированы к полку, должны подчиняться исключительно полковому командиру, а не столичным чиновникам.

— Вы получите самые широкие полномочия. Кроме жандармов, в вашем распоряжении будут ратники православного союза. Его величество издаст соответствующий указ в ближайшее время.

Александра Федоровна жестом дала понять, что аудиенция окончена. Кошелев догадывался: полковник Мин не был в восторге от новых подчиненных — фактически, почти не обученных штафирок. Но дареному коню в зубы не смотрят. А, судя по докладам сотрудников секретного отдела православного союза, Мин страстно мечтает о генеральском чине и ради него пойдет на всё. Николай Александрович после московских событий находится в прострации и не будет возражать против рекомендаций супруги. Главное, чтобы Георгий Александрович почувствовал себя обязанным не Никитину, а Кошелеву...

Извергая клубы черного дыма, паровоз тянул тяжело груженые вагоны по насыпи, рассекающей заснеженные поля. Эшелон лейб-гвардии Семеновского полка. На открытых платформах — три броневика системы Накашидзе. Узнав в последний момент о подготовке карательной экспедиции, Никитин все-таки настоял на посылку в Москву бронетехники. При удачном исходе экспедиции Василий Степанович сможет приписать успех себе, но при неудаче постарается свалить вину на Мина.

Позади осталось Бологое. Поезд пересек мост над замерзшей речкой. Никто из разглядывавших заснеженные окрестности солдат и офицеров не заметил мужчину в странном белом балахоне с увесистым фанерным ящиком в руках.

Человек в маскхалате повернул верньер настройки частоты и включил передатчик. Перед паровозом взметнулся столб огня. Взрыв установленного заранее радиофугаса разорвал рельсы. Соскочивший в образовавшуюся выемку паровоз перевернулся. Тендер и вагоны заскользили под откос, наползая друг на друга. Металл сминался, доски трещали, люди и лошади превращались в фарш...

Кошелев с трудом пришел в себя. Перед глазами плыли цветные круги, в ушах звенело. Черт дернул настоять на личном участии в карательной экспедиции! Авторитет зарабатывать. Пригодится этот авторитет покойнику, нечего сказать. Напишут некролог в возвышенных выражениях, государь пришлет телеграмму с соболезнованиями. И полковник Мин вряд ли станет генералом — валяется с окровавленной головой. Но делать нечего, dum spiro spero, как любил выражаться знакомый преподаватель-латинист. Петр Сергеевич начал пробираться к выходу из лежащего на боку штабного вагона, осторожно придерживая поврежденную руку.

Звон в ушах уменьшился, Кошелев начал различать частые хлопки выстрелов. Солдаты из наименее пострадавших вагонов под командованием своих офицеров и унтеров сумели добраться до винтовок и занять круговую оборону от неизвестного противника. Из леса выбежали бородатые мужики, вооруженные кто ружьями, а кто — просто вилами или косами. Бунтовщики старались как можно быстрее пересечь открытое пространство между темным ельником и железной дорогой. Залп из трехлинеек изрядно проредил ряды атакующих, часть крестьян в панике бестолково заметалась, но наиболее упорные прорвались к разбитому эшелону. Один из инсургентов швырнул в сторону семеновцев бомбу-македонку. Взрывом разметало доски от обшивки вагона.

Кошелев понимал, что сохранивших боеспособность гвардейцев слишком мало, чтобы отбиться от разъяренных бунтовщиков. Задавят массой, и лучшая боевая выучка профессиональных военных не поможет. Зато в соседнем вагоне должен быть пулемет системы Максима. Лучше рискнуть, чем, лежа среди разбросанных штабных бумаг, дожидаться визита рассерженных крестьян с вилами. Петр Сергеевич одним прыжком выскочил через разбитое окно и, пригибаясь, побежал вдоль поезда. Над головой просвистели пули, но полуоткрытая дверь вагона была рядом. Из всей пулеметной команды на ногах держался единственный унтер-офицер. Он пытался развернуть пулемет, но неуклюжий лафет не поддавался.

— Ваше высокоблагородие, подсобите поворотить энту хреновину.

Кошелева покоробило от такой просьбы нижестоящего, даже не офицера, но благоразумие взяло верх над спесью. Здоровой рукой Кошелев ухватился за лафет, и, получив такую помощь, пулеметчик наконец справился с оружием. Пулеметные очереди с близкого расстояния скосили десятки бунтовщиков.

Петр Сергеевич вытянул новую ленту из ящика и подал ее пулеметчику взамен опустевшей. В этот момент шинель унтера вспыхнула. Затем разом обуглилась голова. Сразу на память пришли доклады про таинственные лучи смерти инсургентов. Впрочем, по слухам недавно похожую штуку французы применили на германском фронте под Мецем. Невидимые лучи с французского дирижабля подожгли ящики с артиллерийскими снарядами, нанесли немалый урон немецкой кавалерии. По Петербургу ходили анекдоты про "жареную конину по-французски". Как бы самому не превратиться в пережаренное мясо... В хвосте поезда одна из платформ с броневиками осталась на рельсах. Рядом, несмотря на обстрел, под прикрытием бронированного корпуса суетились солдаты, пытаясь установить мостки для съезда тяжелой машины.

Вот он, шанс на спасение! Где ползком, зарываясь в снег, где короткими перебежками Кошелев добрался до платформы.

— ...раз, два — взяли! Ах, ты, зараза!

Солдаты под командованием угрюмого широкоплечего капитана наконец спустили броневик по склону насыпи и вывели его на относительно ровный участок. Механик, бывший моряк, судя по многоэтажному мату, завел мотор с помощью кривой ручки. Расталкивая рядовых, Петр Сергеевич пролез в приоткрытую бронированную дверцу вслед за капитаном. Тот невнятно выругался по-грузински, но, увидев мундир Кошелева, предпочел замолчать.

Капитан, князь Михаил Накашидзе, успел повоевать на японском фронте и не слишком жаловал тыловиков, получивших высокие чины путем придворных и жандармских интриг. Однако субординация взяла верх. Когда механик влез в машину и занял место за пулеметом, Накашидзе без открытых возражений выслушал приказ штабного офицера Кошелева. "Прорываться по тракту любой ценой".

Капитан газанул, мотор взревел, и броневик выкатился на открытое пространство. Очередь из пулемета скосила повстанцев, прорвавшихся к поезду. Остававшиеся в вагонах солдаты приободрились, усилили огонь из винтовок. Петр Сергеевич, осторожно разглядывавший поле боя через смотровую щель в бронированной дверце, перевел дух. Но нестерпимый в тесной кабине бронемашины грохот "максима" быстро прекратился.

— Петренко, мать твою, почему не стреляешь! — раздраженно крикнул Накашидзе, обращаясь к механику. — Социалистов жалеешь?

— Так это, ваше благородие, патронов больше нет. Сами же приказали заправить в пулеметы по одной ленте, а ящики с остальными боеприпасами сложить в другом вагоне, чтоб не перегружать рессоры.

Пули с мерзким звуком рикошетили от тонкой брони. Накашидзе гнал тяжелую машину по узкой лесной дороге.

— Ничего, князь, доберемся до Бологого — попросим помощи у тамошнего гарнизона и отделения православного союза, — сказал Кошелев, пытаясь продемонстрировать хладнокровие. — Зажмем инсургентов с двух сторон.

— Не считайте врага глупее себя! — рявкнул Накашидзе, с трудом продолжая удерживать руль. — Если социалисты не уничтожат наших в течении часа, они просто отступят. Всё зависит от наличия у противника резервов. Помню, под Ляояном...

Князь-изобретатель начал было рассказ про свои военные приключения, подтолкнувшие его к созданию блиндированного автомобиля, но вскоре замолчал. Слишком много сил отнимало управление тяжелой машиной на обледенелой дороге, укатанной многочисленными крестьянскими санями.

В Бологом Кошелева ждал неприятный сюрприз: местное военное начальство отказывалось принять меры без прямого приказа из Петербурга, а документы от руководства православного союза большого впечатления не производили. Мордастый казачий полковник прямо заявил взмыленному визитеру:

— Милостивый государь, мне приказали охранять железную дорогу и обеспечивать ее бесперебойную работу. А ваши интриги меня не касаются. Не могу выделить ни единого человека.

— Этот бардак вы называете бесперебойной работой! — вспылил Кошелев, забыв о сдержанности, казалось бы ставшей частью натуры за годы дипломатической и придворной службы. — У вас под носом взорвали воинский эшелон, бандиты возможно уже уничтожили два гвардейских батальона, а вам и дела нет! Уж не социалист ли вы?

После долгих препирательств, завуалированных и вполне прямых угроз Кошелев добился помощи в виде казачьей сотни под командованием немолодого есаула. Видимо, казачий полковник решил не дразнить гусей и отвязаться от настырного столичного гостя, отправив с ним наименее боеспособную часть войск. Дескать, на тебе убоже, что мне негоже. Но лучше что-то, чем ничего. Впрочем, казакам в бой вступать не пришлось. Рядом с разбитыми вагонами повстанцев не осталось. Только множество трупов — в мундирах и в тулупах вперемешку — лежали на окровавленном снегу, похожие издали на кучи разноцветного тряпья. Из опрокинутых теплушек доносились стоны раненых.

— Ваше высокоблагородие, что ж это творится? — проворчал, выбираясь из вагона, унтер с разбитым лицом. — Опять подмога подоспела к шапочному разбору, а бунтовщики спокойно ретировались.

— Куда? — спросил есаул, проглотив непочтительный тон семеновца.

— На кудыкину гору! В лес, а там — черт их разберет!

Есаул приказал двум казакам, опытным разведчикам, выследить противника, благо снег пока не успел замести лесные тропы. Впрочем, толпа пленных вытопчет такой след, что и слепой заметит.

— Погодите, ваше высокоблагородие! Второй атаман разбойников сказал, что перебьет всех пленных, если заметит погоню. Так, мол, и передайте царским сатрапам.

— Как это второй атаман? — спросил Кошелев. — У инсургентов, что ли, не один командир?

— У них, кажись, не только два командира, но и две банды получаются. Первый атаман, который вроде за главного, хоть и молодой, командует городскими — мастеровыми да студентами. Этот барин точно жид и социалист. А у второго, что постарше, в подчинении рыл раза в три больше, но лишь деревенских мужиков. Да и сам он, по манерам видать, отставной унтер из крестьян. Продал, подлец, жидам веру, царя и отечество. Зверь настоящий! Когда патроны стали заканчиваться, наши начали руки вверх поднимать. А потом услышали крики. Оказалось, мужики режут офицеров на куски, вспарывают животы и вытягивают кишки. Я, слава богу, тогда затихарился, мертвым прикинулся.

"Как древние викинги во время набега на мирное селение", — подумал Петр Сергеевич, пытаясь отогнать тошноту и вспоминая гимназические уроки истории.

— Видно, эти мужики из Нееловки, — вставил есаул. — Там мои казачки на прошлой неделе слегка пошалили.

Кошелев представлял, что такое казачьи "шалости". По линии православного союза он получал крестьянские челобитные. Крестьяне из охваченных беспорядками губерний жаловались на поголовные порки, насилия над женщинами, да и частые бессудные убийства. Казаки-каратели при умиротворении бунтующих уездов обычно не утруждались поиском конкретных виновных, а расправлялись с целыми деревнями. Стала понятной причина отговорок полковника — он предпочитал, чтобы последствия действий его подчиненных расхлебывали другие. Так ведь не расхлебаешь. Налицо цугцванг, как выражаются господа шахматисты, или, говоря по-русски, как ни кинь — всё клин. Прикажешь карателям действовать в рамках закона — мужички сочтут это за слабость и еще больше обнаглеют. Остается только продолжать жестоко давить крестьянские бунты и надеяться, что у правительства сил больше. Наивные люди, эти господа революционеры — хотят освободить русский народ от царской власти. Не понимают, какого зверя собираются спустить с цепи.

— Первый атаман, — продолжил семеновец, — тогда тоже услышал и на второго накричал матом. Мол, недостойно бойцам революции пытать пленных. А когда второй послал его по матушке, просто направил на него какую-то штуку. На винтовку не очень похоже, но урод явно струхнул. Вроде как раз из этой хреновины нескольких солдат сожгли в пепел. Так что наших раненых инсургенты просто оставили у вагонов, а здоровых пленных увели с собой. И два броневика, которые опрокинулись при крушении, подняли и угнали.

Слушая раненого семеновца, Кошелев не сразу заметил, что казаки-разведчики скрылись из поля зрения. Есаул свой приказ о выслеживании отходящих инсургентов не отменил, поэтому казаки все-таки отправились в путь, несмотря на полученные предупреждения. Наконец один из разведчиков вернулся. Без папахи, голова замотана рваным башлыком. Из сбивчивого доклада следовало, что бунтовщики сделали небольшой крюк по лесному тракту и вышли к полустанку. Там на путях уже стоял пассажирский поезд. Пленных загнали в вагоны. Захваченные броневики погрузили на прицепленные платформы. Поезд тронулся в сторону Москвы, раздался громкий треск. К последнему вагону был прикреплен огромный железный плуг, цепляющий и ломающий шпалы. Рельсы скручивались в гигантские штопоры. Пытаясь получше рассмотреть противника, молодой казак неосторожно вышел на открытое место и упал, сраженный невидимым тепловым лучом. Одежда моментально вспыхнула. В открытом окне хвостового вагона мелькнул латунный корпус лучемета. Второй разведчик предпочел не искушать судьбу и поспешил вернуться к своим. Спеша, казак не выбирал дороги и ломился через заросли орешника, как перепуганный лось.