Я ломала голову над этими вопросами, но потом сдалась и решила вернуться к ним позже. Ведь мне еще нужно было сочинить ответное письмо Арланду.
На самом деле я совсем не знала, о чем ему писать. Он в своем письме не жаловался, но я могла представить, куда ему приходилось залезать под видом наемника, что делать и как жить. Его отправили на войну, в сражения, его ведь наизнанку там выворачивает! К тому же, я догадывалась, что Рэмол заставил его снять накидку вовсе не из-за того, чтобы затеряться на Рынке: скорее всего, Арланду нужны были силы, которые он в себе запечатал до поры до времени. А боевой маг из него никакой, после шестнадцати Арланд не учился даже светляки запускать. Надеюсь, его хоть чему-то научили, прежде чем отпускать в бой...
После такого мне было стыдно жаловаться на свою жизнь — мол, здесь нечего пить, кроме воды, и туалет у меня в кустах. Но при этом ничего хорошего про селение я, как ни старалась, не могла придумать.
В итоге я достаточно скупо описала ему свои успехи в исцелении, рассказала про кентавров, и добавила немного о своих надеждах, что мне скоро позволят уехать из селения и присоединиться к их команде спасения мира. К письму я приложила еще один маленький амулет из веточек, ниток и перьев.
Закончив письмо, я откинулась на спинку стула и устало потянулась. Кулак вытянутой руки неожиданно уткнулся во что-то мягкое.
— Уй! — воскликнул кто-то за моей спиной, и это был не Рэмол: голос слишком высокий. Я в ужасе обернулась, приготовившись защищаться, но вместо ожидаемого врага увидела Лео!
— Лео! — будучи вне себя от радости, я кинулась на шею оборотню.
— Тише ты, тише! — зашипел он, прижимая меня к себе и закрывая мой рот рукой. Я почувствовала, какие холодные у него пальцы. — Молчи, у серафима очень тонкий слух, он услышит, если ты будешь говорить! Иди в кусты, а к тебе присоединюсь!
Я сделала, как он сказал, и вскоре мы снова встретились, уже в более безопасном месте.
— У меня почти нет времени, поэтому слушай и не перебивай! Я превратился в паука и спрятался у Рэмола в сумке, чтобы попасть сюда. Арланд знал, что серафим выбросит пару листов из его письма, а письма остальных до тебя и вовсе не дойдут, поэтому послал меня, чтобы некоторые вещи ты узнала наверняка.
— Что?... Какие два листа? Какие письма!?
— Во-первых, Арланд просил передать тебе вот это, — он сунул мне в руку тонкий деревянный тубус длинной в половину ладони. — Во-вторых... Лучше сядь, — он осторожно подтолкнул меня к стулу, а сам уселся на столешницу.
— Дейкстр выяснил через знакомых стражников и заключенных, что ты замешана во всем том, что творится в городе, — тихо прошептал Леопольд, внимательно наблюдая за моей реакцией.
— Что!?
— Бэйр, я могу поклясться своей матерью, что я не верю в то, что ты как-то причастна к началу этой ужасной войны! Но по всем подземельям ходит твое имя, твои следы повсюду... есть прямые доказательства того, что ты создавала разрушающее магию оружие для глубинных слевитов: теперь они косят магов, как крестьяне пшеницу! Один порез, и человек отрезан от магии на годы!
— Я никогда не делала ничего подобного! Да и зачем мне это!? Я же сама маг! — зашептала я, не веря своим ушам.
— Ты даже представить не можешь, что творилось со всеми нами, когда мы это услышали! Арланд отловил несколько глубинных слевитов и лично выбил из них признания: они даже описывали твою внешность! Все, абсолютно все думают, что ты создала это оружие.
— Что?... И Арланд поверил этим кошмарным слухам!?
— Он скорее был единственным, кто не поверил, — еще тише ответил Лео. — Он сам достал для Рэмола несколько орудий, которые выбил в схватках с глубинными слевитами, и серафим подтвердил, что их создала ты: так и сказал "ее почерк, ее магия". Но Арланд все равно отказался верить... — Леопольд замолчал, чтобы перевести дух. — Бэйр, ты понимаешь, что все это значит? Тебя хотят убить, как преступницу! Император Агирада объявил тебя государственным врагом, когда это всплыло; самые опасные маги и инквизиторы рыщут в поисках твоих следов! Арланду тоже не сладко, он защитил тебя единожды, и теперь ему тоже угрожает расправа, потому что ты была под его опекой... теперь попасться монахам для него и в половину не так опасно, как соратникам-инквизиторам. Те отправят его под пытки, а в Ордене сразу прикончат, как преступника. Понимаешь теперь, почему ты тут? Но государство, это не так страшно, главное: Рэмол тоже не доверяет тебе, будь с ним очень осторожна! Не думай, что он не умеет убивать... я за эти месяцы видел достаточно, чтобы понять, кого всем нам на самом деле стоит бояться.
— Что ты имеешь ввиду? — прошептала я, испуганно смотря на оборотня. У меня перед глазами уже плыли ужасные картины всего того, что могло со мной случиться в любой день этих трех месяцев и что может произойти через месяц, завтра или уже через час.
Лео, после секунду раздумий, придвинулся ко мне вплотную и наклонился к уху.
— Я был в сумке, когда Рэмол говорил с вождем кентавров, — едва слышно зашептал он. — Мать учила меня древней речи, это мой родной язык. Рэмол велел кентаврам следить за тобой, и, если они заметят что-то подозрительное, связанное с магией, они должны будут бросить тебя в яму и немедленно вызвать его. Он убьет тебя, если ты дашь хоть малейший повод думать, что ты причастна к тому изобретению... Есть поступки, которых не прощают, так он сказал.
— Мне надо бежать... Немедленно! — я в панике вскочил со стула.
— Это бесполезно, — Леопольд схватил меня за руки и усадил обратно. — Ты думаешь, тебя не найдут? Да тебя уже завтра проткнут отравленными стрелами лесные леннайи или те же кентавры, если ты не выберешься из леса, а в обратном случае схватят инквизиторы! За тобой следят в лесу, в городе и под землей, тебе негде спрятаться. Единственное, что ты можешь, это делать то, что делала на протяжении всего этого времени: лечи зараженных и не вздумай создавать лекарство вне своей руки! Это может спасти тебе жизнь. Если ты научишься лечить, не убивая, Рэмол оставит тебя в живых даже в том случае, если ты не докажешь свою непричастность к этому оружию.
— Откуда ты знаешь все это?... С чего ты решил, что он оставит меня в живых!? Да я сама бы себя убила за такое! — горячо прошептала я в лицо оборотню, срываясь на фальцет, чтобы не кричать.
— С того, что он сам говорил об этом Юкке в их комнате, а я их подслушивал, как всю жизнь это делал... — ответил Леопольд.
— Он знает об этом? О том, что ты слышишь каждый шорох?...
— Он и половины обо мне не знает, думает, я с утра до вечера рисую и шью, — ободряюще улыбнулся оборотень, беря меня за плечи. — И еще кое-что, Бэйри. Я никому не говорил об этом, но я знаю кое-что...
— Бэйр! — из шатра донесся голос серафима. — Бэйр, ты не могла бы принести мне воды?
Леопольд мгновенно превратился в мышь и скрылся в тенях, а я поспешила к серафиму, налив ему кружку воды из кувшина, который всегда стоял у меня в кабинете.
Рэмол сидел на кровати, потирая шею и сонно зевая.
— Кошмары, будь они не ладны, — пожаловался он. — Я услышал твой голос и подумал, что ты не спишь.
— Я читала вслух, — ответила я, сама поражаясь своей невозмутимости. Никогда еще я так не врала, как сейчас, будучи на грани истерики. — С этими кентаврами я забываю родной язык, поэтому частенько читаю себе вслух.
— Мне определенно не спится этой ночью, — заметил серафим, выпив кружку воды. — Хочешь, я поболтаю с тобой, ты вспомнишь родной язык, а я заодно посмотрю на твои опыты? Мне интересно, чему ты научилась за это время.
— Конечно, — я заставила улыбку растянуться на своем лице. — По большей части я пытаюсь усовершенствовать мази, помогающие в лечении.
— Нет, я имею ввиду с тех пор, как ты уехала из терема. Я же твой учитель, как и Кудеяр, так что мне интересно, как ты продвинулась... скажи, в академии по-прежнему преподают так же невыносимо скучно?
— Тебя же туда не приняли, откуда ты знаешь, каково там? — я усмехнулась, указывая серафиму дорогу в мой кабинет.
— Ну, Истэка рассказывал очень правдоподобно, — Рэмол пожал плечами и крыльями.
Разогрев воду в котле, я стала демонстрировать ему все, что придумала, чтобы совладать с болезнью. Хотя у меня тряслись руки от страха и мысли в голове путались, я умудрялась соображать. Не забывая засыпать серафима сотнями терминов и названий, я приправляла эту пищу для ума иллюзиями с изображениями магических конструкций и формул. Рэмол крепился. Он час слушал все это с бесстрастным лицом, но потом не выдержал и, наконец, сам заткнул меня.
— Ты ничем поинтереснее не занимаешься? Только этими зельями? — в надежде спросил он, смотря на меня глазами мученика. Притворялся, конечно. Наверняка он вел всю эту игру, чтобы выяснить, не приколдовываю ли я над запрещенным оружием в свободное время, не связаны ли с этим опыты, которые я провожу с силой, полученной из болезни?
Хотя на самом деле вся энергия до последней капли хранилась в надежном месте и ждала своего часа, я решила, что лучше будет, если серафим ничего об этом не узнает, более того, поверит в ровно противоположное: что я уже все использовала.
— Ну... у меня есть одно хобби, которое может тебя заинтересовать, — таинственно улыбнулась я. Серафим воодушевился.
— Какое же?
— Не так давно меня научили строить големов, — рассказала я, бегая по комнате и собирая всякие безделицы, палочки, ложки, склянки, из которых можно было бы слепить что-нибудь двигающееся.
— Знавал я одну колдунью, слишком любившую големов... плохо она кончила, — недовольно фыркнул серафим, но все же подошел к столу, на котором я разложила части будущего гомункула.
— Я бы не сказала, что они мне очень нравятся, но их интересно лепить, — я пожала плечами, быстро прикрепляя палочки и ложки к туловищу-банке с помощью глины. Внутрь нее я положила немного трав, запустила туда пару необходимых заклинаний из обеих рук и закупорила пробкой.
По велению моих пальцев с обеих рук, — комбинация магии и антимагии давала более быстрые результаты, это мы обнаружили с Райнаром, — человечек с пробкой вместо головы поднялся и заковылял к серафиму, перебирая ложками, как костылями. Доковыляв, он отдал ему честь.
— Ну как тебе? — спросила я, обрадовавшись, что смогла продемонстрировать Рэмолу тщетность его подозрений: големы забирают уйму энергии, об исчезновении которой серафим так беспокоился. Они вполне могут быть теми самыми опытами, о которых я ему соврала пару часов назад.
Но реакция серафима оказалась далека от моих ожиданий. Глаза Рэмола, обычно прищуренные, сейчас распахнулись и стали похожи на два тусклых круглых фонарика. Он сам как будто окаменел.
— Неужели никогда не видел такого? — я совсем не поняла удивления серафима. — Мне говорили, ты умеешь создавать живых существ из глины, так чем тебе так удивителен простой голем?
Рэмол ничего не ответил, но посмотрел на меня таким безнадежным взглядом, как будто я сделала что-то немыслимое.
— Как ты это называешь?... — тихо спросил он. В его голосе пока не было угрозы, но я сердцем почуяла, что что-то не так.
— Голем... — я оставила человечка и на всякий случай отошла подальше от серафима. Без моей магии голем мгновенно рассыпался.
— Голем? — переспросил Рэмол, чуть расправив крылья и подавшись ко мне — дурной знак.
— Да, меня научил этому один преподаватель из академии, — испуганно ответила я, отходя еще дальше.
Сердце бешено колотилось, я всем нутром ощущала, что говорю с бомбой... допущу ошибку, и он убьет меня прямо здесь!... Но что я сделала не так?... Чего такого в простой игрушке!?...
— Разве это плохо? В академии все таких делают... это же просто игрушка, безделица! — произнесла я дрожащим голосом, не в силах совладать со страхом.
— Игрушки... — эхом повторил серафим. С этим словом из него как будто ушли все силы: крылья опустились, плечи ссутулились, светящиеся глаза закрылись. Серафим осторожно опустился на стул, как будто не мог стоять. — Просто игрушки... ну, конечно.
— Я чем дело? — спросила я, не рискуя подходить ближе. — Я не понимаю!
— И кому ты продавала этих големов? — спросил серафим изменившимся голосом. — Отвечай!
— Да кому они нужны? Я каждый раз их разбирала, а иногда просто выкидывала. Спроси у кого хочешь: на заднем дворе нашего старого дома их десятки валяются... — я говорила чистую правду. — Ну, а какие-то остались у Райнара, моего учителя, которому я помогала их делать.
— Ну да... — Рэмол оперся на свои крылья, откидываясь назад. — Конечно...
— Тебе плохо? — то, как изогнулся серафим, показалось мне очень странным. Он ведь мог сломать себе что-нибудь, лежа на раскладушке из собственных крыльев.
— Да, — тяжело выдохнул Рэмол, закрывая локтем глаза. Его голос продолжал меняться, теперь я поняла, что было не так: он начинал звенеть, как у Арланда в моменты сильного гнева. — Уходи... Выйди отсюда, заночуй где-нибудь еще... Просто сделай так, чтобы я не видел тебя, пока не улечу отсюда!
Под конец со мной словно говорил не один серафим, а сотня демонов, живущих в теле небесного. Я знала, что это может значить, поэтому стрелой вылетела из своего шатра, моля богов, чтобы Рэмол справился с тем, что я по дурости в нем разбудила.
Было за полночь, на улице не осталось ни души. Я побежала, не разбирая дороги, и наткнулась на шатер старейшины... вокруг него росли пышные кусты.
Не раздумывая ни секунды, я как до смерти напуганное животное забилась под длинные ветви и, чуть ли не скуля от ужаса, просидела там до рассвета, обхватив колени.
Потом я не выдержала, и уснула.
Когда я проснулась, солнце было уже высоко в небе и отмечало три часа дня. Серафим должен был уже улететь.
На глазах у удивленных кентавров, я вылезла из кустов, которые полностью меня закрывали, и направилась к себе в шатер, прихрамывая на затекшую за ночь правую ногу.
В шатре я опустилась на свою кровать и обхватила руками голову.
Картина внешнего мира, открывшаяся мне вчера, заполняла все мои мысли. Страх и отчаяние перед обстоятельствами за ночь раздумий только усилились, казалось, я вся состояла из тревоги и отчаяния. Они опустошали, мешали думать, превращали меня в жалкое подобие трусливой мыши — хотя даже та имеет больше храбрости!
Я одна в лагере врагов, против меня встало целое государство, мой покровитель — единственный, кто мог бы меня спасти от всего этого, — вот-вот отвернется от меня, рядом нет никого, кто может меня защитить... во всем мире нет того, кто может защитить меня от грозящей расправы.
Эти мысли ужасали, но они были не преувеличением, они отражали реальность. В любой момент за мной могли прийти, любой пустяк может стоить мне жизни... как вчерашний голем, вызвавший столько ярости у серафима, который прилетел, как оказывается, разобраться со мной!
Я кинулась на кровать, обхватив колени, желая исчезнуть отсюда. У меня не было сил даже плакать, я только бессмысленно дрожала, не пытаясь остановить проносящиеся в голове картины своего будущего.
