Волей-неволей пришлось ехать! Кони сопровождающих меня верхом дружинников своими копытами то перестукивали по деревянным мостовым, то чавкали по снежной слякоти. С хмурых, низко висящих свинцовых туч на землю падал снег вперемешку с дождём. Несмотря на это, на улицах города с самого раннего утра было непривычно многолюдно. Сегодня по всем городским скотным дворам хозяева забивали свою скотину — с началом морозов убоину можно длительное время и безопасно хранить не только в ледниках, но и в простых амбарах и сараях. Буксующие в снежном месиве телеги создавали на улицах заторы, усиливая общегородскую сутолоку.

Переправившись по мосту в Старый город, двигаясь по набережной, миновав запруженный народом Торг, наша кавалькада оказалась прямо перед княжеским детинцем. Караульные заметили нас ещё издали. Медленно открываясь, заскрипели створки ворот. Дежурившие у ворот дружинники при моём появлении, лениво позёвывая, нехотя кивнули головами, одновременно при этом здороваясь.

На княжьем подворье, как обычно, царил образцово-показательный беспорядок, по странному стечению обстоятельств только усилившийся с моим отъездом. По истоптанной, пожухлой траве, покрытой грязью вперемешку со снегом, бродили неприкаянные овцы с козами. Здесь же неподалёку, прямо на разведенных, на земле кострах запекались огромные части тушей кабанов, оленей, лосей и, возможно, каких-то ещё других обитателей леса. Дружинники со своих рейдов привозили не только призывников, но ещё и лесную живность. У амбаров с груженых телег пара челядинов стаскивали мешки с зерном. Один дружинник точил весь покоцанный в зазубринах меч о точильный камень.

— Нежка, — обратился я к нему, вспомнив его имя. — Чего мучаешься? Приходи ко мне на подворье, там тебе на точильном круге быстро меч заточат!

— Благодарствую, Владимир Изяславич! Зайду непременно! — при этих словах он вложил меч в ножны. — А то вишь как получилось, на охоте малеко побаловались, вот меч и подзатупился!

— Отца моего видел?

— В гриднице князь! Со вчерашнего вечера с 'другими' своя пирует!

Десятник Твердила, плохо от выпитого держась на ногах, шатающейся походкой направился к сеновалу. Там, под навесом, зарывшись с головой в сене, спали какие-то люди.

Из распахнутых настежь окон дружинной избы пахло чем-то сивушным вперемешку с свежезажаренным мясом. Оттуда же доносились невнятные вопли, бабский заливистый визг, матерные крики, при этом при всём сильно разбавленные громким пьяным пением. Младшая дружина — рядовые 'гридни', 'детские' и 'отроки' уже вовсю гуляли и веселились, как могли!

Княжеский терем в разгуле не сильно отставал от дружинной избы. В сенях на лавках валялись и храпели 'сомлевшие' за ночь гридни с боярами. В самой гриднице стоял тот ещё духан! Дружина пребывала в разной степени опьянения — некоторые стояли на ногах и что-то громко обсуждали при этом, размахивая руками — наверное, вспоминают прошедшую 'охоту'. Другие сидели за столом и оживлённо обсуждали какие-то важные животрепещущие вопросы. Третьи тоже сидели за столом, но помалкивали, пьяно подперев голову руками. Четвёртая категория присутствующих просто и незатейливо валялась на полу, рядом с костями и прочими объедками, разбросанными повсюду.

— Сын явился!!!

Князь в изрядно засаленном и испачканном кафтане встретил меня с широко раскинутыми руками. Пришлось идти к нему обниматься и целоваться, при этом строя умилительную рожу и заодно старательно подавляя в себе чувство брезгливости.

Примерно через час князь отключился, как и большинство присутствующих к этому моменту. Две симпатичные, но слегка 'наклюкавшиеся' челядинки, взяли князя 'под белы рученьки' и повели в опочивальню. Воспользовавшись благоприятным моментом, я по-тихому сдёрнул к себе домой. Сильно напиться и опьянеть я не успел, поэтому у себя можно будет заняться какой-либо продуктивной, полезной деятельностью! Хотя сегодня как назло, скорее всего, будет не так-то просто уединиться и заняться повседневными делами.

Дело в том, что в ходе своих расспросов я установил, что именно с этого праздничного дня начинались традиционные вечерние девичьи посиделки. Причём их было два вида. На рабочих посиделках заготавливали продукты к зиме, шили, пряли, вязали. На посиделках с гулянием приглашались неженатые парни, и работы заканчивались угощением, пением песен, играми и танцами. С этого дня также брал старт осенний свадебный сезон. Боярские дочери, обычно собиравшиеся у вдовиц, устраивали аналогичные гулянья. Придётся как-то отмазываться от присутствия на подобных мероприятиях. Хоть какого-либо интереса принимать участие в этих подростковых сборищах у меня было аж ноль целых ноль десятых!

В тереме князя обнаружились три дворянина. С ними отправился назад в Ильинку.

На обратном пути миновать Торг просто так, без задержек, не получилось! К обеду выглянуло солнце, небо прояснилось, а народ потихоньку, что называется, разговелся. Казалось, что на рыночной площади собрался весь город — шумные толпы народа беспрерывно двигались и перемешивались. Моё внимание привлёк врытый в землю гладко ошкуренный столб облитый маслом. На его верхушки красовались сапоги, которые пытался достать взобравшийся на столб парень. Этот горе-добытчик резво сучил ногами, вызывая у собравшегося вокруг народа раскаты смеха, при этом, не продвигаясь вверх ни на сантиметр, а наоборот, плавно сползая вниз. Некоторое время и мы с дворянами верхом на конях постояли в этой толпе наблюдая за происходящем и хохоча вместе со всеми.

Владельцем этого платного конкурса (все желающие взобраться платили определённую таксу хозяину вкопанного бревна) был известный мне скоморох. Кроме того, саму идею этого довольно специфичного развлечения я сам ему пару недель назад подсказал, будучи в гостях у князя на очередной пирушки. Завидев меня, скоморох собрался было ко мне подойти, но я ему подал знак рукой оставаться на месте. Разговоры с ним разводить не было желания, просто хотелось постоять и посмеяться вместе со всеми зрителями.

Всё это время сбившиеся в отдельные группы молоденькие девицы наблюдали не столько за соревнующимися, сколько с интересом разглядывали нашу кавалькаду, строя глазки моим сопровождающим, да и мне, грешному. Дворяне, разгорячённые выпитым у князя, под их томными взглядами порывались принять участие в этом конкурсе, но я их быстро остудил, приказав всем ехать домой. Негоже моим дворянам становиться публичным посмешищем.

У Заднепровского терема, поджидая меня, отирались боярские отпрыски. С места в карьер, налетев словно вороны, они взялись меня агитировать, зазывая на вечерние гулянья-посиделки. Своих дворян, желающих принять участие в этих игрищах, я отпустил, но сам на увещевания и уговоры не поддавался, ссылаясь на занятость.

Зато, этим же вечером, моя аскетичная жизненная позиция нашла живой отклик у церковного клира. Церковь все эти языческие вертепы хоть официально и не запрещала, но уж точно не поддерживала и не одобряла. Поэтому, в то время как абсолютное большинство народа — 'и стар и млад' угарно веселилась, я, без всякой лишней помпы, скромненько так, отметился присутствием на вечерней литургии в главном кафедральном храме города. Такой 'самоотверженный' поступок заслужил безмолвное одобрение не только среди немногочисленной паствы молящихся, но, что не менее важно, моя персона враз набрала очков в глазах церковного клира во главе с епископом. К слову говоря, великий князь, на контрасте со мной, хорошенько проспавшись днём, весь остаток вечера и всю ночь напролёт шумно пировал в своём тереме вместе с дружиной, боярами и прочим, с точки зрения церкви, 'нечестивым' людом, в лице скоморохов, гусляров и с другими такими же 'безбожными язычниками'.

В первых числах ноября берега Днепра уже покрылись ледяной коркой. Проходимой для лодей оставалась лишь относительно чистая стремнина. Ломая вёслами первый хрупкий лёд, мы спешили попасть из столицы княжества в Гнёздово.

Гнёздово встретило нас не прекращающейся ни на один день стройкой. Часть пополнения всё ещё ютилась в палатках и землянках. На всех просто не хватало выстроенных деревянных казарм-бараков. Совсем поникшие и промёрзшие от осеннего дождя призывники в срочном порядке возводили себе жильё — рубили и шкурили лес и под руководством опытных плотников сооружали длинные жилые клети казарм. Не просушенный лес, конечно, не самый лучший стройматериал, но продолжать жить в привычных им землянках была бы не самая удачная идея. Советской армией достоверно установлено, что сознание перестраивается на новый лад гораздо быстрее, когда бывшего крестьянина окружают совершенно непривычные и невиданные ранее бытовые условия. Скученные казармы для жителей весей состоящих из десятка домов-полуземлянок, это самый настоящий футур-шок! Поэтому я и стремился перед началом учёбы всех их обязательно расселить по казармам.

Вместе со мной прибыла очередная группа рекрутов в количестве двух сотен человек. В срочно достраиваемых гнёздовских казармах, а также во временно реквизированных на нужды армии складских помещениях разместилось более двух с половиной тысяч новобранцев. Ещё пять сотен должны вскоре прибыть с верховий р. Сожь. В общей сложности, до начала ледостава их число должно быть доведено до трёх тысяч. И на этом, до осени следующего года, всякое новое рекрутированние будет приостановлено. Кроме того, по плану уже этой весной, существенная часть призывников будет списана вовсе или переведена в резерв — в так называемую "посошную рать". Согласно моим замыслам, одобренным Изяславом Мстиславичем, главное предназначение "посохи" — это временная мобилизация на случай всевозможных ЧП. В боях "посошная рать" будет применяться только в крайних случаях, она всё больше будет рассчитана для несения гарнизонной службы или для установления контроля на оккупированных территориях.

Ныне используемым для схожих целей городским полкам я ни на грамм не доверял. Они не только слишком преисполнены излишней демократичностью и самоуправством, переходящим в лихую вольницу. Но, что самое неприятное, городовые полки были подвержены гипертрофированному влиянию со стороны местного земского боярства, являясь явно или скрытно проводниками их интересов. А, как известно, интересы боярства и князя далеко не всегда и во всём совпадают, скорее наоборот, особенно в моём случае.

Сдав новобранцев с рук на руки, я поехал на своё подворье. В Гнёздово добыча глины в карьерах полностью прекратилась, частично остановились кирпичные производства. Но жизнь на этом не замерла, продолжая, по-прежнему, бить ключом. Всего за полгода гнёздовский посад очень сильно преобразился, его было попросту не узнать. Разросшись раза в два, он и сейчас продолжал отстраиваться и далее увеличиваться в размерах. И это, не считая моего подворья, производств и казарм! Вот и сейчас отовсюду слышался перестук топоров, на обочине были свалены ошкуренные брёвна, сновали туда-сюда плотники с лесорубами.

Пахло едким дымом кострищ. Повсюду, из-под навесов крыш покрытых дранкой и белёсым инеем, поднимались дымы очагов — хозяева протапливали свои жилища и готовили пищу. Как это часто бывает, сапожники были без сапог. Печи, местные жители, продолжали строить по старинке — из речной гальки с глиною, а трубы — из желобов брёвен. Но оно и не удивительно, весь производимый здесь кирпич уходил на мои многочисленные строительные проекты, совсем не поступая в свободную продажу.

Под ногами сновавшего повсюду народа, поскрипывал первый свежевыпавший снег. Кстати, насчёт ног, обуты люди были, по большей части, в лапти и тёплые холщевые портянки. Те, кто по-богаче гордо вышагивал в нечто похожим на кожаные онучи. Сапоги были привилегией аристократии. Что меня удивило — так это полное отсутствие валенок, странно, но факт! О такой дешёвой, удобной и практичной обуви здесь никто и слыхом не слыхивал. Потом, поднапряг память и выудил из её бездн информацию о том, что валенки на Русь как раз таки монголы завезли. Непорядок! Как производят войлок, я видел в одной телепередачи — ничего особо сверхсложного, если не прибегать к машинным технологиям выделки. В общих чертах техпроцесс под названием "валяние войлока" выглядит следующим образом. Шерсть обдают горячей водой и, прикрыв его холстом, мнут руками или навертывают на скалки и катают по полу, пока из него не образуется одна сплошная масса. Производятся эти манипуляции руками либо машинами. Вот беда! Хоть сейчас создавай рабочую группу для занятия этим не хитрым делом, а деньги, до последней копейки, уже давным-давно все распланированы. А войлок, особенно в условиях зимы, материал поистине стратегический! Это не только валенки для пехотинцев, но и тёплые войлочные палатки.

— Вертак! — окликнул я едущего по-соседству, правда, на треть лошадиного корпуса поодаль от меня, дворянина. — Как-то слышал я, что торговые люди боярина Бориса Меркурьевича недавно привезли ему целую лодью шерсти из Переславля-Южного.

— Верно, княжич! Он шерсть немчинам перепродаёт!

— Отплывай-ка ты в Смоленск, пока лёд не встал, да пригласи ко мне в гости этого боярина, если он ещё не успел шерсть продать!

— А если продал?

— Тогда найди и привези того, у кого шерсть есть!

— Зачем далече ехать!? — встрял десятник Клоч, — Вертак, состриги лучше шерсть с Нефёда!

Все засмеялись, а дружинник недобро покосил взгляд на остряка.

— Когда отплывать повелишь, княжич? — шутку дворянин проигнорировал.

— А прямо сейчас, чего тянуть! Бери гребцов — и дуйте назад.

Распрощавшись с отбывшими, я продолжил инспекционную поездку по посаду, и быстро проскочив посадские огороды, въехал в рабочий посёлок (выселки). Здесь в отапливаемых бараках были размещены иногородние и прочие бездомные рабочие моих заводов. Необычный, по здешним меркам посёлок, вольно раскинулся частью вблизи глиняного карьера, некоторые бараки были вынесены поближе к расположенным по соседству от карьера кирпичному производству и химическим мастерским. В гнёздовском посаде, собственными домами обзавелись высокооплачиваемые мастера Авдиевой артели, главные ответственные лица химпроизводств, прочие вольнонаёмные мастера. Все остальные свежесрубленные посадские дворы, принадлежали и вовсе сторонним мне и моим производствам людям. Гнёздово как-то незаметно и быстро стал точкой притяжения слетевшемуся сюда из разных мест ремесленному люду. Новые жители, как то кожевники, пекари, квасельники и иже с ними, переселились сюда, чтобы обслуживать потребности населения города, резко скакнувшего в своей численности. Куда деваться — мультипликативный эффект действенен и в Средневековье!

Ночью в моём княжеском тереме-пятистенке плохо спалось, донимали клопы. Почёсываясь, я поднялся, натянул кафтан, надел сапоги. В сенях стояла бочка с квасом, зачерпнув квас берестяным ковшиком, быстро опорожнил его содержимое. За дверьми слышались голоса, кто-то с кем-то разговаривал. Вышел на крыльцо. На улице стояла непроглядная темень, но ближе к воротам был разожжён костёр. Разговаривающих я узнал. Это были Вертак, держащий за уздцы коня, и двое дежурных гридней, о чём-то с ним споривших.