Посмотрев в ту сторону, Гусев увидел напарника, стоящего у остатков кабины грузовика. Кощей, склонив голову к плечу, наблюдал, как то ли водитель, то ли санитар неуверенно смещается в указанном направлении, постоянно при этом оглядываясь на странного русского. Наконец ганс добрался до места, где лежали раненые, и князь, посоветовав напоследок позвать кого-нибудь в помощь, направился к наблюдавшим за ним Сергею и девице.

— Это?.. — то ли докторша, то ли санитарка начала что-то говорить, но потом, видимо, испугавшись собственной смелости, умолкла.

Однако Гусев успел уловить вопросительную интонацию и ответил:

— Кощей, князь ночной! — и спустя пару секунд непонятно почему гордо добавил: — Мой учитель!

— Князь?! — недоверчиво переспросила немка.

— Князь, красна девица, — проскрипел подошедший напарник и повторил для убедительности: — Князь, — потом перевёл взгляд на Сергея и спросил: — Почто дитёнка пугаешь?

— Я?! — удивился Гусев.

— Дитёнка?! — одновременно с ним вскинулась... немка.

— Ну так, краса-девица, ежели ты с клинком острым, как с куклой, забавляешься, то кто ты есть? — хмыкнул Кощей.

— А... — фройляйн ненадолго задумалась, — а как вы узнали?

Теперь с ответом задержался напарник, но, как подозревал Гусев, не подбирая слова, а решая, стоит ли вообще отвечать. Сам Сергей предпочёл бы тихо упаковать случайную встречную и отнести к своим, и не будь с ними князя, так бы, наверное, и сделал, но вот с Кощеем... Где-то внутри засвербела догадка, что напарник именно из-за этой вот... дитяти, каким-то образом почуяв её, и захотел оставить выбор за Гусевым...

И если так, то что теперь делать?..

Наконец Кощей пришёл к какому-то решению, потому что начал объяснять:

— Ученик у меня слова лишнего не скажет. А тут распелся, как глухарь на токовище.

— А...

Настроение у девицы явно переменилось. Страх исчез, сменившись... этим... В общем, девочка себя несчастливой почувствовала. Или несчастной? Или грустно стало?.. Ага. А на Гусева посмотрела с такой завистью, что у него аж зубы заныли... Может, и правда закинуть её сейчас на плечо — и ходу?.. А потом её куда?.. Что-то подсказывало Сергею, что просто так напарник девчонку не отдаст. Да и не просто так — тоже. И рискует молодое советское государство вместо надёжного союзника приобрести непримиримого врага. Из-за одной-единственной непонятно кого. Стоит оно того?..

Нет, ему, майору Сергею Гусеву, как раз понятно, что нет, — он лучше других представляет, на что способно чудовище, именующее себя Кощеем, князем ночным. Даже сейчас. А ведь он со временем слабеть не будет!.. А всяких... вроде Хруща, в руководстве хватает...

Пока Гусев размышлял, успевшая переварить слова Кощея и сделать выводы, немка задала следующий вопрос:

— Вы сказали, что я с острым клинком играю, то есть знаете, что это за сила?

— Прабабки твоей Сила, — проскрипел князь. — Пра-пра-пра-и-так-далее. От которой род твой пошёл.

Гусев при этих словах раскрыл было рот, чтобы уточнить, не о той ли Лисе речь, которая к тому же Баба-Яга и о которой Кощей им с Командиром как-то рассказывал, но вспомнил сравнение с токующим глухарём и решил промолчать. На всякий случай. А то ведь за напарником не заржавеет — ещё с кем-нибудь сравнит... Князь же тем временем всё-таки предложил немке пойти с ними. Мол, в ученики её возьмёт. И девчонка заколебалась. В самом деле заколебалась. И, возможно, в конце концов согласилась бы, но тут от группы гансов, возившейся у пострадавшей "санитарки", отделился один, подошёл, кашлянул, чтобы привлечь внимание, и сообщил "госпоже доктору", что требуется её помощь...

Когда стало ясно, что наследница Бабы-Яги с ними не пойдёт, Кощей, стремительно подшагнув, взял её за левую руку, подержал немного и надел на средний палец узкое колечко с печаткой. Что там на той печатке и из чего кольцо, Гусев не разглядел — и темно, и времени уже не было: почти сразу после этого напарник развернулся, бросил: "Уходим!" — и исчез в окружающих поляну кустах. Пришлось Сергею нырять следом. Только и успел, что кивнуть ошарашенной девчонке, прощаясь...

Выйдя из штаба, Гусев остановился на крыльце и огляделся. Напарник обнаружился немного в стороне, на залитой солнечным светом лужайке. Сидя по-турецки прямо на траве, он игрался с каким-то странно поблёскивающим шнурком. Или — Сергей присмотрелся — с ниткой бус. Скорее всего. Потому что заставить шнурок так перетекать из ладони в ладонь...

С другой стороны, имея дело с этим, кхм, то-ва-ри-щем, быть в чём-то уверенным заранее, мягко говоря, опрометчиво.

Ещё раз оглядевшись и не увидев никого из оперативников группы (спят, такие-сякие, а ответственный Гусев в это время отчёты пишет!), Сергей на минуту задумался, не последовать ли их примеру, однако представил, как будет ворочаться и пытаться заснуть, когда сна ни в одном глазу, и решительно зашагал к Кощею. В крайнем случае, если вдруг сморит, рядом с ним и подремать можно. А заодно и погреться. На солнышке.

На приближение напарника князь внешне никак не отреагировал. Занят, мол, отдыхаю, ничего не вижу и ничего не слышу. Хмыкнув (да-да! Верю-верю!), Гусев опустился рядом, только не сел, а лёг, прикрыл глаза и подставил лицо солнцу...

Красота!.. В кустах неподалёку птичка поёт, где-то кузнечик стрекочет, костяные, судя по звуку, бусины друг о дружку постукивают, пересыпаясь из одной Кощеевой ладони в другую...

Через пять минут это постукивание-пощёлкивание начало надоедать, однако Сергей, считавший, что выдержка — одно из важнейших качеств красного командира, решил потерпеть. В конце концов, это ведь он подошёл к напарнику, а не наоборот, значит, и уходить, если что не нравится, ему. А лень...

Ещё через пять минут Гусев на, так сказать, наглядном примере осознал, что одной только решимости (в данном случае — решимости терпеть) может не хватать. Припомнив упражнение для погружения в себя, показанное Кощеем, он постарался расслабиться и приказать себе не слышать этого надоедливого... этих звуков.

А ещё через пять минут...

— Княже, — Сергей сел, поскольку разговаривать лёжа было не очень удобно, — а что это у тебя?

— Шило, — коротко ответил Кощей, не прекращая своего занятия.

— Шило?! — удивился Гусев. Сильно удивился, поскольку на названный очень полезный инструмент эти странные бусы не походили совершенно.

— Так! — кивнул князь.

Некоторое время Сергей пытался сообразить, как можно проткнуть что-нибудь такими бусами, но в конце концов признался, что не понимает.

Задумчиво посмотрев на него, Кощей явно на показ тяжело вздохнул и объяснил, что шило это — для жрецов. В то место втыкать, из коего ноги растут. Чтобы им жизнь мёдом не казалась.

Когда же Гусев и после этого ничего не понял, князь предложил ему протянуть палец к лежащим на ладони бусам. Уточнив: "Который не жалко".

Остаться без пальца желания не было, но и показывать нерешительность перед... перед... перед много кем — тоже. И потом, Кощей со своим древним чувством юмора мог и пошутить... А мог и нет...

В конце концов, когда медлить дальше стало неловко, Серёга всё же решился и протянул к бусам мизинец. Левой руки. Сжав остальные пальцы в кулак. На всякий случай.

Несколько секунд ничего не происходило, и Гусев начал уже подозревать напарника в розыгрыше, однако тут бусы стремительно рванулись к Серёгиной руке и верхняя бусина, распахнув неведомо откуда взявшуюся пасть с четырьмя, как машинально успел посчитать майор, клыками по сантиметру каждый, сомкнула её на злосчастном мизинце.

Нет, если честно, рывок вовсе не был таким уж стремительным и Гусев мог бы отдёрнуть руку. Вот только она ему не подчинилась. Почему-то (не будем указывать пальцем!..). И другая рука не подчинилась. И вообще всё тело... Даже ругнуться по этому поводу, и то не вышло...

Повисев секунды три, притворявшаяся бусами тварюшка разжала челюсти и ссыпалась в подставленную ладонь Кощея, оставив на второй фаланге Серёгиного мизинца четыре маленькие, но глубокие — до самой кости, судя по ноющей боли — дырочки. А ещё через секунду и к телу Гусева вернулась способность двигаться. Посмотрев на пострадавший палец, на котором уже появились четыре тёмно-красных капельки, Сергей собрался сунуть его в рот, но тут князь посоветовал:

— Силу туда направь, — а потом явно на всякий случай добавил: — Только немного. Тоненькой струйкой.

Упражнение было знакомое, разве что до этого силу в палец, да ещё тонкой струйкой, направлять не приходилось, так что Гусев управился минут за десять. После чего не выдержал, открыл глаза и посмотрел, что получилось. Дырочки больше не кровоточили, а то, что успело вытечь, сейчас на глазах запекалось. И хотя Сергей предполагал что-то такое, всё равно удивился. И тут же стал прикидывать, как это можно будет использовать, скажем, во время выхода. Правда, ещё не мешало бы уточнить, можно ли так же передавать Силу и раненым товарищам, и майор даже уже открыл рот, чтобы спросить. Не успел. Рядом проскрипело:

— Гусев, ты лекарское дело ведаешь?

Гусев, конечно, ведал, но мало. Рану правильно перевязать, шину наложить... Укол обезболивающий поставить... Правда, когда их этому учили — уколы ставить — честно сказали: лекарство дорогое, редкое, но если вдруг попадётся... А если нет — то как стукнуть, чтобы и вреда лишнего не было, и товарищ боли не чувствовал...

Вот это всё он Кощею и перечислил, приготовившись услышать что-нибудь язвительное об обучении нынешних воев. Однако тот просто покивал и предупредил, что раз так, то чтобы Сергей не вздумал даже пробовать лечить других Силой. Да и себе только мелкие царапины...

Ближе к вечеру Командир, то ли сделав все дела, то ли отодвинув их на другой день, предложил князю с майором перебраться с полянки на стоявшую немного дальше лавку — мол, и солнышко на неё светит, и посиделки там выглядят приличнее. Последнее особенно важно, поскольку если Кощей с Гусевым разгильдяи известные, то вот ему, полковнику Колычеву, репутация всё ещё дорога. А поговорить... есть о чём.

Переглянувшись, "известные разгильдяи" дружно пожали плечами и перебрались на указанную скамейку. При этом как-то так получилось, что Колычеву досталось место между ними. Почти сразу же прибежал старшина Нечипоренко — бессменный, можно сказать, хозяйственник группы, своим старшинским чутьём почуявший намечающиеся посиделки с участием командира и притащивший всем кружки со свежезаваренным чаем.

Несколько минут Командир явно наслаждался отдыхом, прихлёбывая ароматный напиток и жмурясь от удовольствия, потом вздохнул и с явной неохотой заговорил о деле:

— Ну что, соколы мои быстрокрылые, рассказывайте.

— О чём? — тут же спросил Сергей, имевший большой опыт уклонения от начальственных нагоняев.

— Что забыли написать в отчёте.

Гусев задумался: Командир явно что-то знал. Вопрос — что и откуда. Точнее, для начала — что. А потом — зачем ему это нужно. В конце концов, если эти сведения попадут не в те руки, последствия могут быть очень неприятными. Да и, если уж совсем честно, не его это тайна. И что делать? Врать?

Врать не пришлось. Кощей, видя, что Сергей не знает, как поступить, заговорил сам:

— Как понял?

Теперь замялся Колычев.

Майор затаил дыхание: мнущийся, не знающий, что сказать, Командир — это была картина! Насколько редкая (Гусев наблюдал такое впервые за всё время совместной работы), настолько и пугающая. Всё же для Сергея полковник был всем — и отцом, и учителем, и... И много кем ещё. Всё знающим. Умеющим найти выход из любой, даже самой безнадёжной ситуации...

— Почуял! — наконец решился полковник, и Гусев, затаивший дыхание, очень осторожно и незаметно перевёл дух.

Кивнув, князь о чём-то задумался, но ненадолго. Меньше чем через минуту он начал рассказывать. Про то, что, оказывается, у Лисы, о которой он уже говорил, были потомки. Про то, что к некоторым потомкам перешла Сила основательницы рода...

— Прародительницы, — кивнул Колычев то ли в ответ своим мыслям, то ли чтобы показать, что понимает.

Но оказалось, что нет — не понимает. Потому что прародительницей, — точнее, Прародительницей — у них была и есть Мать-Земля, а Лиса именно что основательница рода. Жива ли Лиса до сих пор или нет, Кощей не знает — он её не чувствует, а вот потомков, получивших от неё Силу — кто больше, а кто меньше — встретил уже троих. И третья — это как раз та самая лекарка и есть. И ей, между прочим, больше всех перепало. Вот только учить её некому.

Вспомнив, с какой завистью глядела на него докторица и как она колебалась, выбирая между долгом и овладением Силой, Гусев непроизвольно кивнул. Хотя никто этого кивка не видел — Командир смотрел на князя, а князь — куда-то перед собой...

Потом они некоторое время сидели и просто пили чай, думая каждый о своём. Сергей всё ждал, когда же полковник снова спросит, почему этого нет в отчёте, но Командир, похоже, пришёл к тем же выводам, что и Гусев.

Они выпили весь чай. Потом посидели ещё немного. Потом Командир собрался было уходить, но тут Кощей показал ему ладонь с лежащим... лежащей... В общем, с той хренью, которая притворилась бусами. И предложил поднести палец. "Какой не жалко". Сергей, к которому Командир вынужденно повернулся спиной, прямо кожей чувствовал, как любимому начальству хочется обернуться и посмотреть на него, майора Гусева. Однако оно сдержалось и почти не раздумывая сунуло к "бусам" палец. Указательный.

Дальше всё было так же, как и с Серёгой: бросок тварюшки, прокушенная вторая фаланга, четыре маленькие ранки... Только лечил палец Кощей, а не сам Командир. Когда прямо на глазах ранки затянулись, а успевшая выступить из них кровь сначала запеклась, а потом осыпалась мелкой пылью, полковник хмыкнул, некоторое время разглядывал пострадавший палец (при этом от него не веяло никакими чувствами. Совершенно. Прямо дыра какая-то!) и наконец повернулся к князю:

— И что это было?

— Шило! — в рифму отозвался Кощей, усмехаясь.

Командиру, в отличие от Гусева, объяснения не понадобились. Всего через несколько секунд он уточнил:

— Этим... жрецам? В зад?

— Так, — радостно подтвердил напарник.

Командир же только головой покачал. Мол, не сидится ж тебе спокойно. А потом Сергей понял, что ему до Ивана Петровича Колычева ещё расти и расти, потому что тот задал совсем коротенький вопрос, до которого не додумался сам Гусев:

— А на самом деле?

Не говоря ни слова, Кощей подбросил "бусы" вверх, и перед сидящими, немного выше голов завис... зависла... В общем, что-то непонятное с чуть подрагивающими широко — от кончика одного до кончика другого не меньше метра — раскинутыми крыльями. Длинный хвост этого... чуда ("Ага! От слова "чудовище"!") свисал свободно, а короткая по сравнению с ним шея, заканчивающаяся небольшим утолщением, вытянулась к полковнику.