Фолклендское коммандо

В Королевской артиллерии существует твердое правило, что если орудийная батарея ведет бой, то есть поддерживает огнем пехоту, то она продолжает огонь, независимо от того, будет ли она атакована или обстреляна. Если атака противника может увенчаться успехом, командир орудийной позиции может принять решение и перенацелить половину своих расчетов на отражение противника, но приоритет — продолжать оказывать огневую поддержку, что бы ни случилось.

В те дни, когда артиллерия еще не имела дальности для "непрямой" стрельбы, то есть, когда она вела огонь непосредственно по противнику, ее нельзя было расположить за защитой холмов и вести навесной огонь. Чтобы поразить хоть что-нибудь, орудия должны были быть развернуты далеко впереди пехоты, обычно на флангах. Это ставило орудия в очень уязвимые позиции, и они часто подвергались атакам, причем многие героические, классические, запечатленные на медалях бои велись за то, чтобы отбить их обратно. В дыму и неразберихе боя, находясь в авангарде, артиллеристы обычно единственные имели ясное представление о том, что происходит и пехота в тылу смотрела на них в поисках моральной поддержки (как, конечно, они продолжают делать и сегодня.) Пехотинцев, тревожно выглядывающих из своих квадратов и линий обстановку на орудийных позициях, взволнованные орудийные расчеты наводили на мысль о приближающемся вражеском штурме. Артиллеристы, бегущие от орудий (хотя бы даже за чашкой чая) могли вызвать всеобщую панику. Возникла традиция, что артиллеристы бегут вперед к своим пушкам, когда раздается приказ "Батарея, огонь!", но, когда стрельба закончена, расчеты выстраиваются в две шеренги позади орудия, синхронно поворачиваются и маршируют назад от орудия, независимо от ситуации. Наши артиллеристы делали это в грязи и проливном дожде Фолклендских островов точно так же, как они делали это в Корее, во время мировых войн и до них.

Аргентинские артиллеристы не были столь решительны и самоотверженны. Как только послышался звук приближающихся снарядов, которые могли быть предназначены для них, они бросились бежать от орудий к своим щелям в скалах. Примерно через полчаса их сержант-майор или офицер появился, чтобы прочесать скалы и заставить их вернуться к работе.

Мы с Ником разработали восьмизначную сетку расположения всех целей. Орудия, стрелявшие по этим данным, были точны с точностью до десяти квадратных метров. Учитывая скорость, с которой аргентинские артиллеристы бросали свои орудия каждый раз, когда к ним приближались снаряды, я решил не корректировать огонь одиночными выстрелами, как это обычно делается.

Вместо этого я приказал всем орудиям выделенной нам батареи, сделать три или четыре выстрела, так быстро, как они только могли, прямо по восьмизначной сетке отсчета, чтобы враг не воспользовался предупреждением пристрелочных снарядов. Дистанционные взрыватели определяли поверхность земли и взрывали снаряд в двадцати метрах над ней. Когда они были в наличии, мы использовали их. Аналогичный эффект дают корабельные шрапнельные снаряды с переменными дистанционными трубками. Таким образом, без всякого предупреждения, артиллеристы "арджи" оказались под яростным градом осколков, налет продолжался примерно полминуты.

Не было никакого смысла стрелять дальше, так как через 30 секунд выжившие уже были в безопасности в скалах, страх приделал крылья усталым ногам. Ужасающая опасность этих внезапных налетов явно повлияла на них, и мы заметили очень явное нежелание выходить из скал даже через час и более. Всякий раз, когда снаряды падали в районе батарей, которые мы уже атаковали, их расчеты все бросали и бежали, а промежуток времени между нашим обстрелом и возвращением расчетов в строй увеличивался.

Я записал в своем дневнике за 13 июня:

"Обстрел орудийной батареи, когда она находится в бою, ведя огонь по вашим собственным войскам, на самом деле вполне удовлетворяет.

Мы были вызваны через полковую радиосеть (бомбардиром) "Блоджером" Грином (он был в группе ПН капитана Ника д'Аписа), который с 2-м десантным батальоном находился на Вайрелесс-Ридж под сильным артиллерийским огнем. Мы могли слышать канонаду по рации.

Блоджер спрашивал, можем ли мы что-нибудь сделать для него. Мы быстро осмотрелись, но оставалась возможность, что в соседнем районе замаскирована артиллерийская батарея. Нам подчинили 79-ю батарею коммандос, передав им восьмизначную сетку отсчета, вместе с приказом сделать 4 залпа для достижения эффекта. Когда снаряды посыпались вниз, мы увидели солдат, бегущих к скалам, и яркое пламя на месте взрыва склада боеприпасов, хотя сами орудия находились вне зоны обзора. Блоджер вернулся в эфир и сообщил, что огонь прекратился и они могут двигаться дальше и "спасибо".

Я хотел, чтобы они побыстрее приступили к осуществлению плана по выдвижению орудий на передний край и в пределах досягаемости. Мы могли бы нанести врагу гораздо больший ущерб. (Я понимаю, что сами орудийные батареи не представляли особой проблемы, но для их защиты необходима стрелковая рота на каждую, плюс большое число вертолетов, чтобы доставлять им боеприпасы. А вертолеты были в большом дефиците). Однако не следует предаваться такого рода критике, потому что решения в бою принимаются в совершенно иной обстановке и не всегда на основе достоверной информации."

Сосредоточив артиллерийский огонь на орудийных позициях противника, мы смогли опрокинуть орудия, поджечь боеприпасы и машины, и надолго загнать расчеты в скалы. С позиции 155-мм гаубицы, казалось, вообще перестали стрелять, орудие, которое мы видели, было направлено в небо под тем же углом, под которым обстрел с моря оставил его несколькими днями ранее.

Кроме того, артиллерия противника вела огонь с юго-восточной стороны горы Саппер, с высоты и вне поля нашего зрения. Нам было интересно, не является ли это невидимой частью "мертвой" 155-мм гаубичной батареи, поэтому мы "провели" несколько снарядов над вершиной холма и положили их в мертвую зону за пределами видимости, чтобы посмотреть, заставить ли это их замолчать. Результаты были неубедительными, поэтому я больше не стал тратить боеприпасы.

Я был на одной рации, а Ник — на другой, часто выполняя различные огневые задачи, или "обзванивая" частоты, чтобы получить резервную артиллерийскую батарею. Мы очень устали и замерзли, поэтому делали ошибки (например, говорили "левый", когда имели в виду "правый"), которые напарник фиксировал и исправлял. Мы спорили и противоречили друг другу, выбирали короткие хода, чтобы ускорить события, и злились на людей в сети. Мы рассказывали анекдоты, ожидая, пока орудийная батарея обработает данные и выпустит первые выстрелы. Мы мечтали о том, что будем делать, когда вернемся домой (в идеальный мир, который мы оставили позади), ожидая, пока наша следующая батарея закончит огневую задачу для кого-то другого.

Во время стрельбы наши артиллерийские батареи часто сообщали, что та или иная пушка "вышла из строя", а это означало, что из-за какой-то проблемы она не сможет стрелять. Примерно через двадцать минут или полчаса батарея докладывала "номер три готов" и это орудие снова открывало огонь вместе с остальными. Я только потом узнал причину.

В мягкой влажной почве отдача постепенно вдавливала колеса пушки в землю, пока казенник не оказывался в трясине, а станины и лафет в воде. В этот момент расчет объявлял орудие выведенным из строя, и использовал лопаты, чтобы его выкопать. Затем каждый свободный на позиции помогал вытащить орудие из ямы и установить на новое место, с которого оно продолжало стрелять. Постепенно снова появлялось углубление с водой, в которое вновь погружалась пушка.

Орудийные расчеты чрезвычайно напряженно работали, таская тяжелые ящики с боеприпасами, от того места, где их сбросили вертолеты к орудиям, вскрывая пломбы, отделяя огромное количество упаковки, устанавливая необходимые взрыватели на снаряды, а затем выкладывая готовые к стрельбе снаряды и заряды.

Во время огневых задач им приходилось поднимать тяжелые снаряды к орудиям, наводить, заряжать и стрелять. Сами пушки сначала должны были быть окопаны для защиты, а затем, когда стрельба заставляла их зарываться, защита становилась не такой важной, как стрельба и требовалось много труда, чтобы выкапывать их снова.

Когда батарея находилась в деле, стреляя фактически, ее местоположение было очевидно из-за шума и дыма. Маскировка в промежутках между огневыми задачами должна была быть очень высокого уровня, из-за угрозы нападения аргентинцев с воздуха. Это требовало постоянной работы по замене мертвой листвы на маскировочных сетках, жесткого соблюдения запрета на выход из-под сетей днем, и плана перемещений, чтобы предотвратить появление демаскирующих следов от колес и тропинок между орудиями и командными пунктами. Мы с Ником обнаружили, что несоблюдение аргентинцами этих основных правил значительно облегчало нам поиск позиции, а, затем, определение их назначения.

Реактивные самолеты с материка ("Скайхоки", "Даггеры", "Миражи" и т. д.) были смертельно опасны для наших кораблей. Но из-за своей скорости могли поражать наземные цели только если замечали их на приличном расстоянии из-за плохой маскировки или крупных размеров. Например, главный перевязочный пункт в огромном мясокомбинате в заливе Аяк был разбомблен. Палаточный штаб бригадира Джулиана Томпсона также подвергся бомбежке из-за солнечных бликов от фонарей двух вертолетов. Это был еще один случай почти катастрофы с незначительными потерями, включая одного из наших сержантов, Джона Райкрофта.

Наши артиллерийские позиции должны были быть прекрасно замаскированы на открытой местности, чтобы избежать бомбежки.

Самой опасной общей угрозой для наших наземных войск, помимо артиллерии противника, был турбовинтовой аргентинский самолет "Пукара", предназначенный для борьбы с повстанцами. "Пукары" были очень маневренными и несли очень неприятный набор вооружения. Утром я и Ник наблюдали, как сразу после рассвета три самолета взлетели с очень короткой муниципальной взлетно-посадочной полосы в самом Порт-Стэнли. Они разделились и на бреющем пошли на запад, к горе Кент и горе Лонг-Айлен-Маунт. Их не было слышно и даже с нашей идеальной позиции было трудно разглядеть. Мы слышали отдаленные взрывы, когда они сбрасывали бомбы, и слышали грохот нашего зенитного пулемета в ответ. Через несколько минут они снова появились и спокойно приземлились вне нашего поля зрения.

К полудню 13 июня начал периодически валить мокрый снег, небо было затянуто тучами, а пронизывающий ветер проникал даже через многочисленные слои одежды, которые мы носили. У меня был терможилет, вязаный жилет, норвежская армейская рубашка, хлопчатобумажный камуфляжный китель, арктический ветрозащитный смок, мой стеганый костюм Председателя Мао, плюс непромокаемые брюки и куртка с перчатками без пальцев и обычными шерстяными перчатками, защищающими мои руки от замерзания, арктический шерстяной шарф-труба, защищающий шею, черная балаклава и серая шерстяная альпинистская шапка. Я промерз до костей.

Мокрый снег лежал на горизонтальных поверхностях и скапливался в расщелинах скал. За ночь прибыло еще больше SAS с еще большим количеством снаряжения. Утром тела, упакованные в "бивачные мешки", были разбросаны вокруг каждой укромной трещины на обратном склоне холма. Знакомые лица то и дело выглядывали из-за нашего бруствера и спрашивали, как мы себя чувствуем — действительно, довольно светский день.

Ближе к вечеру 13 июня Седрик Дельвик вызвал группу "П" (группа приказов) для проведения операции этой ночью. Я связался с центром управления огневой поддержки и попросил уточнить, не выделен ли нам боевой корабль. Я знал, что поскольку наша операция была диверсионным рейдом, мы будем в самом низу списка приоритетов. Я утверждал, что у нас должен быть дежурный корабль, но как я и ожидал, нам сказали, что его не дадут.

Группа "П" во время снежной бури разместилась на небольшом чистом участке между скалами. Седрик опустился на колени на туристический коврик и постарался, чтобы его записи и карту не унес ветер. Как командиры его различных подразделений, мы вышли из темноты наших нор в скалах и моргали как барсуки при дневном свете. У парней из SAS, только что прибывших с корабля, были гладкие лица и розовые щеки, а у нас — запавшие глаза на желтоватых бородатых лицах , измазанных камуфляжным кремом и грязью.

Моя одноразовая шариковая ручка закончилась на полпути, так что мне пришлось сильно давить на бумагу бесполезной ручкой, делая отпечаток, который потом можно будет заново обвести. Все происходящее прерывалось паузами, когда Седрик пытался зажечь окурок плохо свернутой самокрутки на пронизывающем ветру.

Он изложил свой план: двинуться на юг, к заливу Бланко, встретиться с группой десантных лодок с "Фирлесса", затем пересечь устье реки Маррелл и высадиться на северо-восточной оконечности Кортли-Хилл. Эта группа будет поддерживаться едиными пулеметами спецназа и минометами, ведущими огонь с возвышенности между заливом Бланко и Вейр-Крик.

Цель состояла в том, чтобы убедить аргентинцев, что это крупный морской десант, поддерживающий основную атаку британцев с запада, атакующий Вайрелесс-Ридж с севера и затем устанавливающий связь с десантниками. Имея на стороне противника по меньшей мере две зенитные батареи, орудийную позицию и пехотную роту на Вайрелесс-Ридж, о том, чтобы действительно атаковать здесь, не могло быть и речи.

Это было похоже на диверсионный рейд, проведенный SAS примерно долгие четыре недели назад, в ночь официальной высадки в Сан-Карлосе. Сопровождаемые двумя группами ПН, SAS успешно создали впечатление крупной атаки на Дарвин и Гус-Грин, убедив аргентинцев, что основной десант высаживается там, а не в Сан-Карлосе, в пятнадцати милях к северу. Когда мы добрались до раздела приказов по огневой поддержке, к которой люди научились относиться очень серьезно, мне пришлось прервать Седрика весьма неприятной новостью о том, что поддержки корабельной артиллерией рейда у нас нет, поскольку она выделена подразделениям, выполняющим основную атаку. Ропот и разочарование были вполне понятны, особенно учитывая огромный успех предыдущего диверсионного рейда, в котором ОПКА сыграла столь важную роль.

Впервые в этой кампании я больше не был первой скрипкой, поэтому, если нам понадобится помощь ОПКА, чтобы вытащить нас из беды, мне будет жизненно важно иметь самую лучшую радиосвязь. Ни у кого не будет времени передавать наши сообщения или расшифровывать то, что мы могли попросить. Если эта операция столкнется с проблемами, мне придется лоббировать использование корабля, перед кем-то другим, кто будет либо частью плана дивизии и поэтому будет иметь гораздо более высокий приоритет, либо будет иметь столь же насущные потребности, но огромное преимущество лучшей радиосвязи.

Моим естественным желанием, как и предполагал Седрик, было принять участие в атаке, спуститься вместе с ними в долину и пересечь ее на лодках. Но это означало, что если я буду участвовать в бою я буду лишен радиосвязи, следовательно, бесполезен. Я мог бы поручить все это Нику на гребне холма, или сказать ему, чтобы он отправился с SAS — что, честно говоря, даже не пришло мне в голову, особенно потому, что он был экспертом-радистом.