Только один человек — наверное, последний уцелевший защитник Ранды успел, не таясь, выпустить в нашу сторону одну за другой пять пуль и упал под ответным огнем. Из наших никто не пострадал. Несколько уцелевших домов мы обстреляли из ручных гранатометов, и глинобитные здания осели в облаках красноватой пыли.
Через полчаса мы соединились с отрядом "Задиры", но десантники с "Мангуста" задерживались. Вскоре их командир радировал, что захватил в плен полсотни уцелевших жителей. Они укрылись у подножия чего-то, отдаленно напоминающего храм.
Это оказался невысокий плоский холм с идущей вглубь расселиной и вырубленными в ней широкими ступенями наверх. Ход заканчивался гладкой металлической стеной, в которой виднелся круглый, в полтора метра диаметром, люк. Сейчас он был открыт. Те, кто скрывался в недрах холма, спасаясь от обрушившейся на них с неба смерти, сами пожелали оставить свое убежище и толпились на плотно утоптанной площадке перед укрытием: десяток мужчин, остальные женщины с детьми. Угрюмые лица, ненавидящие взгляды.
— Ты можешь убить оставшихся, но никто не покорится тебе, не уронит достоинства Народа гор, — благообразный старик с седой, до пояса бородой, обращался прямо к Хозяйке, безошибочно определив в ней нашего вождя.
Хозяйка, поднявшаяся к святилищу в сопровождении меня и еще двенадцати бойцов, стояла перед престарелым лидером горцев и молча смотрела поверх его головы. Туда, где на темном металле над разверстой пастью входа виднелись глубоко вытравленные и до сих пор окончательно не стертые временем буквы: AVANTA — 17.
Рядом с патриархом находился еще один мужчина, молодой и, при том, совершенно необыкновенной комплекции. Голый по пояс, моего роста, но в обхвате в пяток раз шире. Нос пуговкой на круглом лице, на лоснящемся животе многочисленные жировые складки, но под толстым слоем сала у этого борова угадывались крепкие мышцы.
Он ударил себя в грудь.
— Я — Рангун! Самый сильный человек в мире! Ни один раб не смеет сразиться со мной!
— Я те покажу, раб... — стоящий позади меня эльберовец освободился от бронежилета и каски и шагнул вперед.
— А ну, выходи, обезьяна!
Рангун вышел вразвалочку, с дебильной улыбкой на толстощекой физиономии и наш парень провел молниеносный прием. Разумеется, он сделал ошибку. Ни один отточенный тренировками удар не действует, как ты ожидаешь, если масса твоего противника под два центнера. Да еще если ты считаешь врага слабоумным.
Рангун схватил нашего бойца обеими руками поперек туловища, с легкостью поднял над головой и с силой бросил оземь. Хряснули кости, изо рта поверженного выплеснулась кровь. Мертв.
А Рангун, кривя в гневной гримасе рот, закричал нам:
— Теперь убейте меня! Ничтожные трусы! Бабы! Ни один из вас больше не решиться выйти со мной один на один!
Хозяйка, все так же молча наблюдавшая схватку и ничуть не обескураженная происшедшим, проронила:
— Тебе повезло. Враг твой действовал неумно. А справлюсь с тобой даже я.
Мы ахнуть не успели, как Хозяйка освободилась от метаморфа. Я-то знал, что под ним она ничего больше не носит, но остальные нет. Из бойцов наших никто глазом не моргнул — вот образец дисциплины в эльберо. Горские женщины стыдливо отворачивались и прикрывали лица, а их мужчины не отрывали горячечных взглядов от нашей голой матери-командирши.
Богатырь издал гортанное восклицание и растерянно воззрился на белеющую обнаженным телом Хозяйку. А она сорвала платок с головы одной из горянок и, обернув вокруг бедер, завязала его на себе короткой юбочкой. Грудь ее осталась открытой.
— Так я тебя не пугаю? Будешь драться? — она подошла к нему совсем близко.
Богатырь подробно ответил, что с ней сделает, горский диалект отличался от общеупотребительной речи Мира не настолько, чтобы мы не поняли.
Хозяйка мотнула головой в нашу сторону: не мешать. И выставила согнутую в локте правую руку перед свирепой физиономией в жесте, глубоко оскорбительном для любого мужчины.
Рангун взревел, и его огромные волосатые руки обрушились на Хозяйку. И схватили воздух. Даже я, знавший, какая у Эны необычайная реакция, открыл рот от удивления. Она чуть отступила в сторону и могучий горец, потеряв равновесие, рухнул, выставив вперед руки, ничком у ее ног. Он только успел приподняться, как Хозяйка мгновенным ударом костяшек сжатых в кулак пальцев пробила ему височную кость. Тело богатыря разок дернулось и обмякло.
Хозяйка спокойно переоделась, бросив позаимствованный платок его владелице, та в ужасе отпрянула.
— Вы — отважные люди, великие воины, — она теперь обращалась к враждебно молчащим горцам, мужчинам и женщинам, — Жаль только, что мозгов у вас нет. Так же, как сила и мужество не спасли вашего богатыря, так не помогут они и Горному народу.
Метаморф не имел никаких видимых устройств усиления звука, но слова Хозяйки раскатывались грохотом над последними жителями Ранды. Престарелый патриарх, сложив руки крестом на груди, спокойно ждал своей участи. Последние слова Хозяйка обратила к нему:
— Я ухожу. Народу гор навсегда закрыт путь в земли Тира. Кто нарушит запрет, того постигнет смерть. Смерть страшная, после которой не будет воскрешения. Прощай... почтенный старец, помни мои слова. Рука моя полна силы.
Надо отдать старику должное, он не дрогнул:
— Бог над нами, рабы под нами. И наказана будет дерзость каждого, кто подымет голову выше наших сапог.
Он быстро повернулся боком, так что мы смогли увидеть глазастую смуглую девчушку за его спиной. Дуло обреза в ее руке смотрело прямо в голову Хозяйки, еще не укрытую метаморфом. Выстрел! Холод в сердце, пустота и внезапная радость,... когда я увидел, что горянка промахнулась. Хозяйка за треть секунды до выстрела отклонилась чуть в сторону, так презрительно и небрежно... Бластик в ее руке плавно взлетел вверх, и юная горянка выронила обрез. Глухо звякнув, он упал на жесткую землю, и тонкие пальцы отрезанной огненным лучом кисти все еще сжимали его рукоять. А девушка, не веря себе, глядела на свою изуродованную руку, потом дико вскрикнула и повалилась навзничь.
Хозяйка ткнула рукой в блестящей металлом перчатке в небо.
— Бог над вами!
Верху как раз делали круг два наших дирижабля!
— Рабы подо мной! МАРШ В СВОЕ ЛОГОВО! Огнеметчики... товьсь! Считаю до трех: раз...
Горские женщины, схватив детей, первыми обратились в бегство, их фигуры исчезали в круглом провале двери, ведущей в загадочное святилище. Белобородый поднял на руки бесчувственную девчонку, осмелившуюся покуситься на нашу Хозяйку, и гордо выпрямился, ожидая, когда вихрь пламени из армейского огнемета сожжет их обоих.
— Пошел на хрен, — Хозяйка уже превратилась в человека без лица и, когда метаморф закрывал ее целиком, не страшилась ни пуль, ни мелких осколков. И повернулась к нам, — Работа сделана, парни! Уходим...
Подобрала оружие горянки и передала мне. Рифленая рукоятка удобно легла в ладонь. "Крамер-2". Состоит на вооружении Эгваль...
Мы растянулись в походном порядке в колонну, Хозяйка шла впереди, я рядом. Темп она держала по-прежнему ровный, но пару раз едва не оступилась. Демонстративно не заметила моей руки, протянутой для поддержки. Когда мы отошли на тысячу шагов от уничтоженной Ранды, Хозяйка остановилась, внимательно глядя на северо-запад. Там в желтом вечернем небе низко над горизонтом тихо плыли две черные соринки. Прошло четверть полчаса, они завершили круг, и я опознал в одном из дирижаблей "Гигант" — самый крупный наш воздушный корабль, способный нести сотню бойцов. Ребята, не скрывали радости, ожидая, пока он снизится и выпустит трап. Мигом погрузились в десантный отсек, а мы с Хозяйкой прошли в командирский салон. К моему удивлению, там распоряжалась Элиза. Выставила вон двух офицеров и, когда мы остались с ней втроем, обрушилась на нас со сварливыми упреками:
— Без малого, сожжено все горючее. Потерян "Хулиган"! Провальная экспедиция обойдется нам...
Умеют некоторые женщины разом испортить тебе настроение! Я, наверное, выглядел достаточно свирепо, потому что Элиза тут же заткнулась. Разозлился я, понятно, зря: просто она перенервничала из-за нас. Из-за меня, точнее.
Хозяйка взяла со стола кофейник, отхлебнула прямо из носика. Потом уселась в кресло и, устало вытянув ноги, закрыла глаза. В уголках ее губ и под глазами лежали тени.
Пятизарядный "Крамер", совсем новый, я все еще держал в руках. Проверил магазин: пуст — горяночка истратила последний патрон, глянул на заводской номер. Ба! Даже не спилен. С армейских складов Майи стрелковым оружием приторговывают совершенные тупицы и циники. Положил его на стол и поспешно освободился от своей амуниции. Бросил бронежилет и шлем на пол, с удовольствием плюхнулся на диван.
Элиза осторожно села рядом со мной, подальше от Хозяйки.
— Тяжко?
— Немного.
— Что за цацку приволок?
— Трофей. Гвардейский карабин Эгваль.
Элиза сочувственно прикрыла мою ладонь своей. И аккуратно переменила тему разговора, покосившись на поникшую в кресле Хозяйку.
— Уложить ее на диван? Только я не знаю, как снять с нее эту штуку, — она имела в виду метаморф.
— Я тоже не умею. Пусть — так она чувствует себя защищенной.
Мы с Элизой бережно перенесли сомлевшую Хозяйку на диван, а сами долго молча пили кофе, пока Элиза снова не воззрилась на Эну.
— Что с ней? Так вымоталась.
Я коротко пересказал наши похождения.
— Не рассчитала сил.
Элиза покачала головой.
— Знаешь, Нат... Когда мы укладывали ее, мне показалось... Не умею выразить. Квинтэссенция горя. Самый одинокий и несчастный человек в Мире.
Эна уже спала глубоким сном и не слышала слов Элизы. Лицо ее разгладилось, утратило холодно-равнодушное выражение Хозяйки. Не течет ли в ней самой капля горской крови? Я вспомнил гордое достоинство горянок, их презрение ко всем, кто не их крови, кто не человек. Вряд ли мое предположение правильно. Во всяком случае, Эна не из Горной страны. Она говорит на таком необычном наречии, что искать сородичей ее надо черт знает, где. Может, этим и объясняется маниакальное стремление расширять пределы своего могущества? Ее больная душа тянется и тянется к родному дому и не находит дороги...
— Рыцари нынче хороши дрыхнуть! — я проснулся от ехидного замечания Эны. Элизы в каюте не было, Эна, стояла голышом рядом с креслом, в котором я остаток ночи давал храпака.
— Смотри, простудишься, — пробормотал я, оттягивая подъем на несколько секунд.
— Я не простужаюсь. Пошли в душ.
Мы стояли рядом, коричневые соски Эны касались моей груди. Облако водяной пыли поднималось снизу душевой кабинки, окутывая нас пряной свежестью. От Эны исходил запах пота и мускуса и я совершенно от него обалдел. Крепко прижал ее к себе, она уперлась, приподымаясь, ладонями в мои плечи и обхватила меня ногами.
— От тебя разит, как от сотни козлов сразу, — сказала.
— Не нравится?
— Нравится...
Больше мы не говорили. Говорили за нас наши истосковавшиеся тела. Я кончил первым и продолжал штурм, пока и Эна не взорвалась дрожью и стонами.
Силы у меня оставались, и я добавил еще, в результате мы оба вышли из душа, держась за стенки.
— Как хорошо! — Эна хлопнулась ничком на диван, — Ты великолепный любовник, знаешь ли?
— Знаю. Ты уже говорила. Разработай специальные воинские знаки отличия... — я пояснил, какие, — А на поясе носить бронзовую копию "личного оружия".
Хорошо зная Эну, я счел ее сдержанную полуулыбку веселым заливистым смехом.
За завтраком Эна говорила мало, постепенно входя в свой демонический образ.
— Через час сядем в порту Тира и перейдем на "Грозный". Арни проводит совет. Военные мной недовольны.
— Ты полагаешь...
— Нет! Исключено. Меня заменить некем и Арни это знает.
Эна — знамя, Эна — символ. Воплощенное могущество Острова. Позже Элиза сказала мне полностью древнее изречение, начало которого, походя, упомянула Хозяйка, обращаясь к старейшине горцев.
"Рука, полная силы, сделает больше, чем целый мешок, набитый правами".
В кают-компании "Грозного" кроме Арни и ряда высших офицеров я увидел Алека. Хозяйка холодно всем кивнула и заняла место рядом с Арни, предоставив тому вести собрание.
Арни речь свою держал сидя, заметив, что при его росте, что сидеть, что стоять, разница невелика. Гнев и досада прятались за его четкими фразами.
Военная кампания против Народа гор не доведена до логического конца. Уничтожено девять десятых посевов орхи, так что же — через год они возобновятся в полном объеме — это очевидно. Не установлен контроль над территорией — вновь надо ждать рейдов горцев, похищений людей, а если учесть, что мы не предприняли попыток освободить ныне удерживаемых в рабстве, то позорность ситуации так же ясна. Наконец, если мы с блеском сокрушили главный город Горной страны, то почему не развить успех, благо воздушный флот позволяет с легкостью осуществлять самые дерзновенные замыслы.
Против ожидания, Хозяйка не оспорила мнения верховного главнокомандующего. Неторопливо встала.
— Я согласна с первым адмиралом Острова. И, если мы так спешно сворачиваем операцию, то это не признак чьей-либо глупости или трусости. Численность Народа гор определена в четыреста тысяч, может немного меньше, скорее заметно больше. Не ринулись бы они вовне, будь способна Горная страна прокормить столько людей. Тысячелетие назад условиями существования они поставлены в эволюционный тупик: такое положение, при котором выживают только отважные, нет, беспредельно храбрые воины и суровые, стойкие женщины. Другого пути, кроме как грабить и порабощать соседей, у них нет — качества воина не совместимы с умениями земледельца. Скажите мне, какова численность экспедиционного корпуса, способного привести к повиновению подобный народ? При условии, что никто из них от мала до велика никогда не признает себя побежденным. Добавьте сюда непривычный климат и специфические болезни. Я ни гроша не дам за здоровье того, кто пил местную воду...
— Итак, — продолжала Хозяйка, — Мы быстро лишимся двухсот тысяч отборных бойцов: убитыми из-за угла, или в мирных, на первый взгляд домах, умершими от дизентерии и так далее. Учтите также быстрое падение морального духа войска в условиях войны с партизанами. Мирного населения нет, каждый — враг.
Хозяйка излагала нам встающие в ее воображении картины спокойно, даже добродушно, но мне стало нехорошо. Я воочию увидел девочку, похожую на Ригли, с окровавленным серпом в руках... Корчащееся рядом тело солдата с вывороченными сизыми внутренностями... Вот я поднимаю автомат и очередь разрывает ей грудь...
Я не знал, что видели остальные, но наваждение достало всех, кого больше, кого меньше. Арни сидел, играя желваками: его логические доводы Хозяйка опрокидывала своим эмоциональным воздействием.
— Что касается рабов, то я не собираюсь положить за их освобождение ни одного своего солдата. Не из циничного экономического расчета — жизнь человеческую не измеришь в реалах. Но, кто стал рабом и выжил — рабом и пребудет. Такие подданные мне не нужны.
