Третий шаг. Книга 5. Иллюзия реальности

Доклад Ника Улина так и не дошел до Комитета Защиты Человечества.

Амад

С трудом прорвав черную мембрану выходного люка, обдавшую его колючей волной озона, Алексей Сковородников ступил на поверхность Консервы. Отошел на пару шагов и глубоко вдохнул, пробуя воздух. Можно дышать. Еле заметно пахнет прелостью и хвоей. Вроде бы так и положено пахнуть старому земному лесу. Птички гомонят, насекомые жужжат. Температура, как и показывали бортовые датчики лита, вполне комфортная — двадцать четыре градуса. Еле заметный ветерок. Лепота, одним словом.

Направление, куда следовало идти, он запомнил ориентируясь по бортовым приборам лита. Свет от местного небесного светильника должен бить ему чуть-чуть в сторону левого глаза. Впрочем, если приглядеться к местности, заплутать невозможно — иди в низину, и рано или поздно придешь в Урем.

Что, в путь? Как бы половчее идти-то, минуя буреломы и непролазные овраги?

Всюду, где живет человек, появляются тропинки. Алексей проследил взглядом еле приметную стежку, вздохнул и пошел по ней. Обогнул высоченное дерево, проломился через кустарник. Обернувшись через несколько шагов, за разлапистыми еловыми ветками не увидел лита, доставившего его на поверхность Консервы.

Наконец-то он один.

Бурные многочасовые споры о снаряжении завершились выдачей ему ножа из витасплавов в специальных ножнах, снабженных анализатором-аптечкой с многоразовым шприцем, за щекой закрепили миниатюрный приемо-передатчик. Все остальное было имитацией примитивных местных изделий — плащ с капюшоном из толстой грязно-серой, вероятно льняной ткани, нижняя сорочка до колен и грубые сандалии. Плащ опоясывался длинной грубой веревкой, на ней болтался, закрепленный через отверстие в ручке, вместительный деревянный ковш. Все, более ничего паломнику не положено было иметь.

Нож был также не обязательным элементом местной экипировки. Тем более нож из витасплавов. Поэтому кнопочка, при нажатии на которую он переводился в рабочий режим, имела дополнительный ход — при дальнейшем нажатии нож вместе с ножнами превращался в труху. Данное техническое решение вызвало большие споры: если нож будет обнаружен консами и признан неуместным, да еще на их глазах рассыплется в прах — не вызовет ли это вполне обоснованные подозрения?

Впрочем, почти у каждого исследованного паломника было с собой что-то лишнее, не подобающее ему или даже запрещенное. Данное обстоятельство было признано еще одним свидетельством того, что человек, где бы он ни находился и что бы ни делал, — слабое духом и сентиментальное существо.

Приемо-передатчик закреплен был надежно, но все ж при необходимости его можно было сковырнуть языком и выплюнуть. То страховка на случай, если микроэлектроника перегреется от квантово-когерентного отталкивания.

Понять, достаточно ли имущества ему дали, можно будет только опытным путем.

Да, еще одно важное обстоятельство: он накормлен на несколько дней. В первое время, пока будет осваиваться в непривычной обстановке и добираться до Кащеевки, чувство голода не будет ему досаждать.

Кащеевка — это большое поселение на берегу реки, промежуточная цель его похода. Происхождение, этимология этого названия была не ясна. Со всей очевидностью родилось оно не от земного сказочного персонажа "Кащей" и, вероятно, не от худобы первых жителей поселка. Слов с корнем "кащ", "кас" или "каш" в составленном на "Элеоноре" словаре языка консов вообще не было. Слабая зависимость топонимики от ландшафтных особенностей, по мнению дипломированных лингвистов экспедиции, являлась весомым возражением гипотезы Яфета об искусственности языка консов.

Тропинку перегородило упавшее сухое дерево. Ствол повис на крепких еще ветвях на уровне живота — неудобно ни перелезать, ни подлезать. Обходя его, Алексей внимательно изучил корневище, образовавшуюся яму и мусор на ее дне. Растер в руках комок земли, понюхал. Пахнуло чем-то до боли знакомым. Мелькнуло шальное: а не вернули ли его в прошлое, в родные края?

Дернулся передатчик, и в голове возник голос Лидочки:

— Леша, как дела?

Алексей сконфузился. По инструкции, которую его заставили выучить наизусть, требовались периодические доклады диспетчеру. Первый из них должен был последовать в течение пяти минут после высадки. Он нарушил предписания. Плохая примета начинать миссию таким вот образом. Вспомнив отработанные в нудных тренировках навыки, послал мысленную скороговорку:

— Все в порядке. По первым впечатлениям — обычный земной лес. Конец связи.

Ресурс аппаратуры ограничен. Следовало минимизировать и продолжительность разговоров, и количество включений передатчика.

Так, что еще он забыл сделать? Надо вырезать себе посох! Все паломники ходили с увесистыми палками примерно со свой рост.

Подобрав подходящее дерево — по всей видимости, местной разновидности дуба — Алексей вырезал посох. Для удобства на нужной высоте оставил опору для руки. Нож резал дерево практически без сопротивления. Хорошее подспорье в его путешествии.

Как типичный городской житель, Алексей Сковородников мало что видел вокруг, а запоминал и того меньше. Все ему было на один лад. Растительность — она растительность и есть, что с нее возьмешь? Порывшись в памяти, мог бы, наверное, с большим трудом назвать породу некоторых деревьев. На ходу же все они сливались в нечто усредненное, неопределенное. Трава, кустарник? — ничего интересного, лишь досадные препятствия.

Если б спросили его, мог бы сказать, что лес не ухожен. Тропинка петляла между пятнами густо растущих деревьев, прикрытых прущим вверх мелколесьем, и пройти меж них не было никакой возможности. То тут, то там путь перегораживали мертвые деревья, для обхода которых приходилось продираться через колючий кустарник. Травинки, обламываясь, застревали в сандалиях, и периодически приходилось их выдергивать.

Мог бы сказать, что живности всякой в лесу хватало. Ни на минуту не смолкало навязчивое жужжание насекомых, раздавались птичьи трели. Иногда слышался стук дятла. Несколько раз прямо из-под ног проявлялись зайцы, улепетывающие со всех сил. Шарахнулась в сторону стайка забавных зверушек, напоминавших миниатюрных земных свиней. Или, скорее, тапиров. Треск и качание ветвей деревьев на удалении выдавали присутствие более представительных животных.

Постепенно он втянулся в ходьбу. Ощущение времени исчезло, и Алексей Сковородников не понял, через сколько часов после высадки увидел человека. Тот ничком лежал в густой высокой траве, раскинув руки. Тощий самодельный рюкзак — мешок, перевязанный тесемкой, образующей лямки, — придавил ему голову.

Подойдя вплотную, Алексей Сковородников присел на корточки, разглядывая находку. Такой же, как у него, плащ с капюшоном. Деревянные сандалии, одна из которых привязана к лодыжке веревкой, вторая — пучком травы. Плащ задран до колен, оголенные места рук и ног покрыты густым слоем грязи и чем-то темно красным. Длинные черные волосы свалялись в клобуки.

Поначалу показалось, что абориген мертв — ну кто ж будет спать в такой неудобной позе да посреди дня? — потом Алексей уловил дыхание. Не все, значит, потеряно. Осторожно выпростав руки незнакомца из лямок рюкзака, перевернул.

Вот в чем дело! Спереди плащ был истерзан чуть ли не до пояса. Ноги покрыты многочисленными порезами, на правом бедре, вспухшем и почерневшем, зияла жуткая рваная рана. Алексея Сковородникова передернуло от представления, какую боль испытывал несчастный. Как это его угораздило? Губы посинели, лицо и шея в подозрительных пятнах. Заражение крови?

Отодвинувшись в сторону, Алексей Сковородников вызвал Лиду. Сообщил о находке и предупредил, что намерен выручить аборигена из беды. Его решение получило всеобщее одобрение. Рональд Грей, вмешавшись, принялся объяснять, какая это удача — получить благодарного за помощь местного жителя. К тому ж, судя по одеянию, обнаруженный человек паломник. Нежданный товарищ. Общение с ним один на один даст бесценный опыт, который позволит смягчить вхождение в чужую общественную среду. У него можно будет выведать... Алексей Сковородников прервал поток банальностей.

Воспользовавшись тем, что пострадавший находился без сознания, сбегал к ручью, струившемуся в нескольких шагах. Набрал в ковш воды. Отрезал кусок плаща и, смачивая его, обтер бедро аборигена, отворачивая глаза, когда невмоготу становилось смотреть на рану. Обкорнал нижний край своей нижней сорочки и получившимся бинтом с грехом пополам перетянул бедро. Активировал аптечку в ножнах и сделал два укола. Чуть выше раны и в шею, общеукрепляющий. Последний штришок — подложил под голову аборигена рюкзак. Лежи, голубчик, выздоравливай.

Несколько раз его вызывали на связь — Алексей Сковородников без лицемерных ахов отключал передатчик. Что делать, он знал и без указаний сверху.

Будем надеяться, что земное лекарство подействует и абориген оклемается. Однако с такой ногой он не ходок. Ожидать, когда рана перестанет его беспокоить, бесперспективно — не ясно, сколько дней это займет. А очередной караван паломников вроде бы должен выступить на днях. Сидя на месте, они не успеют примкнуть к нему. Не далее, чем в километре отсюда, должна быть река, ниже по течению которой стоит Кащеевка. Вот и выход: сделать лодку, дотащить раненого до нее и доплыть до места сбора каравана. В любом случае плыть лучше, чем продираться по лесу. Остается реализовать принятое решение правильной последовательностью действий.

Для облегчения знакомства желательно быть рядом, когда абориген очнется. Поэтому сейчас надолго отлучаться нельзя. Разведывательный поход к реке придется отложить. Ладно, займемся приготовлением пищи насущной для укрепления сил выздоравливающего. Надо напоить его чем-нибудь горячим. Жаль, что нет котелка, не в чем вскипятить воду. Придется испытать на практике вычитанный в далеком детстве способ — подогревание воды горячими камнями.

Алексей Сковородников обследовал каменистый участок русла ручья. Нашел подходящий валун у самого среза воды. Вырезал в нем впадину литров на десять — нож резал твердый камень с такой же легкостью, как и дерево. Набрал камней для ложа костра и для нагрева. Стаскивая в одно место сушняк, пригляделся к окружающей растительности с точки зрения потребителя. Новый взгляд открыл неисчерпаемые лесные богатства — дикую смородину и малину, орешник, яблони и груши, приятно пахнущие травы. Одна из них очень напоминала земной иван-чай.

Он не знал, сколько потребуется нагревать камни, и потому расстарался от души, накромсал гору заготовок для костра. Сложил из самых сухих веточек пирамидку. Разжег, надавив на них плашмя лезвием ножа. Под слабым ветерком костер быстро набрал силу. Между подбрасыванием в него новых порций сушняка Алексей Сковородников срезал здоровое деревце и смастерил необходимые орудия — длинную кочергу и ухваты для камней. На три четверти залил водой сделанную в валуне емкость.

Периодически интересовался состоянием больного. Тот все не приходил в сознание. Однако прежнее лихорадочное состояние его вроде бы сменилось здоровым сном. Раны подсыхали прямо на глазах. Щеки порозовели. Изредка слышалось похрапывание.

Скрашивая томительное ожидание, Алексей Сковородников принялся мастерить лук, используя для тетивы несколько нитей, вытянутых из веревки. Непростую задачу поставило изготовление стрел — не было под рукой ни наконечников, ни чего-либо подходящего для оперения. Он исхитрился вырезать стрелы в виде двух конусов: короткого, имитирующего острие, и длинного, с прямой серединой и расширяющегося в конце. Опробовать не стал. Решил, что приноровится, когда придет время применить оружие по назначению.

Очнулся абориген, когда терпение у Алексея Сковородникова почти исчерпалось. Рывком сел. Вскрикнул, схватившись за больную ногу, и изошелся в кашле. Затем его вытошнило. Алексей Сковородников принес ему холодной воды из ручья, напоил. Отдышавшись, абориген произнес необходимое:

— Слава Создателю!

— Вечная слава!

Интересные ощущения, подумал Алексей Сковородников. Его, конечно, заставили выучить язык консов в совершенстве. Точнее, в той степени, в которой его восприняли корабельные лингвисты. Однако Рональд Грей настоял, чтобы "во избежание" поставили еще и стойкий пси-блок. И сейчас у него в голове промелькнуло положенное "слава", а выговорилось нечто вроде "осанёво", причем с ударением не на ё, а на первое о. Да, не будет, видать, у него проблем с разговорной речью. Главное — знать, что сказать. Подсознание само заменит привычные слова на местные.

Абориген долго с подозрением разглядывал свои раны. Попробовал пошевелить ногой и страдальчески скривился. Но невольные стоны сдержать сумел.

— Кто ты, — спросил Алексей Сковородников и по наитию добавил: — путник?

— До того, как я встал на Путь к Создателю, меня звали Амад и был я поэтом в Хрусте. А ты? Кем был ты, путник?

Правильно, стало быть, я прилепил обращение, подумал Алексей Сковородников.

— Смотрителем вершин в Магоре. Звали меня Алек.

— Магоре... Магоре... это у самого края мира?

— Да, за Перевалом Абара. В ясную погоду из нашего села видна Граница. Мы крайние. За нами никто не живет.

— Смотритель, значит... Воистину наступают последние дни, коли даже смотрителей отправляют в Путь... Правда, если имя смотрителя начинается на "а", и он вполне взрослый человек, то, может быть, последние дни уже прошли, а мы и не заметили...

Так, где-то допущена неточность. Что-то экспедиционные умники не учли. Профессию ему подобрали по принципу минимума обязанностей. Смотрители вершин в Магоре по сути были своеобразными метеорологами и, по мнению большинства астронавтов, вообще ничего не делали — единственной их заботой было смотреть по сторонам и предупреждать односельчан об изменении погоды. Может, этих смотрителей редко отбирали в паломники? Надо бы уточнить. А имя... хотел он назваться Олеком, да в последний момент решил все же приблизить звучание вымышленного имени к своему собственному. Зря, видать. Скорее всего, буква, с которой начинается имя, означает еще и общественный статус обладателя. Ладно, будем считать, что погрешность допустимая. Все возможно в этом мире. Откуда Амаду знать, как ранжируются по важности профессии в Магоре? Или все же переиначить свое имя? Не ясно, правда, как это сейчас сделать.

— Как ты дошел до жизни такой? — спросил Алексей. Главным образом для того, чтобы направить мысли Амада в другое русло. — Еле живой ведь. Я думал: все, не жилец ты.

— Ах, по глупости своей, — абориген невольно махнул рукой и принялся сбивчиво рассказывать.

Оказывается, он решил спрямить путь и пошел вдоль Змеиного ручья — запомним, подумал Алексей Сковородников: ручей называют Змеиным. Торопился, так как подзадержался с выходом — перед этим в Лоскаве, в котором останавливался, играли свадьбу. Он пел свои баллады и пил пиво. На следующий день спал почти до полудня. Чтобы наверстать время, шел всю ночь. Под утро наступил на гадюку. Она укусила его два раза в правую ногу. Пока отбивался от нее, потерял посох. Побежал и, как назло, влетел в шакалье логово. Обычно эти сумеречные животные, поджав хвост, убегают от человека. Но тут особый случай — шакалиха заподозрила, что покусились на ее детенышей. А зубы у нее оказались острыми, злобы — хоть отбавляй. Она нанесла ему несколько тяжелых ран. Вновь пострадала в основном правая нога. Еле живой, истекающий кровью, с сильной болью в многострадальной ноге, задыхающийся, Амад, оставшись один, потерял сознание.