Почти двое суток корабли шли вдоль равнинной части побережья, пересекая залив Сагуа. Наконец они попали туда, где море вдруг стало белым, как молоко, и мутным, словно его перемешали с мукой. Это происходит, когда волны или подводные течения вздымают со дна на определенной глубине мелкий песок или известковые частички. Моряки заволновались, тем паче, что вскоре увидели вокруг отмели и рифы: корабли попали на мелководье. Чем дальше они продвигались, тем опаснее становилось их положение. Они оказались зажатыми в узком проливе, развернуться и поплыть обратно было нельзя, якорь бросить тоже, вдобавок дул сильный ветер, и они могли разбиться о скалы. В конце концов они добрались до маленького острова, где удалось укрыться. Ночь испанцы провели в большой тревоге, многие высказывались за то, чтобы отказаться от дальнейших исследований, почитая за счастье, если им удастся вернуться назад. Однако Колумб не уступил, ведь ему грезилось, что он на полпути к блестящему открытию. Наутро он отправил самую маленькую каравеллу на разведку в новый лабиринт островов, велев морякам высадиться на материк и поискать питьевую воду, нехватка которой уже сильно ощущалась на кораблях. Каравелла вернулась с донесением, что узких проливов и рифов тут не меньше, чем в Садах Королевы, а по берегу большого острова тянутся болота и топи, водоросли росли там на мелководье так густо, что образовали непроходимую чащу; дальше, в глубине, остров оказался плодороден и горист, а столбы дыма, поднимавшегося с разных сторон, говорили о его населенности. Колумбу, ведомому маленькой каравеллой, удалось проникнуть в этот небольшой архипелаг и осторожно, с трудом продвигаясь вперед, подвергаясь множеству опасностей, пройти узкими проливами, отделявшими остров от песчаных наносов. Нередко корабли садились на мель. Наконец они добрались до пологого кубинского мыса, который Адмирал нарек Серафимом; далее береговая линия изгибалась к востоку, образуя залив, такой глубокий, что дна не было видно. Вдали, в северной стороне, высились горы, а до их подножий простиралась равнина; острова виднелись группами на юге и западе, что вполне соответствует описанию большой бухты Батабано. Колумб взял курс на горы и благодаря тому, что дул попутный ветер, а глубина воды достигала трех морских саженей, на следующий день смог причалить к берегу, поросшему великолепными пальмами.
Он послал людей за дровами и водой, и они нашли в роще два родника. Пока остальные собирали хворост и наполняли бочки, один из моряков взял лук и углубился в лес, надеясь подстрелить дичь, но вскоре примчался в неописуемом ужасе, громко взывая о помощи. Он рассказал, что не успел пройти и сотни шагов, как вдруг увидел на поляне человека в длинном белом одеянии, точь-в-точь как у монахов ордена св. Девы Марии Избавительницы, матрос даже принял его поначалу за Адмиральского капеллана. Два других человека в белых туниках стояли на коленях, а еще трое были белолицыми, словно европейцы. Сзади виднелась целая толпа, человек тридцать, вооруженных дубинками и копьями. Они сохраняли спокойствие и не выказывали враждебности, а человек в длинном белом одеянии двинулся было к нему навстречу, но матроса напугало, что туземцев так много, и он бросился к товарищам за подмогой. Однако они тоже струхнули, услыхав о толпе вооруженных индейцев, и не отважились искать их или подождать на берегу, а опрометью примчались на корабль.
Колумб очень обрадовался, заключив, что его люди видели обитателей Мангона, носящих одежду, — тех самых, о которых он недавно слышал. Он решил, что наконец-то достиг границ цивилизованных стран, а может, даже богатой провинции Манги. На следующий день он отправил отряд на поиски людей в белых одеждах и разрешил в случае необходимости углубиться от побережья на сорок лиг и идти, пока на пути не встретятся какие-нибудь туземцы. Адмирал считал, что самый населенный и культурный край находится далеко от моря, а за прибрежными лесами и горами лежат города и селения. Отряд пробрался сквозь густые леса, тянувшиеся вдоль побережья, и попал в саванну, где росла буйная трава высотой со спелую пшеницу; ни дорог, ни даже тропинок в траве не было. Испанцы так запутались в переплетении трав и ползучих растений, что с превеликим трудом пройдя одну-единственную милю, отказались продолжить путь и, усталые и обессиленные, вернулись на корабли.
На следующий день Колумб послал новый отряд, уже в другом направлении. Испанцы прошли совсем немного, как вдруг увидели следы крупного когтистого зверя, некоторые решили, что это лев, иные — грифон, но всего вероятней, то были следы крокодилов, которых в тех краях великое множество. Придя в ужас, матросы кинулись к морю. Пробираясь по лесу, они видели на полянах и лужайках стаи журавлей, размерами вдвое превосходивших европейских. В лесу встречалось много душистых кустарников и деревьев, аромат которых постоянно вводил испанцев в заблуждение, ибо они льстили себя надеждой, что обнаружили восточные пряности. Часто попадались им и виноградные лозы, столь красящие природу Нового Света. Лозы нередко обвивали большие деревья до самых верхушек, застилали их своими листьями, переплетались с ветвями и манили тяжелыми гроздьями сочных ягод. Этот отряд, как и предыдущий, вернулся ни с чем и заявил, что повсюду дикие, непроходимые заросли, хотя земля исключительно плодородна. В доказательство ее щедрости матросы принесли большие кисти дикого винограда, которые Колумб потом передал правителям Испании вместе с пробой воды из Белого моря, чьи просторы ему довелось пересечь.
Поскольку на Кубе никто никогда не встречал индейцев, носивших одежду, вероятно, охотник, якобы увидевший людей в белом, обознался: вполне может быть, что он все время думал о таинственных обитателях Мангона и, блуждая в одиночку по лесу, с перепугу принял за людей стаю журавлей, которыми изобиловал тот край. Эти птицы, как и фламинго, всегда кормятся стаями, выставляя одного поодаль в качестве часового. Когда они стоят на лесных прогалинах или в траве саванны, или в зеркальном озерце, то ростом и гордой осанкой слегка напоминают людей. Как бы то ни было, ошибся ли Охотник или намеренно солгал, но на Адмирала его рассказ произвел неизгладимое впечатление: Колумб вообще был склонен верить всему, что утверждало его в ошибочном мнении о близости цивилизованных стран.
Обследовав глубокую бухту на востоке и убедившись, что это не морской залив, Колумб проследовал дальше на запад и, проплыв девять лиг, добрался до пустынного берега, где ему удалось повстречать нескольких туземцев. Они, как и все прочие, не носили одежды, но Адмирал объяснил это тем, что они простые рыбаки, живущие на диком побережье, а цивилизованные страны расположены в глубине материка. Переводчик-лукаец не понимал наречия или, вернее, диалекта, принятого в этой части Кубы, и пришлось объясняться с ними, прибегая к ненадежному языку жестов. Введенный в заблуждение своей гипотезой, Адмирал решил, что в горах, еле различимых вдали на востоке, есть могущественный царь, который правит многими густонаселенными провинциями. Царь тот носит белые одежды, волочащиеся по земле, его считают святым, он никогда не разговаривает, а отдает приказы знаками, и все его повеления безоговорочно выполняются. В каждом из этих утверждений виден полет фантазии Адмирала, который любые сведения истолковывал в соответствии со своим идеями. Лас Касас уверяет, что ни один касик на острове не носил одежды и не был похож на описанного царя. Вероятно, царь, считавшийся святым, — это своеобразное преломление неотступно преследовавшего Колумба образа таинственного властелина, он часто упоминается в рассказах всех людей, путешествовавших по Востоку; одни говорят, что он монарх, другие — священник, о его дворе и империи всегда ходили самые сомнительные и разноречивые слухи, а недавно его личность опять стала привлекать интерес.
О западном побережье туземцы высказывались очень неопределенно. Они утверждали, будто бы его можно пройти за двадцать дней, но где именно оно кончается, никто не знал. Похоже, индейцы почти не имели представления о том, что творится у них под боком. Взяв одного из туземцев в проводники, Колумб поплыл к далеким горам, где якобы обитал касик в белом одеянии; Адмирал надеялся попасть в более цивилизованную страну. Не успел он отплыть и нескольких лиг, как опять пришлось лавировать меж рифов и отмелей. Корабли часто вздымали со дна песок и грязь, а иной раз едва ли не застревали в узких проливах, где негде было развернуться, и тогда их вытаскивали с помощью кабестана, причиняя судам большой вред. Однажды вода оказалась почти сплошь усеяна черепахами, в другой раз стаи бакланов и диких голубей затмили солнце, а как-то в воздухе парили тучи цветастых бабочек, парили долго, пока, наконец, их не спугнул вечерний дождь.
Доплыв до гор, испанцы увидели, что берега сильно заболочены, а леса очень густые, и проникнуть вглубь невозможно. Несколько дней они разыскивали питьевую воду, в которой испытывали огромную нужду. Наконец в пальмовой роще им удалось обнаружить родник, а подле него — раковины жемчужницы, из чего Колумб заключил, что в здешних водах обитают эти ценные моллюски. Цепь болот и полоса непроходимых лесов делали невозможным сообщение с центральной частью острова, а там, похоже, жило много людей. Часто виднелись струйки дыма, причем постепенно, по мере продвижения кораблей вперед, их становилось все больше и в конце концов они уже вздымались из-за каждой скалы и лесистого холма. Испанцам так и не удалось выяснить, что это: костры, которые жгли в деревнях и городах, или же сигнальные костры, предупреждавшие о появлении кораблей и подававшие знак тревоги, как было принято среди жителей европейского побережья, если они замечали поблизости неприятеля.
Несколько дней Колумб исследовал этот странный, пустынный берег, куда даже сегодня редко заходят корабли; исключение составляют только контрабандисты, прячущиеся от полиции. И вот, продвигаясь вперед, Колумб обнаружил, что берег загибается к юго-западу. Это полностью совпадало с тем, как Марко Поло описывал отдаленные берега Азии. Теперь Колумб окончательно уверился в том, что попал на азиатский континент, в место, находящееся, по описанию Птолемея, прямо за Старым Светом. Он думал, что если продолжать плыть дальше, то непременно окажешься там, где некогда находился древний Золотой Херсонес (ныне Малакка).
Колумб с его разгоряченным воображением не мог долго сидеть на месте, он всегда был готов затеять какое-нибудь удивительное путешествие. Сопоставив свои выводы с весьма несовершенными географическими сведениями того времени, он разработал маршрут триумфального возвращения первооткрывателей в Испанию. Колумб намеревался обогнуть Золотой Херсонес и попасть в море, хорошо знакомое античным людям: на его берегах красовались роскошные восточные царства. Затем он хотел пересечь бухту Ганга, проплыть мимо Тапробаны и, пройдя через Баб-эль-Мандебский пролив, добраться до берегов Красного моря. Оттуда следовало двинуться в сторону Иерусалима, сесть на корабль в Яффе и, переплыв Средиземное море, оказаться в Испании. А если путь из Эфиопии в Иерусалим окажется слишком опасен из-за диких воинственных племен или же ему вдруг не захочется расставаться с кораблями, он может обогнуть Африку, победоносно проплыть мимо Португальской Гвинеи и, совершив кругосветное путешествие, закончить его проходом мимо Геркулесовых Столбов — "крайнего предела" древнего мира! Так, судя по воспоминаниям одного из близких друзей, воспарял в мечтах Адмирал, и нет ничего удивительного в том, что он не имел представления об истинных размерах земного шара. Теперь мы все умеем измерить величину окружности по одному ее сегменту, а во времена Колумба это затруднялись сделать и самые именитые мудрецы.
Глава 5
Возвращение вдоль южных берегов Кубы
(1494)
Спутники Колумба, среди которых было достаточно умелых, опытных мореплавателей, тоже считали, что находятся в Азии и скоро достигнут пределов могущественной восточной цивилизации. Однако они отнюдь не разделяли восторгов Адмирала. Слава первооткрывателя перепала бы все равно Колумбу, а на их долю оставались лишь тяготы и опасности. Корабли дали течь из-за того, что часто садились на мель. Якорные цепи и такелаж были изношены, еда кончалась, большая часть сухарей размокла в морской воде, которая сочилась из бесчисленных щелей. Матросы были изнурены беспрерывной работой, пали духом, все время видя перед собой только море, где постоянно появлялись все новые дикие острова. Поэтому команда высказывалась против продолжения путешествия. Моряки плыли уже достаточно долго, чтобы увериться, что перед ними не остров, а материк; они не сомневались, что придерживаясь намеченного маршрута, можно достичь цивилизованных стран, но продовольствие у них кончалось, а корабли слишком поистрепались, и спутники Колумба боялись не добраться до вожделенных земель.
Колумб, чью фантазию несколько остудили их аргументы, наконец осознал, в сколь плачевном состоянии находятся суда, но для него самого и для популярности всей его затеи очень важно было представить убедительные доказательства того, что открытая им земля — материк. Поэтому он еще четыре дня обследовал побережье, отклоняясь вместе с береговой линией к юго-западу, пока моряки все до единого не заявили, что у них не остается никаких сомнений на сей счет, ибо столь обширная территория просто не может быть островом. Однако Адмирал считал, что голословных утверждений недостаточно, ведь он слишком хорошо помнил, как противники делали все, чтобы опровергнуть его доказательства и умалить значение открытий. Он послал нотариуса Фернана Переса де Луну в сопровождении четырех свидетелей на корабли, где каждый член экипажа от капитана до юнги официально заявил, что земля, простирающаяся перед ними, безусловно, материк, где расположена Индия, и по нему можно сухим путем вернуться в Испанию. А если плыть дальше вдоль побережья, то обязательно достигнешь цивилизованных стран. Колумб призвал всех, у кого имелись хоть какие-то сомнения, высказать их вслух во избежание недомолвок. Как мы уже говорили, на кораблях было несколько опытных мореплавателей и людей, весьма сведущих по тем временам в географии. Они изучили карты и чертежи, посмотрели штурманские расчеты и журналы и, хорошо все обдумав, поклялись, что никаких сомнений у них нет. Их уверенность основывалась преимущественно на том, что корабли прошли уже триста тридцать пять лиг — неслыханное расстояние для острова, а конца побережью не было видно, и вдобавок береговая линия сворачивала к югу, а это соответствовало описанию отдаленных провинций Индии.
Нотариус предупредил, что если в дальнейшем моряки вдруг — по злому умыслу или же повинуясь минутной прихоти — вздумают отречься от своей торжественной клятвы, то офицеры заплатят штраф в десять тысяч мараведи, а юнга или любой другой человек низкого положения получит сто ударов кнутом и ему вырежут язык. Нотариус записал заявление моряков, текст клятвы и имена каждого члена экипажа; документ этот сохранился и поныне. Это необыкновенное событие произошло в глубоководной бухте, которую одни называют Филиппинской, а другие заливом Кортеса. Именно тогда, как уже указывалось, забравшийся на мачту юнга увидел на юге группу островов, а за ними — открытое море. Еще пара дней пути — и Колумб добрался бы до южной оконечности Кубы; это развенчало бы его фантазии и, вполне может статься, направило бы поиски новых земель в другое русло. Однако он так и умер, не подозревая о своей ошибке и до последнего вздоха веря, что Куба находится на краю азиатского континента.
