Однако Ланиэль утверждает, и это, по-видимому, подтверждает Комиссия по расследованию, что инструкции данные Наварре, гласят, что он должен был 'прежде всего обеспечить безопасность нашего экспедиционного корпуса'. А по словам генерала Катру, Комитет национальной обороны в директиве, адресованной Наварре 13 ноября 1953 года (ровно за неделю до высадки первых десантников в Дьенбьенфу), 'предложил' главнокомандующему в Индокитае 'подстроить свои операции к его возможностям'.

Все трое согласны с тем, что французские власти во Франции не были проинформированы о решении Наварры начать операцию 'Кастор' (воздушно-десантную выброску в Дьенбьенфу) в течении шести часов после начала операции, что французское правительство 'никоим образом не вмешивалось в проведение операции... Я всегда брал на себя всю ответственность за оперативные решения, приведшие к битве при Дьенбьенфу'.

Его телеграмма, направленная французскому государственному секретарю по делам Ассоциированных государств в 16.15 от 20 ноября 1953 года, гласила, в частности, следующее:

'Смещение к северо-западу 316-й дивизии представляет серьезную угрозу для Лайтяу и в скором времени приведет к уничтожению наших диверсионных отрядов в горной местности. Поэтому я решил нанести удар по Дьенбьенфу, который должен стать оперативной базой для 316-й дивизии и повторное занятие которого, кроме того, прикроет подступы к Луангпхабангу, который без этого был бы в серьезной опасности в течении нескольких недель. Операция началась сегодня утром в 10.30 с высадки первой волны двух воздушно-десантных батальонов...'

Еще один жизненно важный вопрос во всей операции: почему вообще Дьенбьенфу? Здесь Наварр утверждает, что тщательно взвесил все 'за' и 'против'. 'Лаос не мог быть защищен в маневренной войне. Я уже объяснял в другой главе причины этого: характер самой местности и недостаточная адаптация наших войск. Таким образом, необходимо было использовать другой метод, который... известный в современных терминах как (создание) систем 'ежей' или 'укрепленных лагерей', представлял собой посредственное решение, но при рассмотрении оказался единственно возможным. Это не помешало бы легким отрядам противника бродить по сельской местности, но, оставив в наших руках важные пункты, предотвратило бы [прямое] вторжение...' (стр. 191).

Здесь глава Комиссии по расследованию, генерал Катру, суров с бывшим главнокомандующим, и большинство людей, знакомых с местностью, склонны с ним согласиться. 'Это довольно теоретический взгляд на вещи, основанный на недостаточной информации о физических условиях, преобладающих в этом районе. В стране, где нет дорог европейского типа и где коммуникации являются тропами местных жителей и водными путями, нет блокирующих позиций... Как только Дьенбьенфу столкнулся с существенными силами, он не смог ни защитить северный Лаос, ни выполнить задачу активной обороны, или контроля [над окружающей сельской местности], или наблюдения. Он мог только удерживать основную массу противника и до определенного момента защищать Верхний Лаос от глубоких проникновений противника, защищая таким образом Луангпхабанг, что, в сущности, и делал' (стр. 171-172)

В своем опубликованном ответе на обвинения Катру Наварр утверждает, что ему пришлось бы отказаться от любой обороны северного Лаоса и, таким образом, поставить под угрозу 'мою миссию по защите остальной части индокитайской территории, как только боевые силы противника достигли бы Меконга.' С чисто военной точки зрения эвакуация северного Лаоса значительно упростила бы проблему чрезмерно растянутых линий снабжения Наварра и вынудила бы противника сражаться вблизи французских авиабаз и вдали от собственных центров снабжения. Вполне вероятно, что эта мера имела бы негативные последствия для лояльности Лаоса Французскому союзу — как оказалось, Лаос оставался в нем три года, а два других индокитайских государства все равно отказались присоединиться к нему, — но в военном отношении (и утверждение Наварры было полностью основано на таких соображениях) вряд ли эвакуация северного Лаоса поставила бы под угрозу экспедиционный корпус больше, чем полная потеря гарнизона Дьенбьенфу в конечном итоге.

Остается только дать оценку тому, как велась сама битва после ее начала, и здесь, по-видимому, опубликованное объяснение Наварры могло бы быть более откровенным. Обосновывая выбор Дьенбьенфу как наилучший для 'наземно-воздушной базы' (base aéro-terrestre) в этом районе, Наварр поясняет, что дно долины составляло 16 на 9 километров, с командными высотами находящимися в 10-12 километрах от самого аэродрома (стр. 195). 'Это расстояние превосходит дальность действия любой возможной артиллерии противника. Артиллерия, следовательно, должна была бы занять позиции на склонах высот, спускающихся к внутренней части равнины... По мнению артиллеристов, это было бы невозможно, потому что батареи были бы в поле зрения [французских] наблюдательных пунктов на равнине, либо во время размещения на позиции, либо во время стрельбы. Тогда они, следовательно, были бы приведены к молчанию нашим контрбатарейным огнем или нашими бомбардировщиками'.

Как показывает любая крупномасштабная карта этого района, средняя высота удерживаемых французами районов в центре равнины Дьенбьенфу составляла от 350 до 380 метров. Двумя самыми высокими французскими позициями, функция которых состояла в том, чтобы не дать противнику вести огонь непосредственно по взлетно-посадочной полосе, были высоты 'Габриэль' (491 метр) и 'Беатрис' (509 метров). Тем не менее, всего в 5500 ярдах от центра крепости противник удерживал почти непрерывную линию высот со средней высотой 1100 метров, которой предшествовала вторая линия высот высотой до 550 метров в 2500 ярдах от центра Дьенбьенфу! Как только были потеряны высоты 'Габриэль' и 'Беатрис' — а они были потеряны в течение двадцати четырех часов после фактического начала боя — артиллеристы коммунистов получили непрерывный обзор всех французских позиций и аэродром (от постоянной работы которого зависел успех сражения) стал бесполезен в течение нескольких дней.

Здесь, очевидно, французские политики на родине уже не были виноваты. Ответственность обязательно должна быть возложена на трех военачальников, участвующих в порядке убывания ответственности: главнокомандующего Наварра, командующего северным театром военным действий Коньи, и наконец, полковника (позже бригадного генерала) де Кастра, коменданта крепости. Не следует забывать, что Дьенбьенфу находился в руках французов почти полных четыре месяца прежде чем коммунисты начали свои решительные атаки. В течении этих четырех месяцев его осматривали почти 'все, кто был чем-либо' во французских и американских военных кругах, включая генерал-лейтенанта Джона ('Железного Майка') О'Дэниела; и по-видимому, была найдена подходящая позиция.

На самом деле, два высокопоставленных французских источника: Наварр в своей книге и французский генерал Пьер Кёнинг — герой битвы при Бир-Хакиме против Африканского корпуса Роммеля и министр обороны в 1954 году; заявили, что американская миссия экспертов-зенитчиков, знакомых с советской зенитной артиллерией, использовавшейся в Корее, проинспектировала Дьенбьенфу и заверила французов, что противник не сможет доставить свои зенитки к аэродрому.

В любом случае, утверждали американцы, контрбатарейный огонь и разумный выбор зон выброски позволят проводить операции по пополнению запасов 'без чрезмерных потерь'. И отчет добавлял что 'по крайней мере, ночные операции по пополнению запасов должны оставаться возможными'. Эта совместная ошибка в оценке возможностей противника никоим образом не оправдывает командующего французским северным театром военных действий, и глава Комиссии по расследованию категорически возлагает вину на него. Генерал Катру утверждает, что Койни должен был сам более тщательно изучить оборонительные сооружения и схемы огня и что 'по уставу' он должен был проинструктировать де Кастра, где сосредоточить свои основные усилия по обороне. Возможно, самое серьезное обвинение выдвинутое Катру, заключается в том, что репетиция обороны, проведенная в Дьенбьенфу перед битвой в присутствии Коньи была просто 'КШУ' — командно-штабными учениями, не включавшие фактическое перемещение войск — которые, согласно Катру, не выявили очевидных ошибок планирования, на которые, возможно, ясно указали бы фактические учения в полевых условиях с участием войск.

Сам бригадный генерал де Кастр, учитывая прошедшие годы ретроспективы, возможно меньше всего виноват в развязке трагедии. Начинавший службу в бронекавалерийских частях, командовавший одной из знаменитых мобильных групп в дельте Красной реки, он был человеком наступательных ударов, мобильной обороны — но ни по подготовке, ни по характеру, он не был особенно приспособлен к тому, чтобы упорно держаться за каждую складку местности и с мрачной решимостью отвоевывать утерянные.

Прежде всего, само планирование Дьенбьенфу как одной крупной крепости и одной крепости-спутника (опорного пункта 'Изабель') в 7 километрах к югу, препятствовало полной концентрации войск и огня. 'Изабель' сама по себе поглотила почти три пехотных батальона из двенадцати, целую артиллерийскую группу 105-мм орудий и взвод танков М24, то есть, примерно треть всех оборонительных возможностей.

Из восьми батальонов в самом Дьенбьенфу три должны были находиться в резерве в распоряжении командующего крепости для возможных контратак (вместе с оставшимися семью танками эскадрона М24, переброшенного в долину по воздуху и собранного в чистом поле французскими механиками), а два батальона должны были защищать жизненно важные опорные пункты на высотах 'Габриэль' и 'Беатрис', прикрывающие аэродром.

Однако, на самом деле, три резервных батальона были немедленно распределены по оборонительным секторам вдоль периметра и таким образом, были в значительной степени недоступны для задач контратак, для которых они первоначально были предназначены. Развал двух батальонов горцев-тай под сосредоточенным огнем артиллерии противника, еще больше усугубил ситуацию. Таким образом, когда коммунисты, вполне логично, начали наступление на Дьенбьенфу сосредоточенным штурмом двух опорных пунктов, оба гарнизона были практически задушены яростным артиллерийским огнем и массами пехоты противника, вновь прибегшего к атаке 'людским морем'. Первыми и последними в крепости погибли бойцы знаменитой 13-й полубригады Иностранного легиона: подполковник Гоше, командир полубригады, погиб вместе с 3-м батальоном 13-го марта; а полковник Лаланд, его преемник, был взят в плен 8-го мая 1954 года, ведя в последнюю штыковую атаку 1-й батальон полубригады из опорного пункта 'Изабель'.

Противник дорого заплатил за 'Беатрис' — фактически, на рассвете 14 мая генерал Зиап, главнокомандующий коммунистов попросил французов о 4-х часовом полевом перемирии, чтобы забрать курганы своих убитых и раненых, покрывающие разрушенные остатки высоты 'Беатрис'. Среди французов, раненых и умирающих на высоте, был подполковник Гоше, который умер через несколько секунд после того, как отец Анри, капеллан Дьенбьенфу, совершил над ним последнее причастие. Ни один французский офицер с 'Беатрис' не выжил.

Конец высоты 'Габриэль' последовал по той же схеме. В Дьенбьенфу не было ни одной бетонной огневой точки, а земля, мешки с песком и бревенчатые блиндажи, не могли выдержать изнуряющего обстрела, который теперь обрушился на весь периметр крепости, но в особенности на 'Габриэль'. Здесь и командир, и его заместитель были тяжело ранены вскоре после начала боя, но оборонявшиеся — 5-й батальон 7-го алжирского стрелкового полка — продолжали сражаться в развалинах своих позиций.

Когда рассвело, 4-я рота и часть 2-й роты все еще цеплялись за южную сторону опорного пункта. В 05.30 15 марта полковник Лангле, командир воздушно-десантного отряда внутри крепости, начал контратаку со слабым воздушно-десантным батальоном, выведенным за периметр и поддержанным двумя танковыми взводами эскадрона капитана Эрвуэ. Несмотря на сильный обстрел противника, им удалось прорваться в опорный пункт, но положение там было безнадежным; как и в худшие дни Вердена в Первую мировую войну, интенсивные обстрелы противника просто размололи весь верхний слой почвы в мелкий песок, который больше не годился для рытья блиндажей и траншей. Все что смогли сделать десантники Лангле и танки — это собрать ошеломленных выживших с 'Габриэль' и отступить к Дьенбьенфу. Зиап теперь контролировал командные высоты. Битва при Дьенбьенфу была уже проиграна.

Основной факт, который вытекал из новой ситуации, был прост в своей неприглядности: артиллерия противника оказалась в значительной степени невосприимчивой к контрабатарейному огню и воздушным обстрелам и бомбежкам французов. И снова генерал Наварр дает ответ на очевидный вопрос. 'Вокруг наших позиций противник создал сеть замаскированных путей, которые позволяли [беспрепятственно] транспортировать боеприпасы... в район батарей. Мы знали, что было подготовлено большое количество артиллерийских и зенитных огневых точек, но их маскировка была настолько совершенной, что лишь небольшое их количество было выявлено до начала атаки. Под влиянием [коммунистических] китайских советников, командование Вьетминя использовало методы, совершенно отличные от классических. Артиллерия была окопана по одиночным орудиям. Орудия были вынесены вперед разобранными, доставлены людьми на огневые позиции, откуда они могли вести огонь прямой наводкой по своим целям. Они были установлены в снарядостойких блиндажах и стреляли в упор из бойниц, или выкатывались своими расчетами и отводились назад, как только начался наш контрбатарейный огонь. Каждая часть или группа орудий была прикрыта массой зенитной артиллерии, доставленной на позиции и замаскированной таким же образом, как и орудия. Такой способ применения артиллерии и зениток был возможен только при наличии 'человеческого муравейника' в распоряжении Вьетминя и опрокинул все оценки наших собственных артиллеристов. Это было главной неожиданностью битвы' (стр. 218-219).

16-го марта 1954 года артиллеристы в Дьенбьенфу знали, что их две группы 105-мм гаубиц и одинокая батарея 155-мм пушек (которая должна была стать 'последним аргументом' в ожидаемой контрбатарейной дуэли с противником) не только безнадежно уступали в численности (артиллерия коммунистов включала вначале по одному полку 105-мм и 75-мм орудий, восемьдесят советских 37-мм зенитных орудий, и сто крупнокалиберных зенитных пулеметов, к которым впоследствии добавились две дополнительные группы 105-мм гаубиц и несколько батарей 'Катюш' (многотрубных реактивных минометов), также советского происхождения. Прим. автора.), но и превосходят вооружением. Огневые точки противника были выкопаны на склонах, обращенных к ним, почти не нарушая прикрытия кустов и листвы, таким образом, скрывая вспышки орудий и рассеивая дым в смутную пелену без точных указаний откуда он взялся. Чтобы обстрелять эти огневые точки, истребители-бомбардировщики ВВС должны были лететь прямо по оси орудий и прикрывающих их зенитных пушек и пулеметов, с большими потерями в самолетах и летчиках. Мокрая листва (ибо это было в сезон дождей) оказалась почти непроницаемой для напалма, а сочетание мокрой листвы и напалма создавало густой дым, который еще больше скрывал перемещения пехоты противника для французских артиллеристов. Сосредоточение воздушных действий на поочередной бомбежке огневых точек потребовало бы военно-воздушных сил, которые были недоступны французам и для которых на театре военных действий в Индокитае не было подходящих аэродромов (Массированный американский воздушный налет на артиллерию противника вокруг Дьенбьенфу (кодовое французское название 'Операция Гриф') одно время рассматривался, но был оставлен ввиду возможных политических последствий, а также на основании военных соображений, выдвинутых генералом Мэтью Б. Риджуэем. См. его книгу 'Солдат', Нью-Йорк, 1956 г., стр. 247-248. Риджуэй считал, что цена американской победы была бы 'также велика, как и та, которую мы уплатили в Корее').