Глава 16
Сопутствующий урон
Над нейтралкой, истомной спросония,
разгораясь, алел восток.
Предстояла работа особая,
а какая — секрет лет сто.
Помню волчесть под тусклыми френчами...
Скорпионство спецжелезяк...
Мы, с убойным искусством повенчаны,
встлались в гон миражей, скользя
Константин Долматов
"Позывной "Безымянка"
(фронтовая быль)"
Главный элемент снаряжения диверсанта — обувь. После парашюта, конечно.
Виктор Суворов
"Аквариум"
По исчислению папы Франциска 16 октября 1563 года.
Кёнигсберг и его окрестности.
— А это — чьи цвета, дядюшка Вилли? — спросил юный портовый стражник начальника караула, хмурого и невыспатого ветерана Вильгельма Кирхгофа, кивая на бордово-белый флаг швартующегося пакетбота; в косом рассветном солнце сверкнули свежим золотом готические буквы названия — "LaufkДfer — Светлячок".
— Курляндия, — длинно сплюнул тот. — У них там, на Орденских землях по Двине, нынче тоже свое отдельное герцогство учинилось, на манер нашего. Вишь, и флагом уже обзавелись — "Мясо-с-салом", позор геральдики!
Тут брусчатка набережной отозвалась набегающей ксилофонной дробью, и к бойцам подрулил запряженный четверкой возок, на дверцах которого был намалеван, явно второпях, герб того же бордово-белого окраса, что и флаг пакетбота.
— Ну, и где все эти... как их... курволяди? Мясницкая лавка? — громогласно осведомился слезший с козел дядюшка Руди, после чего помянул, через запятую, непорочное лоно девы Марии, чресла отца нашего Авраама, царя Давида и всю кротость его, а также много еще чего разной степени сакральности. Стражи переглянулись и отвели глаза со вздохом: Рудольф Шпаннер, державший в своем мосластом кулаке весь извоз в этой половине города — Альтштадте, слыл среди кёнигсбергских извозчиков грубияном, и с этим ничего уже поделать было нельзя — разве что угостить его табачком. Как вот сейчас.
— Выезд четверкой им беспременно, со всеми понтами, понял? И возок чтоб был — с гербами! Посол, понял? — посол на хрен!!
— Так а тебе-то чем плох заказ, Руди, старый ты хрен? — добродушно осведомился Вилли, помогая тому прикурить на ветру.
Руди только засопел; заказ, похоже, был хорош настолько, что старый матерщинник просто не знал, к какому его пункту приложить свое прославленное мастерство — оттого и бесился.
— У них денег куры не клюют, а у нас на водку не хватает! — наконец сформулировал он. — Вот глянь: он сюда на неделю приехал — особые поручения свои справлять. Так они на неделю — имея свое подворье на Ломзе! — отдельный особняк в Альтштадте сняли, в двух шагах от Замка, понял? А за выезд этот четвериком, на одну неделю, знаешь, сколько отвалили, авансом?
— Ну, и сколько?
Руди сообщил.
Вилли присвистнул и оглядел пакетбот под бордово-белым флагом с резко возросшим уважением.
Тут как раз установили сходни, и по ним прошествовал на берег истинный тевтон, при виде коего дядюшке Вилли неодолимо захотелось принять стойку "смирно".
— Генерал фон Федермессер, посол по особым поручениям Его Высочества герцога Курляндского! С кем имею честь?
Благожелательно кивнув на встречное представление начальника караула, генерал окинул того проницательным отеческим взором:
— В каком полку служили?
— Второй Меммельский, Ваше превосходительство!
— Вольно, служивый, — величественно разрешил посол, вручая свои бумаги; которые тут же были ему и возвращены, с разрешительной пометкой ("Глянь, печатей-то сколько!..").
— Корабль будет ожидать вас тут, Ваше превосходительство?
— Нет, он сейчас же уйдет на Данциг. Вернется к концу нашей миссии, через неделю. Только отметят сейчас бумаги в портовой канцелярии.
— Осмелюсь доложить, Ваше превосходительство: портовая канцелярия еще закрыта — откроется через час.
— Ну подождут часок у причала. Если надо оплатить время стоянки — не вопрос.
— А велика ли ваша делегация, Ваше превосходительство?
— Нет, мы вдвоем с секретарем... Ах, да! — у нас еще имеется ценный груз, если так можно выразиться...
Тут по знаку посла на причал сошли двое, при виде которых все вокруг застыли в немом изумлении. Нет, один-то был просто угрюмый молодец в неброской темной одежде — надо полагать, тот самый секретарь (а судя по тесаку на перевязи — заодно, небось, и телохранитель). Но вот рядом с ним заторможено брела девушка в балахоне из мешковины, простоволосая и босая. Лицо ее было обезображено синяками и ссадинами, но всё равно было видно, что девушка красива, очень красива.
— Э-эээ... — только и сумел выдавить из себя начальник караула, вопросительно взирая на Его превосходительство: чо, мол, за ботва?
— Ведьма, — лаконично обронил тот; но затем всё же снизошел до необходимых разъяснений:
— У вас же тут сейчас — ведовской процесс, шум на всю Балтику. Вот наш герцог и посылает вашему герцогу... с его герцогским Советом... подарочек, — с этими словами он кивнул в сторону девушки. — Что, хороша?
— Я бы вдул! — с чувством откликнулся дядюшка Вилли.
— Ей теперь только палач будет вдувать... во все места, — проворчал посол, а угрюмый секретарь-телохранитель чуть подпихнул девушку в направлении экипажа:
— Давай-давай, шевелись! Полетела... валькирия!
Дядюшка Вилли принялся было судорожно рыться в памяти — что говорит на сей счет инструкция, нужны ли на такой случай отдельные сопроводительные документы? — но мысли эти решительно оборвал неведомо как возникший в его ладони новенький серебряный рейхсталер:
— Выпейте за нас, служивые! За нашу победу!
— Всенепременно, Ваше превосходительство!
— — -
— Нет, — покачал головою Бонд, провожая взглядом отъезжающий возок с курляндским гербом на дверце и Руди Шпаннером на кОзлах. — Спасибо, Ник, твои бочонки с порохом — это очень соблазнительно, но — слишком мало времени, и слишком сложна логистика. Всё решится минут за сорок, максимум за час — так или эдак... А вот те твои бумаги как раз — это нам просто подарок небес... на случай, если останемся живы, конечно.
— Как скажете, сэр, — пожал плечами Серебряный; экий новый для него экспириенс — участвовать в боевой операции в роли рядового исполнителя... Он еще раз оглядел речную панораму, открывающуюся с борта "Светлячка", и поинтересовался с показной небрежностью: — А то, что он оказался на рейде, а не у причала — сильно осложняет нашу задачу, Джим?
Сторожевой фрегат "Великая Пруссия", который им сейчас надлежало уничтожить (против остальных здешних посудин, что могли попытаться воспрепятствовать их отходу, вполне хватило бы четырех штатных "противопиратских" пушек пакетбота), чуть покачивался на угрюмой свинцовой ряби посреди Прегеля, правее основного фарватера, и Джеймсов план его захвата — ВДВОЕМ!.. С ВОДЫ!.. — князь, будучи, как уже сказано, сухопутной крысой, находил даже не авантюрой, а прямым сумасшествием.
— Как ни странно, даже несколько облегчает, Ник: на рейде вахтенные, как правило, вообще не ловят мышек — многократно проверено. Давай-ка я лучше покажу наши секретные девайсы, с чем предстоит работать.
Бонд вынес на палубу небольшой сундучок, окованный металлом; внутри, в пересыпанных стружкою ячейках, покоились полдюжины двухпинтовых бутылок с горлышками, залитыми сургучом. Следом появился другой ящичек, поменьше; в этом оказалась пара десятков запаянных с двух концов стеклянных трубок длиною вершка полтора, каждая в отдельной мягкой упаковке.
— Это — мощнейшая зажигательная смесь. У нас ее называют "коктейль молот" — от молота Тора... загорается и вправду как при ударе молнии в засохший дуб. В бутылках — сама горючая жидкость, горит долго и жарко; в трубках — химический воспламенитель. Сейчас мы с тобой примотаем продольно к каждой бутылке по три трубки, вот этими растягивающимися кольцами — индейцы называют их кау-чук — и готово дело, можно кидать в горючую цель, вроде корабельных надстроек. Стекло бьется, жидкости растекаются, перемешиваясь, и — готово дело, пожар; эти стекляшки потому и возят всегда отдельно друг от дружки, кстати. Самое главное — тут не надо возиться со всякими горючими фитилями, которые вечно то гаснут, то поджигают бомбу прямо у тебя в руках... Только не спрашивай меня, Ник, что там внутри: во-первых, это военная тайна, а, во-вторых, я и вправду не знаю — я всё-таки сам не алхимик...
— Я — тоже.
— Ну вот. Боевикам, вроде нас с тобой, достаточно помнить технику безопасности. Воспламеняющая жидкость очень опасна: всё, кроме стекла, в которое она сейчас налита, разъедает напрочь. Если трубка нечаянно разобьется, и перемажешь в жидкости руки — берегись: может прожечь до костей. К счастью, не мгновенно: если сразу смыть водой — ничего страшного, проверено на себе... Но, в общем, за эти склянки надо браться, как за грудь любимой женщины: крепко, но нежно.
— Я справлюсь, Джим. Ты же ведь справляешься.
— Браво! Ничего сложного, ты прав, вполне себе foolproof — дуракоупорная — конструкция.
— Будем надеяться.
— Итак, повторяю наш план, еще раз. Мы подходим к "Великой Пруссии" на шлюпке, со стороны кормового якоря. Обмундированные, на всякий случай, в униформу местных акцизных чиновников; ничего лучшего для нас раздобыть не успели, но это и не важно: джерри цепенеют от вида любой униформы вообще. Если нам не повезет, и вахтенные проявят к нам интерес — мне придется в открытую подняться на борт по шторм-трапу, якобы с письмом...
— А в чем невезенье?
— В том, — вздохнул Бонд, — что тогда вахтенным этим тут же придется умереть. А я всё же надеюсь избежать collateral damage... попутного урона, говоря по-вашему... или хотя бы его свести его к минимуму.
— Это правильно.
— Ну вот, а если всё пойдет как надо — я поднимусь на палубу по якорной цепи и тихо нейтрализую там вахтенных, с возможной кротостию, без пролития крови. Потом забираю у тебя из шлюпки "коктейль молот" и устраиваю грамотный пожар внутри корабля — так, чтоб у экипажа остались пути отхода и возможность спасаться на подручных плавсредствах, пока не рванула крюйт-камера. Засим — уходим. И, на всякий случай, повторяю в рупор для тугоухих: ты мне на борту не понадобишься вообще, ни при каком развитии событий! Ни при каком — ясно?! Твоя задача — беречь нашу шлюпку, ни на что не отвлекаясь: я не хочу остаться без нее на горящем корабле.
— Да, я всё помню, Джим.
— Ой ли? Ну-ка повтори — про свои действия по резервному плану!
— Если в течении семи минут — досчитать до четырех сотен — я не получу от тебя знака, я должен считать тебя погибшим. Тогда я разобью весь запас "коктейля молот" прямо о борт — он просмоленный, загорится отлично. Устроив этот отвлекающий, пожар, я вернусь на "Светлячок", ждать штурмовую группу. Всё ли точно?
— Видишь ли, Ник... — вздохнул Бонд. — Мне не раз доводилось иметь дело с коммандос, и я знаю вашего брата как облупленных. Не получив сигнала, ты наверняка полезешь меня выручать, сочтя отход за "трусость и шкурничество"... можешь даже не отвечать! Так вот: если через семь минут сигнала не будет — это значит, что я действительно, гарантированно, мертв. И уж тогда — жги!
— Да, сэр. Так точно, сэр.
— Ну, тогда — с Богом! — коммандер, широко перекрестясь, поправил абордажный тесак на перевязи и с чувством продекламировал в пространство:
Шлюпка О борт, и кортик под вздох:
мы испанца застали врасплох.
Оглянись в этот миг
на затопленный бриг -
отступления нет нам, старик!
— — -
— Что у вас тут за бардак? — брюзгливо осведомился Посол по особым поручениям генерал фон Федермессер, озирая запертую дверь тюрьмы ("Желая Башня" старой Альтштадтской стены), перед которой притормозил их возок по пути к Замку. — Спят они там все, что ли? А ну-ка, Руди — устрой им побудку в своей неподражаемой манере!
— Рады стараться, вашество! — радостно осклабился тот и, покинув кОзлы, забарабанил кнутовищем в окованные железом дубовые доски. — Открыффай! Geheime Staatspolizei!
На сей раз внутри завозились и, не мешкая, приоткрыли смотровую щель. Каковое слово — "щель" — грубиян Шпаннер тут же и обыграл в самых разнообразных коннотациях.
— Дурак ты, боцман, и шутки у тебя дурацкие, — отозвались изнутри (судя по дикции — сплюнув при этом). — И вообще — отвали от охраняемого объекта на уставные десять шагов, остроумец хренов!
— Ладно, сержант, — веско вступил со своего места посол, — и правда, хватит уже шуток. Примите у нас арестанта, и дело с концом. А то нас, поди, заждались уже в Замке, и досадуют на вашу нерасторопность.
— Какого еще, к дьяволу, арестанта? Нет у нас никаких приказов на сей счет! Вы, вообще, кто такие?
— Ты, может, еще и меня не признаёшь, Генрих Майгель, сукин ты кот? — вновь заорал Шпаннер. — А это тебе не хрен собачий, а Его превосходительство особый посол, понял, дубина ты стоеросова? А ну, зови, давай, начальника тюрьмы! — и при этих словах он заговорщицки подмигнул курляндцам.
— Да нету его, Руди, откуда ему тут взяться, в такую рань? — примирительно сбавили тон за дверью.
— И что — пока тот глаза продерет, так и будете Его превосходительство на улице морозить? С вас за это строжайше взыщется!
— Ладно-ладно, не разоряйся! — наконец решился тюремщик. — Пускай идут в тюремную канцелярию и объясняются там с дежурным. Только чтоб всё оружие мне при входе сдали, без никаких — хоть послы они, хоть кто!
Тюремный чиновник в канцелярии, в чине младшего аудитора, был настроен менее миролюбиво:
— Извините, Ваше превосходительство, но у меня нет на сей счет никаких приказов и распоряжений! Я впервые слышу про каких-то "курляндских ведьм" — а должен бы! Я не могу ее вот так вот принять!
— Послушайте, аудитор, я не знаю, в каких именно бюрократических шестеренках застряли бумаги. Примите ее пока на временное содержание — а бумаги вам подошлют сегодня же, еще до обеда: мы сейчас едем в Замок, и переговоры я начну с решения этого вопроса, слово чести. Ведь не могу же я, право-слово, таскаться по городу с ведьмой на цепочке, как с любимой собачкой!
— Ну а я-то тут при чем? У нас тут, чай, не ночлежка!
— Ладно, — уступил посол; он был, несомненно, железный человек: просто-таки видно было, как он загоняет свое бешенство в желчный пузырь. — Тогда давайте письменный отказ: так, мол, и так, я, аудитор имярек, отказался принять на временное тюремное содержание ведьму, ввиду недостачи сопроводительных документов; об общественной опасности пребывания на улицах города активированной ведьмы осведомлен; число-подпись. Пишите!
— Ах, вы во-от как ставите вопрос... — протянул тюремщик.
— Ну, а как еще?
Чиновник взвесил возникший расклад, понимая, что уже влип: разговор идет при свидетелях (помимо посла с его секретарем, в канцелярии — пара своих, да еще и за приоткрытой дверью маячат чьи-то любопытствующие физиономии), и при нынешнем уровне ведьмофобии в городе объяснить такой отказ будет непросто. Начальник тюрьмы очень удачно для себя не случился на месте, и перебросить тому с рук на руки эту горячую печеную картофелину не получится — крайним вышел он... Аудитор сделал последнюю попытку отползти:
