Словоплёт

И тихо зашептал. Сантинали не могла расслышать слов, но голос Шанарана сейчас больше походил на шипение змеи, чем человеческую речь.

— Нам нужен язык, — крикнул капитан, и ша кивнул, принимая его просьбу во внимание.

До отряда оставалось меньше сотни шагов. Сантинали смотрела на несущихся на них степняков и всё никак не могла сообразить что же собрался предпринять колдун. Вот они уже натянули свои короткие луки, сейчас в воздухе засвистят стрелы. И тут первая лошадь с жалобным визгом исчезла. Точнее, упала, словно намертво застряла в чём-то невидимом с дороги. Всадник кубарем полетел вперёд. Одна за другой лошади падали. Оставшиеся на ногах животные в панике бросились в разные стороны, совершенно обезумев, не слушая и сбрасывая наездников. Люди вскакивали и тоже пытались бежать, но исчезали в траве словно проваливаясь в глубокие ямы.

До слуха королевны донеслись хруст и чавканье, будто невидимые жернова перемалывали упавших. Один из всадников с побелевшим от ужаса лицом метнулся в одну сторону, в другую, и словно заяц, уходящий от облавы бросился к стоящему на дороге отряду. Язык, которого попросил Роэль, поняла Сантинали. Оставшаяся банда таяла буквально на глазах. Ещё минута, ещё единственный выживший не добежал до дороги, а последний крик уже стих, и только травы, как и раньше, шли волнами от ветра.

Шанаран молча встал и стряхнул пыль с колен и рук. Степняк что-то в ужасе щебетал, но в потоке несвязной речи королевна почти ничего не могла разобрать — диалект был не тот, что в Хакаре, да и человек, кажется, половину слов просто проглатывал. Что-то про мертвецов и курганы.

— Спроси у Танарина как он собирается его допрашивать и нужна ли ему помощь, — бросил колдун занявшись измазавшимся плащом.

— Шанаран спрашивает нужна ли тебе помощь в допросе языка, — повернулась Сантинали к капитану.

— А он может?.. — Танарин кивнул в сторону пленного, которого пытались успокоить двое гвардейцев. Королевна вопросительно посмотрела на колдуна и тот со вздохом подошёл к бьющемуся в истерике степняку. Снял одну перчатку, повернул его к себе и резко схватил голой рукой за лицо. Пленник жутко закричал и забился в судорогах. Сантинали против воли сглотнула. Да, это был уже второй раз, когда она видела такое, но отвращение и жуть происходящего были так же сильны — если не больше — как и тогда, в Белой Твердыне.

— Они ехали встретить нас, — сообщил Шанаран, когда степняк подёргивающейся безвольной куклой осел у его ног. - Вожди местных племён не хотят смены воеводы и думали, что таким несложным манёвром смогут избавить себя от изменений. Передай Танарину, что до Хакара нам ничего больше не грозит — кроме этих головорезов здесь воинов нет. Разве что какой-нибудь из вождей под шумок не захочет перекроить карту владений.

Колдун брезгливо вытер руку платком и, натянув перчатку обратно (и как он не плавится в своём чёрном наряде на такой жаре!) вскочил в седло.

— Можем ехать.

Но королевна медлила.

— Чего мы ждём? — Поинтересовался Шанасаннан.

— Не можем же мы его здесь оставить, — она указала на постанывающее и пускающее слюни тело. — Он умрёт под солнцем. Или ночью его сожрут хищники.

— Это наименьшее, чего он заслужил за свои деяния, поверь мне, — Шанаран выглядел раздражённым задержкой.

— Нет. Я не могу этого позволить. Значит, мы привезём его в город и он предстанет там перед судом.

Хранитель Севера вздохнул и слегка тронул своего коня пятками, заставив подъехать к степняку. Росчерк голубого света, и голова пленника покатилась по дороге. Кровь из шеи хлынула потоком, смешиваясь с пылью. Шанаран бросил ещё несколько непонятных слов и мёртвое тело зашевелилось. Поднялось на ноги и, взяв собственную голову подмышку уверенным шагом ушло туда, где несколькими минутами раньше полегли его соратники.

Сегодня же она попросит прощения за все брошенные в горячке слова!

Они добрались к переправе ещё до полуночи, но в посёлке ожидаемо все спали, поэтому и отряду пришлось остановиться на этом берегу реки. Возле окраины селения находилась утрамбованная многими путешественниками площадка, с удобными ямами для очагов, коновязями и расчищенными местами для шатров. Лагерь поставился в течение нескольких минут, и вот уже Сантинали сидела в одиночестве в своём шатре рассматривая походный столик с установленными на нём лампой и планшетом для письменных принадлежностей. Есть в такую жару не хотелось, а сон после сегодняшних событий пугал даже больше, чем бодрствование в одиночестве: только королевна закрывала глаза, как сразу же видела лошадей, исчезающих в высокой траве, людей, с перекошенными от ужаса лицами пытающихся убежать от невидимой с дороги опасности. Она встала и, ещё раз аккуратно расправив покрывало на походной лежанке, отправилась разыскивать своего колдуна.

Искать не пришлось: стоило Сантинали поднять полог, как она увидела обоих шан, что-то обсуждающих у ближайшего костра.

— Шанаран! — Позвала она, и оба колдуна повернулись в её сторону. Сантинали непроизвольно поёжилась: их глаза светились странными красными огоньками; ни от одного из костров в лагере не могло быть таких отсветов. — На минуту зайди ко мне.

Ран кивнул Ренану и пройдя мимо стражника, дежурившего у шатра, вошёл внутрь. Сантинали видела, что гвардеец вздрогнул, когда встретился взглядом с проходящим мимо ша.

Колдун остановился посреди шатра, окинул взглядом походные стол и стул, чистый планшет, лежак, и выжидательно уставился на королевну. Здесь, в свете единственной лампы, его мерцающие глаза казались ещё более жуткими.

— Я бы хотела попросить прощения, — после продолжительной паузы наконец набралась смелости Сантинали.

— За что? — Голос в её голове звучал удивлённо, но на лице колдуна не дрогнул ни один мускул.

— За то, что я сказала, что ненавижу тебя. Это не так. Я была очень зла, что ты выпил весь адонал. И испугалась за тебя. И да, ты прав: я была влюблена в дядю Герена когда была маленькой, но это не имеет никакого отношения к тому, как я отношусь к тебе сейчас. И я хотела бы, чтобы ты знал об этом.

— Я рад, что между нами больше нет недопонимания, — едва заметно склонил голову колдун. - Если это всё...

— Нет, не всё.

Шанаран всё такой же непроницаемой тенью стоял посередине шатра выжидательно глядя на королвену. Сантинали сглотнула и, набрав воздуха словно перед прыжком в ледяную воду продолжила:

— То, что случилось сегодня, ужасно. Если ты сделал это из-за того, что злишься на меня, то я...

— Нет, — Шанаран поднял руку останавливая её, — Я шанаши. Я не могу позволить злости взять над собой верх. Я сделал это потому, что считал нужным.

— Но... Мирта вырвало, — произнесла королевна будто бы это имело какое-то особенное значение. После ходячего мертвеца весь отряд ехал зелёным и держался остаток пути от Рана подальше.

— Мирту ещё предстоит многому научиться, — прикрыл глаза колдун, и Сантинали на мгновение стало легче — жуткий взгляд ша давил не хуже обломка скалы. - И я, и Шанасаннан должны служить тебе надёжной опорой. Мы выбрали тебя миньей, и принесённые нами клятвы — не пустой звук. Впереди ждёт тяжёлое время, но я уверен...

— Я люблю тебя, — сама от себя не ожидая такой смелости вдруг выпалила Сантинали.

Шанаран умолк. Он разглядывал королевну словно видел впервые в жизни.

— Но Наргвейн... — осторожно начал колдун, но она перебила его:

— К тварям Наргвейна. Я выбрала тебя.

— Я и сам немного...

— К тварям то, что ты не до конца человек, — опять не дала ему закончить Сантинали. — Если это твоя единственная отговорка — она не считается. Ты — и дядя Герен — одни из самых человечных существ, которые мне встречались в жизни. Многие люди намного большие твари, чем ты.

— Ты просто не знаешь каков я на самом деле, — всё это время лицо Шанарана было непроницаемо, словно застывшая фарфоровая маска. Это — и мерцающие угли глаз — наводили на странные мысли, будто Сантинали разговаривает сейчас с ещё одним ожившим мертвецом.

— Если ты меня не любишь — так и скажи. Только вслух. Я хочу услышать это. Тогда я поверю.

Сантинали знала, что слова, произнесённые шанаши, сразу же обретут силу. Если он скажет, что не любит её — и это действительно так,— то он не потратит ни йоты своих сил. Если же он решит обмануть и скажет неправду, то его дар попробует изменить мир вокруг чтобы это стало правдой — и она сразу же почувствует это. Сила Шанарана всегда приходила к ней шепчущимися тенями и холодным воздухом склепа.

Ша открыл рот словно действительно собираясь сказать что-то, и с мгновение смотрел так на Сантинали, потом шумно выдохнул и закрыл глаза:

— Санти, что ты делаешь?

— Тогда скажи, что любишь меня, — она не верила сама себе. Он отказался говорить вслух, что не любит её! — Что любишь меня хотя бы чуть-чуть. Самую малость.

Даже если его чувства к ней крохотные, как огонёк свечи — ей будет достаточно. Для всегда спокойного, уравновешенного и всё контролирующего шанаши даже столько, наверное, — слишком много.

Но Шанаран неожиданно сделал шаг вперёд и крепко обнял её. Он пах лошадьми, горькими степными травами, потом, кожей и совсем немного металлом. Сантинали закрыла глаза пытаясь впитать как можно больше его тепла. Кто знает, что будет дальше. Кто знает удастся ли ей когда-нибудь прикоснуться к нему ещё раз. И к тварям то, что он сейчас, возможно, читает её мысли или воспоминания. Без разницы.

— Я люблю тебя больше жизни.

Горячее дыхание в её волосах. Биение сердца под её ладонью.

— Тогда почему?.. — Не в силах совладать с дрожью в голосе Сантинали замолчала.

— Ты — минья. Минья не может быть вместе с Хранителем. Уж слишком разного полёта мы птицы.

— Но ты сам назвал меня миньей! Я ведь — ненастоящая...

— Это неважно. Теперь, когда остальные Хранители вернутся — назад пути нет. Я — Чёрная Черепаха. Ты — минья. И даже если бы это было не так — какое будущее может нас ждать? Ты — королевна, теперь воевода Страйхи. Твой отец хочет для тебя достойную пару. Я — пусть и сильный колдун — пришёл из ниоткуда и уйду в никуда.

— Но...

— Тссс... — Шанаран слегка отстранился и приложил палец к её губам. — Пусть у меня есть всего несколько минут, не отбирай у меня даже их, — и дождавшись её кивка опять обнял.

Сколько они так стояли посреди шатра — Сантинали потеряла счёт времени. Может, всего несколько минут, а может — целую вечность.

Где-то неподалёку фыркнул конь. Кто-то прошёл мимо шатра бряцая оружием. Волшебство момента развеялось.

— Шанаран, я...

— Не нужно, — колдун опять приложил палец к её губам. — Я хочу, чтобы ты сначала увидела кто я есть на самом деле, и только потом принимала решения. Легко любить образ. Сложно смириться с собственной опрометчивостью.

— И когда по-твоему я всё пойму?

— Если — когда — мы справимся с Леборойской порчей. Тогда и решишь как быть с нашими жизнями.

— А ты с себя ответственность, значит, снимаешь? — То ли в шутку, то ли всерьёз поинтересовалась королевна.

— Ты моя госпожа, — Шанаран улыбнулся своей жутковатой ухмылкой. Его внешность и мысленная речь никак не вязались друг с другом. - Я снял с себя ответственность ещё в подземельях Белой Твердыни принеся клятву верности.

— Ах ты негод... — Сантинали попыталась ткнуть его кулаком в рёбра, но ничего не получилось: колдун перехватил её руки и завёл себе за спину, заставив податься вперёд обнимая его. Поцелуй остановил шутливое возмущение.

— И это ты просишь меня не торопиться? — С сожалением в голосе произнесла королевна, когда ша, наконец, отстранился.

— Прости. Больше не повторится, — колдун отпустил её руки и отошёл к входу в шатёр. — Я должен идти. Пожалуйста, не торопись.

Хакар встретил их шумом, вонью и суетой. Огромный торговый город, стоящий на пересечении нескольких крупных трактов, не мог быть другим. Встречающий их воевода — генерал Дадат — то ли не знал о нападении, то ли был слишком хорошим актёром, но Сантинали показалось, что он искренне рад, что его наконец-то освободят от обязанности заниматься Страйхой. Дадат был хорошим полевым командиром, но бюрократическими делами страшно тяготился и уже давно слал просьбы королю О'Рилиэлю освободить его от унылой по его мнению обязанности, тем более что управлять разрозненными и разорёнными степными племенами под боком Леборойской порчи удовольствие было то ещё. Передача дел прошла быстро и безболезненно: Сантинали уже знала на что стоит обращать внимание, а с чем можно разобраться и позже. К двойной досаде вождей и старейшин королевна отменила все торжества по случаю её утверждения в новой должности и обязанностях, и уже через двадцать дней донельзя счастливый генерал отбыл в сторону столицы.

На нового воеводу последовало ещё три неудачных покушения — капитан Танарин и его люди не зря ели свой хлеб. Оба шаны развернули бурную деятельность по обеспечению Хакара — и резиденции воеводы в первую очередь — защитой от иных сущностей, а заодно и устранением колдовских ловушек, оставшихся со времён войны. Даже здесь, в многолюдном и обжитом городе было ещё много тёмных опасных закоулков — что уж говорить о местах сражений в степях. Регулярно королевне приходилось откладывать бумажные дела и браться за старое — расколдовывать поля. В Ясеневой Роще был момент, когда она опасалась, что заржавеет, забудет все навыки, но в Страйхе заботиться об этом не приходилось. Зачастую наоборот, единственное, на что вечером была способна колдунья по возвращению домой — это упасть на кровать и забыться беспробудным сном. За заботами время летело незаметно, и Сантинали не успела даже оглянуться, как наступила осень.

И ни разу за это время Шанаран не изменил своему образу холодного отстранённого шанаши. 'Да, Санти'. 'Хорошо, Санти'. 'Готово, Санти'. Спокойный, сдержанный, идеальный. И где же 'Я люблю тебя больше жизни'? Уж не привиделось ли ей?

Хакар накрыли дожди. Сантинали откинулась в кресле и потёрла затёкшую шею. Место у камина пустовало: даже на юге колдун не приходил составить ей молчаливую компанию во время часов нудной работы. Конечно, в этом не было чего-то особенного: у него с Шанасаннаном дел теперь тоже было невпроворот, и вряд ли им, как и ей, хватало сна. Удивительно, как раньше со всем этим справлялся генерал Дадат. Хотя по тому, в каком состоянии ей досталась Страйха — справлялся он не очень.

Как хорошо, что страда закончилась. Летние дела подходили к логическому завершению. Ещё немного и — королевна верила — можно будет немного расслабиться и отдохнуть. А заодно заняться Леборойской порчей. Но как же она устала! Может, из-за постоянно висящей на ней ответственности (хотя в Белой Скале она так не уставала), а может из-за неприятных воспоминаний, связанных с этим местом? Интересно, удастся ли ей в этой жизни теперь выспаться?