Пробуждение-1: Эльфийское жертвоприношение

Я виноват во всем, что случилось! Я один! Но не мог я отказаться от Мелитинтатель, не мог! Я пошел по стопам Уртари — на свой страх и риск я обратился к Лании. Я понимал, что у Богов своеобразное чувство юмора и полностью доверять им нельзя, но что я мог еще сделать для спасения моей жены и нерожденного ребенка? Богиня обещала, не переча приговору Хорста смягчить последствия и вернуть магию, для чего должно было исполниться условия слияния трех кровей. Каких и чьих она не уточнила. Но вмешался Хорст и добавил свои условия. Так как магия была его, без его согласия ее нельзя было разрушить. Хорст потребовал обязательной жертвы, Лания согласилась.

А потом, потом умерла жена во время родов — магия так и не проснулась. Я был предан Богами и всем миром! Я ненавидел его всей душой, всем своим существом! Но еще больше я не мог простить предательства Уртари. Как?! Как она могла так поступить не только со мной, но и со всем миром! — Гинтанир посмотрел на эльфа. — Она своей клятвой приговорила не только меня с Мелитинтатель, но и всех существ магического мира. Только люди могут существовать без магии, все остальные от нее зависят, а эльфам и драконам грозит полное вымирание. И все это моя ошибка.

Он замолчал, опустив глаза. Лайел молчал, только желваки ходили на скулах. Я потомок Гинтанира и Мелитинтатель? С ума сойти! Но не только я, еще и мой брат. Гинтанир все же нашел в себе силы продолжить:

— Но то, что я вижу нашего потомка рядом с эльфом, свидетельствует, что магия уже проснулась? Как это произошло?

Ему ответил Лайел, у которого были сжаты кулаки до бела:

— Проклятье еще не снято. И его может снять она, — он указал на меня. — И знаешь, что ей надо сделать? Ей надо добровольно отдать жизнь, что бы проснулась магия! — зло бросил белоголовый. — Так что можешь попрощаться со своим последним потомком, твой род теперь прервется! Теперь-то твое непомерное эго довольно! Жизнь и любовь не игрушка и ты, как никто другой должен был это понимать!

— Анилиа! Это правда? — я подтвердила. Гинтанир схватился за голову. — О, Богиня, что я натворил?! Лайелиниэль прав, абсолютно прав, если бы я только не поддался слабости и не перепутал симпатию с настоящей любовью. Ты когда-нибудь простишь старика? — обратился ко мне призрак.

— Я и не в обиде. Все мы совершаем ошибки.

— Что? — взвился эльф. — Да он... Он убил тебя еще до рождения, только по тому, что у него возобладали физические потребности над моралью!

— Оставь, Лайел. Я на самом деле его не виню. Если Лания избрала меня в качестве жертвы, значит, у доброй Богини были на то свои причины. И, в конце концов — все что ни делается, все к лучшему. Лучше одна жизнь, чем десятки тысяч — это справедливо.

— Лиа! Не смей! — он схватил меня за плечи. — О какой справедливости ты ведешь речь? Он хорошо провел время, а ты... ты должна за это умереть?! Обещай мне, пожалуйста, что прежде чем ты примешь какое-либо решение, ты очень хорошо подумаешь! Ты все еще можешь вернуться домой и никто не посмеет упрекнуть тебя.

— Я подумаю.

— Прости, Анилиа, мне действительно жаль. Если бы я только мог предположить, что все так обернется! — подал голос Гинтанир.

— Как ты оказался прикованный в замке? — задала я вопрос, прежде чем Лайел успел сказать все что он думает о таком поступке.

— Это произошло позже, когда сын уже был взрослый. После Проклятья я смог ее отыскать и заключить в темницу. Но ее это сдержало лишь на время. Я раз в год объезжал свои владения и в одном из горных районов на нас напали. Перебили всю мою стражу, а меня взяли в плен. Я сначала подумал, что сосед решил власть захватить, но все мои иллюзии рассеялись, когда я увидел Уртари. Она заковала меня в цепи и несколько месяцев издевалась надо мной. Я умер от потери крови. К этому моменту я уже был несказанно рад смерти. Но Боги не дали покоя моей душе...

— И правильно сделали! — вставил свое слово эльф, скрестив руки на груди.

— Как я уже сказал, — продолжила душа, как будто и не было замечания, — моя беспокойная душа осталась прикованной к месту смерти. Но теперь, когда вы придали земле мои останки, и даровали прощение, — поклон в мою сторону, эльф не удержался и хмыкнул, — я могу обрести покой. Спасибо, что не оставила мой бренный прах тлеть и дальше в темнице. А в благодарность дам совет вам обоим, но в большей степени эльфу. Подумай перворожденный вот над чем: что может твоя кровь сделать для нее?

— Я уже подумал, без твоих ненужных подсказок! Но первоначально сделаю все от меня зависящее, что бы она не взошла на алтарь, заметь — по твоей вине!

— Пришло время прощаться! Будьте счастливы и... да поможет вам Богиня!

С этими словами голубоватое свечение исчезло, как исчезает утренний туман — будто ничего и не было.

— Ни за что не буду больше подбирать незнакомые кости! — выдала я. — Да, а что твоя кровь может сделать для меня?

— Вот когда ты подумаешь, как и обещала, тогда я с тобой об этом и поговорю. Не торопи события. Итак, за три последних дня произошло больше, чем за последние триста лет.

Эльф проводил меня до спальни и ушел к себе. Танн почему-то так и не вышел, ни когда я уходила, ни когда я пришла. Все ли у него в порядке? Он спит или все же проверить?

Я постучала в соседнюю дверь — мне открыли. На пороге стоял Танн. Он что не ложился?

— Можно мне войти?

Танн отошел в сторону, пропуская меня внутрь. Когда я села на кресло под окном, он начал задавать вопросы:

— Куда ты ходила? Почему меня не позвала, когда пришел Владыка? И почему ты ушла, не предупредив меня? Пришла расстроенная. Что вообще здесь происходит?!

— Я сейчас тебе все расскажу — ты имеешь право знать. Я ходила закапывать кости, что мы с тобой забрали из темницы.

— Одна? — уточнил дракон.

— Нет, с Лайелом.

— Почему же не взяли меня с собой?— желчно поинтересовался чернявый синеглаз.

— Мне показалось, что ты спишь, и я не стала тебя будить, — сказала я, хотя не была полностью уверена, что именно это послужило истинной причиной. Саму причину я и сама не знала.

— А сейчас не побоялась разбудить?

— Мне показалось важным поговорить с тобой. Но если ты хочешь поспать, я думаю, что могу и завтра с тобой поговорить.

С этими словами я встала, но Танн остановил меня.

— Говори, раз уж пришла, все равно пока не узнаю в чем дело — уснуть не смогу.

— Ты уверен? — получила в ответ кивок. — Дело в том, что кости были не простого человека, а принадлежали они Гинтаниру.

— Не может быть! Тому, что виноват в исчезновении магии?! — я подтвердила. — Жаль, что не взяли меня с собой, я бы его еще раз убил! — дракон вскочил и начал ходить по комнате. — Он виноват в тех бедах, что свалились на весь мир! А ты, ты умудрилась захоронить его как положено! Надо было их оставить, пусть бы мучился вечно! Он это заслужил!

— Недолго ему бы мучиться. Он рассказал, как произошло все на самом деле. Да его вина есть, но только половина. А слабости есть у всех — у меня, у Бартока, у Рисаны, даже у тебя! Но никто за это нас не винит в гибели мира.

— Но никто не сделал такой глупости как он! Из-за него драконы не могут принять второго обличия. И только он виноват в том, что не дано продолжить род, и заметь, не только драконам! — он так кричал, что наверно нас слышало пол дворца.

— Танн, успокойся, пожалуйста. Все в этом мире поправимо.

— Поправимо говоришь? — бросил дракон. — Не поправимо! Этой осенью у меня свадьба, и что я оставлю в наследство после себя? Одно бессмертие? Да кому оно надо! Пусть уж луч...

Тут дракон посмотрел на меня и замолк. Что он увидел я не знаю, но то, что внутри меня будто исполосовали ножом — это еще мягко сказано. Все, что имело какой-то смысл в этой жизни рухнуло. Я и не подозревала, что он настолько мне нравиться!

Влюбиться, в почти женатого, при том выборе, что у меня есть — это только я могу. Но почему он мне раньше не сказал? А я еще, дурная, лезла к нему с поцелуями. Теперь все встало на свои места — я ему совсем не нравлюсь, все, что я надумала — не более чем фантазия глупой девчонки. У него есть своя любимая, я ему совсем не нужна.

— Лиа, что случилось? — вырвал меня из ступора голос дракона. Да-а, не светит мне больше покататься на этом звере. — Ты как-то побледнела. У тебя все хорошо?

И что я на это могу сказать? Не признаваться же в любви обрученному?

— Тебе же, наверное надо уйти, готовиться к свадьбе? — я еле смогла найти в себе силы не показать свою слабость.

— Да, я об этом хотел с тобой поговорить. Мне пора уходить, так что давай-ка возвращаться обратно. Я провожу тебя до дома, раз уж отвечаю за тебя.

— Понимаешь... Я не могу уйти.

— Почему же? Думаешь, Зеркала не пустят нас обратно?

— Если запустили, должны и пустить. Но вопрос не в этом...

— А в чем тогда вопрос? Я понял! В этом наглом заносчивом эльфе, да? Что он тебе наговорил? — взвился Танн. — И ты ради него готова оставить дом и семью, которая тебя ищет и ждет?

При упоминании Лайела на душе стало как-то сразу теплее, и мне показалось, что я уже не одна.

— Вопрос совсем в другом! И что такого тебе сделал эльф, что ты так на него злишься?!

— Да, что я тебе сделал? — спросил вошедший без стука Лайел.

— Что? Да много чего!

— К примеру, спас тебе жизнь, — вставила я.

— Не совсем, но сделал, что было в моих силах, — поправил меня эльф. — А что еще я сделал тебе?

— Все твое племя виновато в нашей вражде! Никогда эльф не будет другом дракона, даже если спас ему жизнь!

— В этой вражде виноваты драконы, а не эльфы. Вы истребили почти весь наш род!

Я только успевала крутить головой к говорящему, чуть шею себе не отвертела.

— А что собственно здесь происходит? — подала голос я. — Из-за чего началась ваша вражда?

Оба посмотрели на меня, как будто впервые увидели. Прервал молчание Танн:

— Всегда и во все времена все беды из-за женщин. И начало нашей вражды положила именно она. Ее звали Жарлиз. Она была человеческой женщиной. Красивой человеческой женщиной. И как-то на пиру она познакомилась с драконом по имени Елтвардор. И были они счастливы год, пока дракон на свою беду не был приглашен к эльфам. Оно и понятно, когда он привез с собой Жарлиз, но кто мог знать, что это было роковой ошибкой дракона. На приеме она познакомилась с эльфом Салтинтаэлем. Она стала его еламинай. А она, как и все человеческие женщины была не постоянна и не смогла устоять перед очарованием эльфа. Она бросила дракона и осталась с эльфом.

— Но драконы не смогли простить предательства, — подхватил эльф. — Он напали на нашу Долину и выжгли ее под корень, только Дуб с Персиком остались, да несколько отсутствующих эльфов. Погибли все — эльфята, эльфийки и эльфы. Даже Салтинтаэль и Жарлиз погибли в том огне. Настало время скорби для эльфийского народа. Эльфы собрали всех кого могли под свои знамена и пошли мстить за всех, кто был им дорог. Но, не смотря, на численное преимущество, драконы не смогли одолеть холодную ярость эльфов. С тех пор ведется кровная вражда между драконами и эльфами. Больше ни один эльф не доверяет ни одному дракону. И ты не представляешь, какое смятение в наши души вселило твое появление с драконом, — обратился ко мне голубоглазый. — Мы не знали, что и думать — ты так была уверена, что он хороший и не сделает ничего плохого, что мы не смогли сказать тебе, почему дракон не может находиться на нашей земле, что для нас нет сильнее этого оскорбления. А еще ты заставила эльфов спасти жизнь дракону, не смотря на всю нашу ненависть. Воистину человеческие женщины непредсказуемы!

— Я ничего не знала! Когда Танн, сказал, что ему нечего делать у эльфов я и подумать не могла, что все настолько серьезно и что я его жизнь не спасаю, а веду на погибель. Прости, — обратилась я к дракону.

— Ничего. Я больше не буду мозолить глаза эльфам — утром я уйду. Надеюсь, ты уйдешь со мной — тебя ждут дома.

Мы с эльфом вышли. Меня трусило — от нервов, от потрясения или от переизбытка информации — я не знала.

— Мне тоже надо отдохнуть, — пришла к выводу я.

— Конечно! На тебя столько сегодня свалилось! Тебе обязательно надо отдохнуть.

— А зачем ты к Танну приходил? — вспомнила я.

— Я услышал, как он кричал и решил узнать, что случилось. Вот и пришел. Прости, что тебе пришлось услышать про нашу вражду. Я не хотел, чтоб ты это узнала — я видел, как ты к нему привязана.

Я покраснела — от макушки до самых пят. Мне и в голову не могло прийти, что так очевидны мои чувства. Ведь и Танн это наверняка заметил! Как же стыдно!

Шторы я закрыла и сейчас лежала и рассматривала балдахин над кроватью. Сон никак не хотел принять меня в свои объятья и укутать свои забвением. Из-за того, что сон не хотел разделить со мной эту ночь, мои мысли все блуждали, не давая покоя моей душе.

Столько произошло всего за одну ночь! Оказывается у Танна есть невеста и я ему совсем не нужна. Кости, что я принесла с собой были первопричиной того, что я окажусь жертвой на алтаре Богине, которая никогда не принимала кровавых жертвоприношений. Я пришла предложить помощь в войне, а сама попала в такую ситуацию, что даже и не знаю, как реагировать на насмешку Богов. Вот что я им такого плохого сделала?

Интересно, много ли времени до принятия окончательного решения? Хотя чего это я? В глубине души я понимаю, что решение уже принято.

Все! Хватит! Я встала и решительным движением отдернула шторы. Лежа мне совсем плохо думается, настала пора проветриться! Одела платье в котором была вчера и накидку, что висела здесь же в шкафу и пошла искать выход. Вроде не должна заплутать во дворце. Ну а если заплутаю — так мне и надо!

Выход я нашла довольно быстро. На улице меня встретила Роннис своим серебристым светом и ясным ликом. Хоть у кого-то все хорошо. Хотя почему хорошо? Она многие века ждет свою любовь, что по преданиям ищет ее после разлуки. Для этого она превратилась в Луну, чтобы он смог искать ее не только днем, но и ночью. Так что даже у Богов не все так замечательно, как может показаться.

Я брела по первой попавшейся тропинки без цели, просто чтобы двигаться. Для меня сидеть на месте в такие моменты очень тяжело. Может, поэтому я так люблю танцы и балы. Там в движении я могу выплеснуть все эмоции, что меня переполняют. И именно по этой причине мне не подходит трон — там надо быть выдержанным и спокойным, как мой отец или брат. Даже моя мать на роль правителя подходит гораздо больше, чем невыдержанная я. Толку, что столько сил потратили на мое воспитание?

Никакого толку, потому что жить мне осталось недолго. Могу ли я в приступе своего эгоизма и себялюбия обречь на смерть не одну сотню разумных существ? Отец глубоко вложил в мое сознание принцип о благе народа. Он не единожды повторял, что благо любого правителя — это, прежде всего, благо его народа и его детей. И любое действие отражается в масштабах государства. Так что любое решение надо обдумывать очень хорошо и рассматривать его с точки зрения простого деревенского жителя, а не дворцовых зажравшихся интриганов. Зря он это мне втолковывал. Вот момент, когда его советы сыграли против него — останется без дочери. У него правда останется еще сын. Он и будет утешением родителям.