Консерватория:музыка моей души

В назначенный день маэстро Диармэйд снова посетил малый зал, в котором мы с Дарраком прочно обосновались. Дверь раскрылась и закрылась с громким, привлекающим внимание звуком, а сам маэстро широким стремительным шагом направился к сцене.

— Утра доброго, молодые люди. Надеюсь, вы порадуете меня сегодня, — произнес он и занял место в первом ряду.

Я бросила вопросительный взгляд на Даррака, тот ободряюще мне улыбнулся уголками губ и занял свое уже привычное место. Я расположилась рядом, устроив псалтирь у себя на коленях. Первым был тот самый полнолунный танец, шедший у нас лучше всего. Даррак кивнул, давая знак начинать, и я с волнением приступила. Эмоцией, что мы договорились первой вложить в эту композицию, была нежность. Нежность легкими движениями ветерка, плавными порханиями кисти направляла мелодию и наполняла ее, смешиваясь с каждым звуком и оттенком. Нежность заполняла каждый сантиметр пространства. Нежность отражалась в глазах жидкого серебра моего партнера. Нежность убаюкивала мое сердце в своих мягких ладонях.

Когда мелодия стихла, маэстро Диармэйд прочистил горло и произнес:

— А теперь сыграйте мне грусть.

Мы с Дарраком снова переглянулись, и я опять потревожила струны с той же музыкой. Но теперь цвета неуловимо поблекли, а лунный свет стал ярче, зажигая тоску в сердце и печаль по неизвестному, едва уловимому.

После грусти маэстро попросил нас сыграть равнодушие и страсть. И если исполнить первое оказалось довольно легко — фоном к мелодии где-то в моей голове постоянно звучал дрон диджериду — то страсть было играть куда сложней. Ведь музыка души идет от сердца к сердцу, и наполнять собственную душу страстью в такой близости от Дара было настоящим испытанием. Не знаю, сколько раз за время исполнения мне хотелось отложить псалтирь и прижаться губами к губам моего оллама, почувствовать ответный накал чувств в поцелуе, увидеть белое пламя серебристых глаз. Я старалась не смотреть в его сторону, но к концу произведения пальцы стали подрагивать от напряжения, и только чудом мне удалось избежать касаний не тех струн.

Остальные произведения маэстро прослушал в той же манере, указывая, какие эмоции он хотел бы услышать и молчаливо оценивая наши старания.

Пожалуй, самым сложным было играть колыбельную, напитывая ее гневом, ведь это самая последняя мелодия, которую можно приспособить под столь неподходящее чувство.

Когда весь наш совместный репертуар был исчерпан, я чувствовала себя опустошенной до самого донышка, а пальцы подрагивали то ли от нервозности, то ли от нежданно накатившей усталости. Даррак же, напротив, был спокоен и уверенно смотрел на маэстро. Тот выждал недлинную паузу, постучал костяшками пальцев по подлокотнику, а затем встал и произнес:

— Оллема Таллия, примите мои похвалы. У вас не все получается с одинаковой отдачей и уверенность, но это вопрос практики. Вы меня приятно удивили, — после чего он перевел взгляд на Дара и обратился к нему:

— Оллам Даррак, к вам никаких претензий. Преподавательская работа, проделанная вами за три прошедших дня, достойна высшего балла, — после еще одной короткой паузы маэстро поинтересовался. — У кого-нибудь из вас есть вопросы?

Я открыла рот и тут же закрыла, почувствовав волну смущения, но не тут-то было: маэстро Диармэйд был весьма наблюдательным человеком, что не удивительно, ведь иначе как бы он мог стать дирижером.

— Да, оллема Таллия, я вас внимательно слушаю, — голос главного музыкального распорядителя играл всеми цветами радуги, и каждый цвет нес в себе доброжелательность, так что я решилась:

— Маэстро Диармэйд, я не совсем поняла, почему вы попросили нас исполнить колыбельную с эмоциями гнева. Трудно придумать более неподходящую музыку для такого чувства, — произнесла я.

Пожилой мужчина усмехнулся и ответил:

— Случаются ситуации, юная леди, когда у оллама нет выбора. И тогда ему приходится передавать необходимые эмоции через навязанную условиями мелодию, будь это хоть сладострастие через храмовые псалмопения.

Я не смогла сдержать удивления. Мой брови поползли вверх, а другой вопрос вырвался сам собой:

— Неужели бывают такие ситуации?

— Бывают и не такие, оллема Таллия, — снова усмехнулся маэстро. — Многих олламов привлекают к заданиям внутренней и внешней разведки.

Должно быть, вся степень моего глубочайшего изумления была написана на лице, потому что первый оллам королевства усмехнулся в третий раз и продолжил:

— Неужели вы думали, юная леди, что не найдутся люди, стремящиеся извлечь выгоду из подобного актива? Хорошо еще, что круг посвященных крайне узок, да и привлекают к службе на благо отечества только эмоционально стабильных олламов. Не переживайте. Если когда-нибудь придет ваше время, вы будете готовы, и переживать вам будет не о чем, наставники об этом позаботятся, да и трудолюбие — качество полезное, коим вы, несомненно, обладаете.

Оценив мою растерянность от услышанного, главный музыкальный распорядитель обратился к Дарраку:

— Я весьма доволен вами обоими, так что можете сегодня отдыхать, а завтра с утра я жду вас на этом же месте.

С этими словами он повернулся и в своей обыкновенно-стремительной манере прошествовал к двери, у которой обернулся и напоследок произнес:

— И да, юная леди, вы можете звать меня метром, — после чего окончательно исчез из поля зрения, оставив меня в еще большем замешательстве.

Как только эхо размашистых шагов маэстро стихло, я медленно повернулась к Дарраку и спросила:

— Дар, что это сейчас было?

Оллам усмехнулся и ответил:

— Мэтр Диармэйд был впечатлен твоим даром и старанием и взял тебя в ученицы.

Чтобы осознать это предложение мне понадобилась добрая минута, зато потом я едва ли не взвизгнула от восторга, накрывшего меня с головой. Мэтр. Теперь я с полным на то правом могу называть первого оллама королевства мэтром Диармэйдом! Я буду учиться у самого маэстро! Хотелось подпрыгнуть до потолка или начать кружиться. Или повиснуть на шее у Даррака. Хотелось сделать хоть что-нибудь, что дало бы выход эмоциям, но сдержанность победила, и я только широко и радостно улыбнулась.

Однако, несмотря на такую хорошую новость, червячок подозрений грыз где-то глубоко.

— Дар, это чудесно, но... Но что он говорил о привлечении олламов к службе в разведке? — снова спросила я, затаив дыхание.

— Это правда, Талли. Наши способности довольно часто используют, но корлевству и его жителям это только на пользу. Наш дар позволяет избегать бунтов и массовых беспорядков, именно благодаря олламам в Залдане уже много сотен лет спокойно и тихо, — успокаивающим тоном поведал Даррак. — Вот во дворце, к примеру, всегда находятся штатные олламы, следящие за обстановкой и, когда необходимо, направляющие мысли придворных в более мирное и менее амбициозное русло. А благодаря празднику Зимнего Солнцестояния в дворце вообще налажена текучка придворных. После него они массово женятся, а спустя девять месяцев в новоявленных семьях прибывает пополнение, и они отбывают из столицы. Его величество такое положение вещей вполне устраивает, а тех, кому он склонен доверять, он оставляет при себе.

Я кивнула. Что-то в этом рассказе меня царапнуло и заставило напрячься.

— Дар, — медленно, пытаясь поймать ускользающую мысль за хвост, произнесла я. — А почему именно благодаря празднику Зимнего Солнцестояния?

Даррак странно на меня посмотрел, но все же ответил:

— Это самый знаменательный праздник, на него приглашается самое большое количество гостей и олламов.

— Для воздействия? — начала осознавать я.

Даррак кивнул, а меня будто сковало морозным воздухом.

— То есть та самая первая мелодия перед балом оказала на всех присутствующих влияние? — уточнила я, чувствуя, как леденеют пальцы.

— Да, — ответил оллам, прищурившись.

— Какое? — почти шепотом спросила я, а к горлу подкатил комок. Мне не нужен был ответ. Я уже знала его. Ведь не просто так в тот вечер мне было так легко с Даром, не просто так я реагировала на его внимание так, будто оно было вполне естественным. На глаза набежали слезы. Неужели... Нет, мне даже подумать о таком было страшно.

Будто услышав мои мысли, Даррак встал со своего места, опустился передо мной на корточки, взял мои ладони в свои и успокаивающим голосом произнес:

— Талли, малышка, прекрати воображать себе всякие ужасы, — я с трудом сглотнула, а он продолжил. — Та мелодия была всего лишь толчком, поощряющим к обнажению испытываемых чувств, причем с очень кратким временем воздействия: всего до рассвета. С момента окончания воздействия прошло уже три дня.

Его сапфировый, поблескивающий гранями голос медленно, но верно разбивал сгущавшуюся вокруг меня темно-серую пелену отчаяния.

— Талли, эта мелодия не пробуждала чувств. Ни моих, ни твоих, ни кого бы то ни было еще. И никого ни к чему не принуждала. Она просто стерла самовозведенные барьеры из предубеждения и смущения. Вот и все. Я любил тебя до нее. И люблю сейчас, когда ее действие давно выветрилось.

В его глазах мелькали голубоватые отблики, а в серебряном море бушевал настоящий шторм.

Я судорожно вздохнула и шепотом спросила:

— Правда?

Дар сжал мои ладони крепче и ответил:

— Правда.

Робкая улыбка коснулась моих губ. Всхлип так и не вырвался, а сухой ком сам собой рассосался. Мой Дар. Он любит меня. Не знаю, что он увидел в моих глазах, но его губы тоже тронула улыбка.

— Глупышка, — произнес он, а затем встал, потянул меня на себя, заставляя подняться с места, и крепко прижал, — Любимая моя маленькая глупышка.

Я прижалась щекой к груди, вдыхала его запах, такой родной и желанный, чувствовала как он целует мои волосы и гладит по спине вдоль позвоночника и улыбалась. Нет, я не считала себя глупышкой, пусть даже маленькой и любимой, но сейчас мне совсем не хотелось спорить. Мой Дар...

* * *

Следующую неделю маэстро Диармэйд приходил в наш малый зал с белым роялем каждый день и проводил часовой урок, делая замечания, подсказывая и давая все новые и новые задания, причем не столько мне, сколько Дарраку, официально назначенному моим куратором. Мэтр ставил задачу перед нами обоими, а молодому олламу оставлял право решать, каким именно путем добиваться ее достижения. Наш дуэтный репертуар потихоньку множился, а мне становилось все легче переключаться на нужные эмоции и вплетать их в мелодию.

На десятый день после праздника Зимнего Солнцестояния в помещение, отданное нам в качестве музыкального класса, маэстро зашел не один. Его сопровождал первый проректор Маркас Двейн и лорд Гаррет Бирн. Мы с Дарраком как раз доставали инструменты из чехлов, но, увидев делегацию, прервали свое занятие и поприветствовали мужчин.

Ответил на наше приветствие мэтр Двейн:

— Доброго утра, олламы.

— Доброго утра дядя, мэтр Диармэйд, мэтр Двейн, — ответил Даррак, а я застенчиво улыбнулась.

Первый проректор кивнул и продолжил:

— Маэстро Диармэйд очень хвалит ваши совместные успехи, что меня, как вашего учителя, не может не радовать. При виде вашего старания у лорда Бирна возникла идея, как вас поощрить, — он повернул голову в сторону главы тайной службы и передал ему инициативу со словами:

— Лорд Бирн, прошу вас.

Мужчина с пронзительно синими глазами кивнул:

— Ваше усердие достойно похвалы. Но лучшая похвала — это стимул к еще большему развитию, не так ли? — вопрос был риторическим, и ждать нашего ответа на него лорд Гаррет Бирн не стал, и его глубокий голос цвета морских глубин продолжил. — Как вы знаете, олламы часто приглашаются к сотрудничеству с тайной службой королевства. С их участием удается избежать множества проблем. А зачастую ненужных жертв. Конечно, студентов, да еще и в первый раз, — на губах лорда мелькнула ироничная улыбка, — я не стану посылать на задание, представляющее собой хотя бы малейшую опасность, так что острых ощущений не ждите. Однако так у вас обоих появится представление о том, чем вы будете заниматься, если согласитесь служить на благо отечества, а не выберете стезю преподавания или яркого исполнения с гастролями по всему Эйрину.

Я непонимающе посмотрела на Даррака. Нас что, хотят привлечь к работе тайной службы? Даррак же не отводил внимательного взгляда от лорда Бирна и по окончании речи спросил:

— Вы гарантируете абсолютную безопасность?

— Гарантирую. Задание неопасное, люди неконфликтные. Отправляем вас, потому что вам полезно, а нашим штатным сотрудникам браться за такое скучно, — усмехнулся глава тайной службы.

— Тогда мы готовы прослушать инструктаж, — тем же деловым тоном произнес Даррак, а у меня сердце предательски забилось чаще: таким он сейчас был уравновешенным, серьезным, сосредоточенным и невероятно притягательным.

Маэстро Диармэйд хмыкнул и обратился к присутствующим:

— Раз уж мои навыки убеждения вам не пригодились, лорды, я пойду, у меня еще масса дел, — после чего повернулся к нам, — А вы, молодые люди, постарайтесь хорошенько, чтоб мне как вашему учителю и лорду Двейну не было за вас стыдно.

С этими словами он в своей обыкновенной стремительной манере скрылся из виду, хлопнув дверной створкой о косяк. Проводив его глазами, я снова перевела взгляд на оставшихся лордов.

— Итак, когда планируется мероприятие? — сухо поинтересовался Даррак, первым нарушая тишину.

— Сегодня вечером, — точно так же ответил ему Гаррет Бирн. — Сегодня стартует серия званых вечеров у почтенной городской пары Дербишей, глава семейства — уважаемый мастер-краснодеревщик, облагодетельствованный небом тремя дочерьми брачного возраста — частенько устраивает подобные мероприятия. По обыкновению приглашается мастеровая элита города всеми семействами. Как вы понимаете, мастера — один из столпов, на которых соит трон Залдана, и он не менее хрупкий чем воинское сословие. Ваша цель — навевать патриотичные мысли и подбавлять веселья. И да. Если после этих вечеров хотя бы одна дочь мастера Дербиша выйдет замуж, будет очень и очень хорошо, — завершив, инструктаж, глава тайной службы испытывающе посмотрел на племянника.

Замечательно. Значит, нам предстоит навевать лирический патриотизм. Я усмехнулась, но тут же одернула себя. Не хотелось, чтобы лорд Бирн мою ухмылочку заметил. Как бы там ни было, но поучаствовать в задании хотелось: ведь оно вполне себе реальное и даже приносящее пользу родине. Как ни крути, а это воодушевит даже умеренного скептика.

— Суть я понял, — выдержав недолгую паузу, произнес Даррак, — Мастера — люди не нашего круга, но маскировка все же не помешает, верно?

— Именно, — кивнул глава тайной службы. — Поэтому в три часа пополудни вы должны быть у мастера-кладовщика, он подберет вам подходящую одежду и так, по мелочи.

— Мы будем, — твердо произнес молодой оллам.

Гаррет Бирн в ответ только кивнул и, не прощаясь, покинул зал, напоследок окинув меня задумчивым взглядом, следом за ним, пожелав нам удачи, удалился и лорд Двейн,.

После того, как мы снова остались вдвоем в помещении, я первой разорвала восстановившуюся было тишину: