Хозяин особняка отбросил разряженное оружие и, перекувырнувшись, оказался сбоку от меня. Он вскинул левую руку и с его ладони сорвался солидных размеров огненный шар, который бесславно разбился о щит. Затем еще один и еще.
Этот засранец что, пытается навязать бой на выносливость?
Если так подумать, то в его действиях имелся резон — я изрядно вымотался в парке и прикончил несколько человек на первом этаже. Силы начали заканчиваться, о чем давало знать легкое головокружение и слабость в конечностях.
Впрочем, я был далек от полного истощения. К тому же, пусть моя основная рука занималась исключительно защитой, я все еще мог атаковать.
Второй раз за вечер воссоздал в мозгу трехмерную картину своего единственного зональника, щедро напитал ключевые точки магической энергией, после чего спустил все это счастье на огнемётчика.
Едва из-под пола полезли руки мертвецов, хозяин кабинета заорал не своим голосом, но уже в следующую секунду обернул себя коконом пламени, сжигающим мои чары.
— Кто ты такой, ублюдок? Почему от твоей магии так смердит демонами?! — взревел он.
— Потому что поешь молний! — заорал я в ответ.
Да, мой АОЕ-спелл накрылся медным тазом, не способный пробить вражеский барьер, но мудила ушёл в глухую оборону, благодаря чему я сумел убрать щит.
Одна атака за другой разбивалась о кокон огня, но враг вынужден был отступать, не думая больше о метании фаерболлов. Мы выбрались в коридор, а он всё пятился, вытянув руки перед собой и пытаясь сдержать мои алые молнии.
Казалось, что так мы доберемся до лестницы, куда он явно и планировал попасть изначально, но тут я заметил, что кокон стал заметно тоньше, а пламя в нем — едва-едва теплится.
— Ты устал, дружок-пирожок, — нехорошо процедил я, — готовь триста баксов, сейчас тебя ждет фистинг!
Я направил револьвер на врага и одну за другой выпустил оставшиеся в барабане пули. Да, огненный кокон сдюжил, вот только на это ушли последние крохи его энергии. Пламя мигнуло и опало, и я, не теряя ни секунды, рванулся вперед, замахиваясь магическим протезом.
Удар пришелся врагу точно в горло, я повернул кисть и, резко дернув, почти перерубил голову своего оппонента.
Кровь фонтаном ударила в стену, а я захохотал, не в силах остановиться.
Никогда в жизни не испытывал еще такого восторга. Сражение оказалось таким восхитительным, таким захватывающим. Я ощущал ярость и страх врагов, я боролся за свою жизнь и победил, это, это, это...
Перед глазами появились лица Лены с Машей и радость точно корова языком слизнула.
Что я делаю? Над чем смеюсь? Я только что залил кровью особняк, а теперь горжусь этим? Поубивал простых людей без магии и регенерации, точно у Росомахи! Весело тебе, да, урод"?
Левая рука сама собой сжалась в кулак, и я со всей силы впечатал его в собственный нос.
Резкая боль окончательно прочистила мозги. Странное наваждение схлынуло, и я тотчас же ощутил слабость во всем теле, боль от пулевых ранений и ожогов, которых даже не замечал. Когда их получил-то? На первом этаже? И почему регенерация не работает?
Трясущимися руками я потянулся к НЗ на поясе, извлек полоску сушеного мяса и вгрызся в безыскусную жилистую массу, жуя ее. Сорвал флягу и влил в себя несколько глотков воды.
Очень хотелось лечь и поспать, но времени на такое не оставалось.
— Айш-нор, — прохрипел я ворону, уже пристроившемуся к трупу, — мы с тобой еще поговорим о том, что только что случилось. А пока — где камень?
Архидемон нехотя сел мне на плечо и произнёс:
— Иди вперед, к картине странной, за ней найдешь ты все исправно.
Я вернулся в кабинет, подобрал копье, и только после этого стал искать картину. Действительно, странная. Между двумя шкафами примостилось нечто, больше всего напоминающее произведение современного искусства. Наверное, человек, разбирающийся в живописи, и сумел бы объяснить смысл вакханалии клякс и пятен на холсте, мне же подобное, увы, недоступно. А потому я поступил, как и положено любому необразованному быдлану, не понимающему глубокой мысли творца — сорвал картину и зашвырнул прочь. За ней обнаружился небольшой сейф, который, к счастью, открылся легко и непринуждённо. Слава магической ручечке!
— Джек-пот! — воскликнул я, вваливая на стол находки. — Кажется, кто-то только что решил все свои финансовые проблемы на год вперед.
И правда, в сейфе нашлось несколько очень тяжелых мешочков с золотом, шкатулка, доверху набитая сапфирами, обалденного качества револьвер с золотой чеканкой и не менее превосходный патронташ к нему, две коробки патронов, кипа каких-то бумаг, наверное, расписок с векселями, и, наконец, моя Душа Леса.
— Вот ты, родненькая, — я ласково погладил камень, который, кажется, потеплел, и убрал его во внутренний карман плаща, после чего утрамбовал ценности в рюкзак и, наконец, остановил взгляд на револьвере и бумагах. Последние мне без толку, а вот это...
Почему, собственно, и нет?
Я прицепил арбалет к рюкзаку, после чего быстро стянул пояс, и заменил его на патронташ, к которому прикрепил, нож, флягу и остаток неприкосновенного запаса волчатины, затем — докинул патроны к прочему барахлу, и, наконец, аккуратно поместил оружие в кобуру.
Тяжелый и надежный, он даровал ощущение уверенности и защиты. Я даже понял тех людей, что прямо-таки мечтают таскать у себя на бедре длинный и мощный фаллический символ.
Так, проверим, работает ли.
Аккуратно вытащил револьвер, зажал его в левой руке и прицелился в противоположную стену. Так, теперь — взвести курок большим пальцем. Есть. Фуф, ну, поехали!
Я нажал на спусковой крючок, который подался на удивление легко и просто.
Громыхнуло и в нос ударило едким пороховым дымом, а пуля, попав в стену, срикошетила, выбила искру возле моих ног, отскочила и, пробив окно, устремилась на волю.
— Н-да, — я смотрел на осыпающееся со звоном стекло, — на первом же привале спилю мушку.
Сунув оружие обратно в кобуру, я окинул взглядом разгромленный кабинет покойного ныне скупщика краденого. Вроде бы, ничего интересного не осталось. Хотя нет, погодите-ка!
На шкафу позади рабочего стола в аккуратной подставочке покоилась пафосная позолоченная подзорная труба, украшенная искусной чеканкой. Уж не знаю, на кой черт хозяин особняка держал ее у себя, может, начинал нелегкий бандитский труд местным ушкуйником, но эта штуковина мне, определенно, нужна. Я уже пару раз присматривался к биноклям, но каждый раз цены заставляли откладывать приобретение столь нужной вещи на следующий раз.
А значит, возьмем-ка мы пока что заменитель.
Подумав так, я кинул трофей в рюкзак, забитый буквально под завязку. Как только получится, надо будет переложить часть скарба куда-нибудь еще.
Вот теперь точно все.
— Идем, тут мы закончили.
Я прошел мимо покойника, спустился по лестнице вниз, и замер. Упускаю нечто важное, но что?
Так, погодите. А что тот мудак говорил о детишках? Надо было прирезать? Значит, не прирезали сразу, а почему? И если не прирезали, то где они?
— Птыц, а есть ли в этом милом особняке подвал? — поинтересовался я у архидемона.
Несколько секунд тот ничего не отвечал, затем же недовольно буркнул:
— Есть.
— Ага. Веди.
* * *
Покойный явно любил монументальность и основательность. Вот и погреб он выкопал себе такой, что хватит на все бабушкины соленья и варенья, и, возможно, даже на урожай картошки. А еще — на десяток пленников. По крайней мере, именно столько камер я обнаружил. Восемь — пустых, две — с постояльцами.
Первым отыскался Илэр. Парень сидел, прислонившись спиной к стене, и стеклянными глазами смотрел на распахнутую мной дверь. Лицо его... Превратилось в тыкву. В смысле, получило не меньше двенадцати ударов, а скорее — ощутимо больше.
Парня молотили долго и со знанием дела, вырвали ногти, и, кажется, немного подпалили, но, в целом, держался он бодрячком. Избитым до полусмерти бодрячком, да.
Кое-как сфокусировав взгляд на мне, мальчишка чуть заметно улыбнулся. Надо же, зубы остались на месте, интересно, а чего их не выбили? Старались не попортить личико, что ли?
— Давай, быстро только, — прохрипел он.
— Чего? — не понял я.
— Кончай меня.
Ах вот оно что, Илэр думает, что я пришел поквитаться.
— Совет хорош сей и достоен, — подал голос с плеча Айш-нор, — убей ты крысу поскорей. Кто предал раз — уж будь покоен — предаст опять, и без затей.
Парень с удивлением посмотрел на говорящую птицу и ухмыльнулся.
— Кочет базарит за дело. Крыс давить надо.
Я стиснул зубы. Говоря начистоту, Айш-нор прав. Парнишка — малолетний урка, толку от которого ноль. За то, что он меня обокрал, ему следует прямо на месте запихать копье в задницу по самые гланды и провернуть там пару раз. Но есть одно паршивое слово — жалость.
Эти бедолаги и жизни-то нормальной не видели. Им никто и никогда не давал шанса проявить себя, сделаться нормальными людьми... А готов ли я на подобный подвиг? Когда впервые взял близнецов, то, говоря начистоту, делал это по шкурным соображениям — мне просто требовались люди, знающие что-нибудь о местных правилах, и я действительно собирался расстаться с ними, доведя до Куимре. А как быть теперь? Тащить с собой?
Демоническая рука как-то сама-собой легла на рукоять новоприобретённого револьвера.
А может, пошло оно на хрен? Ну, вся эта игру в добренького? Мне нужно вернуться домой, ради этого я уже человек двадцать, а то и все три десятка, прикопал. Я уже чудовище и, кажется, начинаю сходить с ума. Парой жмуров больше, парой меньше, никто ж не узнает.
Я сглотнул.
Опасные мысли, в первую очередь — свой притягательностью. Это так просто — один удар копья, заряд молний, выстрел, и всё, проблема решена. Вот только... останусь ли я собой, если начну все сложные проблемы разруливать простым способом? И кто вернется к дочке? Отец, или пустая оболочка, внутри которой засел монстр?
Вот ты и принял решение, дружок-пирожок, теперь прими и ответственность.
Вздохнув, я отвернулся от Илэра.
— Вставай, идем освобождать твою сестру, — бросил я, не оборачиваясь.
И шагнул к последней камере.
Морвин тоже оказалась жива и выглядела куда здоровее брата. По крайней мере — физически. Ее ментальное здоровье я оценивать не рискнул бы.
Девочка лежала на полу камеры, прикрытая легким одеялом. Отсутствие одежды и, скажем так, следы, весьма конкретно объясняли, почему ее никто не бил. Слишком красивая, слишком беззащитная, слишком доступная. Как тут отказаться?
Вот бандиты и не сдерживались.
Я присел над ней и коснулся лба ладонью, отчего девочка открыла глаза и испуганно уставилась на меня.
— Ой, здравствуйте, господин Аластар — прошептала она, и чуть заметно улыбнулась. — Простите, что обокрали вас.
От ее улыбки у меня волосы встали дыбом, а остатки кровожадности улетучилась! Девчонку по очереди отбарабанили десять мужиков, если не больше, а эта дурочка ойкает и извиняется!
Я стиснул зубы и изобразил нечто похожее на улыбку:
— Неважно, я уже вернул свое. Идти сможешь?
— Да, конечно, они были почти нежны.
Морвин поднялась и только теперь заметила брата. Она бросилась к нему и заключила в крепкие объятья, и лишь после этого зарыдала.
Я вновь вздохнул.
Ублюдочный мирок! Как же я буду счастлив свалить отсюда куда подальше.
— Если можете идти — ходу, найдите свои вещи, прикройтесь, и валим. Я изрядно пошумел, боюсь, что скоро придут гости.
Раздобыв кое-какую одежду и обувь, я сумел привести детишек в более-менее пристойный вид и, не обращая внимания на презрительные взгляды ворона, направился прочь из разгромленного дома.
Илэру поначалу было тяжело идти, а потому сестра поддерживала парнишку, но, вроде бы, к выходу на улицу он немного пришел в себя.
— Господин, — услышал я хриплый голос паренька.
— Да?
— Почему?
Я остановился и обернулся. Близнецы уставились на меня и взгляды их не выражали ничего, кроме страха.
— Почему спас вас?
Они кивнули.
— Сложно сказать. Я и сам не уверен в мотиве. Думаю, из-за дочки.
Страх чуть ослабел, но на его место пришло недоумение.
— Ей нет и года, а меня... я был... — подобрать нужные слова оказалось на удивление тяжело, они никак не желали притягиваться друг к другу, и вместо сложного механизма выходило уродливое нагромождение шестерней, — был вынужден оставить ее, жену и родителей. И теперь я, надеюсь, что если проявлю доброту, то, быть может, с ними тоже обойдутся по-человечески. Понимаете?
Близнецы дружно уставились на меня, и я чуть заметно улыбнулся.
— Ну тогда можете считать это блажью дурака, — пожал я плечами. — Какая разница?
— Разница в этом, — Морвин указала на мою руку. Перчатка не выдержала боя, а потому алая пятерня, увенчанная длинными когтями, представала во всем своем великолепии, торча из-под рукава.
Даже удивительно, что они так долго держались с вопросами. Видимо, решили помалкивать до тех пор, пока не выберутся из подвала.
— Долго объяснять, — я пожевал губы, и вздохнул, — постараюсь рассказать о своем доме и том, как оказался здесь. Только давайте отложим проникновенные слёзные истории до момента, как окажемся в безопасности. Я все еще опасаюсь городскую стражу.
— Не, мусора зассут лесть к пахану, — покачал головой Илэр, — это ж можно огрести.
— Все равно, думаю, что ночной парк с трупами — не самое лучшее место для историй. Идемте.
Сперва доберемся до постоялого двора, затем — приоденем детишек, раздобудем еще пару лошадей, благо, я теперь при баблишке, а после этого видно будет. Если нас никто не станет искать, то останемся тут на пару дней, а потом уже решим, что делать дальше.
Так я думал, меряя шагами плиты сада и приближаясь к воротам. Отсутствие возле них каких бы то ни было людей, подтверждало правоту Илэра и настраивало на оптимистичный лад, а заметно потяжелевший рюкзак напоминал о кровавой дани, взятой с местных головорезов. Было отчего радоваться — деньги я поднял действительно немалые, а это значит, что, возможно, смогу добраться и до библиотеки. А дальше... Ну, дальше будет видно.
Погрузившись в столь приятные мысли, я изрядно расслабился, а потому перестал отслеживать положение дел вокруг себя, и когда меж распахнутых створок появился незнакомец, не сразу заметил его.
Мужик оказался высок и худ, с резкими скулами римского патриция или эсэсовца, короткими светлыми волосами и пронзительно голубыми глазами. Одет он был также, как и я: в длиннополый плащ, сапоги, брюки и темную рубашку. В руках же незнакомец держал изысканного вида арбалет. За спиной у него висели два меча.
— Поразительный прогресс за столь короткий промежуток времени. Неужели уже был совершен первый шаг, и канал связи стабилизировался? — произнес он, склонив голову набок и разглядывая меня. — Впрочем, данный занимательный факт не имеет особого значения в настоящее время. Сейчас ты умрешь, искаженный.
Я не стал спрашивать, что ему надо. Вместо этого ударил молниями, которые, увы, не слишком впечатлили незнакомца.
