— Ещё надо найти где вешать.
Я буквально на секунду зависнув, утвердительно киваю:
— Знаю я тут одно такое местечко… Совсем неподалёку, буквально в двух шагах.
Квартира оказалось пустующей — видимо жившую здесь с семьёй экономку (попутно занимавшуюся воспитанием детей Реципиента после смерти их матери) куда-то специально выселили.
Подходящей длины пеньковая верёвка и мыло, без особого труда нашлись в чулане. Кроме того, на кухне я обнаружил ещё кое-что для нас с Хрущёвым интересное и засунул это в карман шинели.
* * *
Не успели мы с полковником присесть в зале и передохнуть после трудов праведных, как в прихожей послышались звуки борьбы и отборные русские маты — хоть бери и записывай… Запомнить однозначно не получится, ибо уж больно сложные комбинации.
Хотел уж поспешить на помощь — полковник и пистолет было достал, но тут капитан и майор вводят с заломленными назад руками Никиту Сергеевича:
— Вот, товарищ Сталин — попался изменник делу Советской Власти и Коммунистической партии!
Я встретил Хрущёва стоя по-сталински: засунув левую руку в карман шинели, а правую — заложив за её отворот на груди и, словами Гоголя из романа Тараса Бульбы — слегла их переиначив под текущий момент, конечно:
— «Что, Микитка, помогли тебе твои ляхи?».
У того очи — размером с глобус Украины каждый, того и гляди лопнут:
— ТЫ?!
Согласен: очень неприятно в его ситуации — увидеть ожившего покойника… Самому себе такого не пожелаешь!
— Мы, мы… А ты здесь кого думал увидеть? Польского маршала Збигнева Бжезинского — которому ты продался, иуда?
В ответ послышался отборный мат, прервавшийся лишь после сильного удара по почкам — отправившего его к моим ногам.
Майор, выкладывая на стол кучу предметов:
— Вот что нашли в карманах этой контрреволюционной сволочи, товарищ Сталин.
Переложив в карман шинели свой же пистолет Коровина и проверив — заряжен ли, к остальному добру особого интереса не проявил: навряд ли Кукурузник таскал в карманах списки своих сообщников, такая инфа держится обычно в голове.
— Отнесите это в мой кабинет, потом как-нибудь займусь. И этого типа гнусного туда же тащите для экспресс-допроса.
Пока командиры добрым словом и пинками поднимали на ноги Хрущёва, подойдя к окну и посмотрев на происходящее внутри Кремля, я удивился в очередной раз:
«Где всё же народ, то? Или это уже не альтернативная история, а зомбокалипсис?».
Вдруг после взгляда на стоящий рядом стол с телефоном, меня осеняет:
«А может позвонить куда-нибудь и, спросить что случилось?».
Однако, не тут то было!
Куда я не набирал: от Секретариата Поскребышева — до Комендатуры Кремля и приёмной профессора Виноградова — никто нигде на мой звонок не отвечал.
«Вымерли они все, что ли?».
Вдруг опять посетила здравая мысль:
«А не спросить ли у Хрущёва?».
Зайдя в кабинет, предельно вежливо спрашиваю у него — боком расположившегося на кресле:
— Никита Сергеевич! Не подскажешь нам, что в городе происходит?
Тот, как взбесившийся:
— ЭТО ТЫ!!! ЭТО ВСЁ ТЫ НАТВОРИЛ… СВОЛОЧЬ!!!
И дальше — отборные маты, которые не каждая бумага не выдержит — воспламенится. Не говоря уже про электронные носители информации.
Мда… Никакого «экспресс-допроса» не получится: «объект» в высшей степени быковат и вряд ли просто так «расколется». А электропаяльника, как на грех — под рукой нет.
Задумчиво на него глядя:
— Вижу, конструктивного диалога у нас тобой не получится, Микитка…
Какой там «диалог»?!
Видимо услышав вновь из моих уст опостылевшее прозвище, Хрущёв невообразимым финтом подскочил в кресле и, в прыжке попытался меня укусить за ногу — плотоядно рыча… Быть мне покусанным и возможно тоже — взбесившимся… Но капитан не растерялся и мигом уложил нападавшего носом в довольно-таки пыльный ковёр — по которому я уже успел наследить своими прошедшими подземелье сапогами.
Слушая непрекращающиеся «идиоматические обороты», недоумённо-озадаченно чешу всей пятернёй в затылке:
«Интересно, что его так взбесило? Разве погибель всего партсъезда…? Так мы об этом с ним заранее договаривались, значит не должно вроде? Фиаско своего заговора…? Он бы тогда попытался договориться с командирами — пообещав им золотые горы и маршальские звёзды… Нет, тут что-то совсем другое».
Ладно, это всё выяснится потом — никуда оно не денется. Сейчас же срочно надо избавиться от Кукурузника: ибо это безлюдье за окном — меня не по-детски напрягает…
Как бы всё не заработало в обратную сторону!
Встав над Хрущёвым и прижав ногой его голову к ковру, чтоб не перебивал, оглашаю:
— Как Председатель ГКТиО, Верховный Главнокомандующий и прочая, прочая, прочая, приговариваю тебя — гражданин Хрущёв, к высшей мере социальной защиты — смертной казни через повешенье. Приговор привести в исполнение немедленно.
Подойдя к раздвижным книжным шкафам, скрывающим вход в подземелье, приказываю:
— Тащите приговорённого за мной, товарищи командиры.
* * *
На лифте спустились в бункер Сталина — где уже было по щиколотку воды и, тоже —некоторое время думали-гадали, на чём бы его повесить… На потолке нет никакого подходящего крюка, а если на торчащем из стены крючке — ногами будет доставать. Разве что колени ему прострелить — как посоветовал капитан-танкист.
С хозяйским прищуром на него посмотрев: «А ведь он, падла, способный!», — я предложил другой, более приемлющий вариант:
— Товарищи! А давайте его к кабинке лифта привяжем, а сами поедим вверх — он и повиснет в лифтовой шахте, болезный.
В мою бытность бандитом, мы такое с пацанами неоднократно проделывали — но лишь чтобы попугать конкурентов по бизнесу. По настоящему — никогда не вешали, хотя мне всякий раз хотелось попробовать.
Когда Хрущёву накинули на шею тщательно намыленную верёвку, а другой конец — прочно прикрепили снизу лифтовой кабины, он наконец-то почуяв смертный час — заткнул свой «фонтан».
Участливо спрашиваю:
— Ваше последнее слово, приговорённый. Может какие-то пожелания или привет кому-нибудь передать…
Тот, тяжело дыша, взглядом пытаясь прожечь во мне дыру размером с жоппу гиппопатами:
— Сволочь! Если бы ты знал, что ты наделал…
Про что это он?
— Всё мной «наделанное» — я как-нибудь сам разгребу, не парься! Главное, что ты ничего не успел наделать.
Чуть не забыл:
— У тебя остался всего один единственный шанс чтоб остаться в живых, гражданин Хрущёв.
Тот, с смертной тоской смотрит на меня, но упорно молчит.
Достаю из кармана шинели здоровенный початок кукурузы:
— Засунешь его себе в анус — поедешь в Туруханский край председателем колхоза, учить тамошних оленеводов выращивать этот овощ в условиях вечной мерзлоты.
Вижу, что колеблется, достаю завёрнутый в газетку кусочек сала:
— Натрёшь хорошенько — зайдёт в жоппу без боли и крови… Я так думаю.
Тот, снова кусаться — еле оттащили:
— Будь ты проклят!
— Все мы там будем…
Потом пожав плечами:
— … Ну не хочешь, как хочешь — моё дело было предложить.
«А потом будут историки понапрасну писать, мол Сталин был жестоким тираном…».
Уж было заходя в лифт, вдруг спохватываюсь:
— Товарищи командиры! Видите в бункере много воды?
Уровень грунтовых вод уже поднялся почти до середины голенища сапога.
— Видим, товарищ Сталин.
— Непорядок! Надо срочно открыть нижнюю дверь, чтоб вода ушла.
Подробно объяснив где находится дверь в галерею — ведущая в общий бункер, показываю пальцем на полковника и майора и, приказываю:
— Быстренько сбегайте, откройте ту дверь, а мы с капитаном вас подождём…
Когда они скрылись, я глядя последнему в глаза, негромко добавил:
— …С капитаном госбезопасности.
Как известно, звание «капитан государственной безопасности» — соответствует званию полковника РККА.
Смотрю на капитана, он на меня… Думаю, мы друг друга поняли: мне нужен личный Малюта Скуратов — и он на эту роль вполне подходит. А те двое — слабаки, судя по моим наблюдениям. Ибо не каждый способен за просто так человека убить и при этом «кукушкой» не тронуться… Начнёт их совесть дрючить, сопьются, станут много лишнего болтать и один хрен кончат плохо.
Так зачем людей зря мучить?
Прошло минуть пять, может чуть меньше, как вдруг со стороны кабинета послышались дикие вопли, а из секретарской — бурным потоком хлынули грунтовые воды, таща с собой мебель и мусор… Часто-часто заморгав — аварийное освещение погасло, как кабель отрубило. Капитан не растерялся и, прежде чем я успел скомандовать, нажал кнопку. Кабина лифта тут же рванула вверх, таща за собой привязанного за шею верёвкой Хрущёва.
Надеюсь, он недолго мучился и умер не от удушья — а от перелома шейных позвонков. На себе ни разу не пробовал, но британские учёные говорят, что это совсем не больно:
Раз и всё!
Благосклонно кивнув, я:
— Поздравляю с орденом «Красной звезды», товарищ капитан госбезопасности. И надеюсь, что эта награда у Вас не будет последней.
— Служу трудовому народу!
Доехали до верха и, выйдя, я нажал кнопку — отправляя кабинку лифта снова вниз, после чего на всякий случай — мы с капитаном вешалкой для одежды заблокировали дверь лифта. Затем я выключил рубильник и открыв двери в кабинет — чтоб было светло, приказал капитану:
— Достаньте пистолет и, расстреляйте электрощиток.
Что он тут же и проделал, потратив целую обойму своего «ТТ».
Как всё утрясётся-устаканится, прикажу засыпать, забетонировать сверху лифтовую шахту и ликвидировать все следы существования входа из домашнего кабинета Сталина в подземный бункер.
Возвратившись в кабинет, первым делом, с лёгкой угрозой спросил:
— Надеюсь Вам не надо напоминать, что всё произошедшее должно остаться между нами?
— Клянусь, что…
— Клясться не надо: признание может быть выбито пыткой. Достаточно просто пообещать мне не проболтаться.
Твёрдо, глядя мне в глаза:
— Я не из болтливых, товарищ Сталин.
В свою очередь пялясь в его очи, пока он первым не отвёл взгляд:
— Понял это сразу как только увидел Вас в этой компании, товарищ капитан госбезопасности. Вот поэтому они — там, а Вы — здесь.
Вынув из кармана «мамины» часы и открыв крышку — почти полдень:
— Ладно, встретимся и поговорим с Вами завтра, как всё утихнет. Ну а пока давайте прогуляемся на свежем воздухе и попробуем найти хоть одного живого. Не в Кремле — так хотя бы в целой Москве.
Что же всё-таки случилось?
Держа так же — «по-сталински» левую руку в кармане шинели, а правую — с пистолетом — за отворотом на груди, я двинулся на выход.
* * *
Было морозно, но не ветрено и оттого не холодно, с неба не переставая валил крупными хлопьями снег.
Выйдя на белый свет из Сенатского корпуса, мы с капитаном некоторое время стояли в раздумьях — куда идти, потом заметив за снежной пеленой какое-то движение — отправились мимо Арсенала в сторону открытых настежь Никольских ворот, одноимённой башни Кремля. Уже подходя к их створу, увидели на фоне Исторического музея толпы народа со всех ног бегущие куда-то в сторону собора Покрова Богородицы во рву, иначе — Храма Василия Блаженного.
Не мог сдержать удивления:
— Куда это они все так ломятся? ГУМ вроде в другой стороне?
Тому тоже интересно:
— Пока не выйдем на Красную площадь, не узнаем.
На главной площади страны уже была изрядная толпа, через которую казалось бы — нам не пройти, не пробиться даже на танке… Но едва завидев меня, народ с возгласами: «Сталин! Сталин жив! Сталин с нами!» — стал раздаваться в стороны, как Тихий океан перед Моисеем — ведущего евреев из египетского плена в Америку и, мы смогли пройти по образовавшемуся живому коридору.
В самом центре Красной площади было относительно свободно.
Хотя и имевшие несколько растерянно-бледный вид, многочисленные милиционеры поддерживали какай-никакой — но порядок, достаточно успешно оттесняя толпу любопытствующих из центра Красной площади. Встав приблизительно на её середине, я огляделся по сторонам:
Такое ощущение, что чего-то не хватает.
Капитан тоже, замер соляным столбом — как будто увидел все творящиеся в Содоме и Гоморре непотребства разом, разинув рот и выпучив глаза по полтиннику.
Я туплю:
«Чего это он?».
Кругом засверкали магниевые фотовспышки и какой-то по-европейски одетый пронырливо-нахальный хлющ, на довольно сносном русском:
— Мистер Сталин…
— Носорог тебе «мистер».
— Что случилось? Где Мавзолей Ленина?
И только сейчас до меня дошло:
— УХ, ТЫ…!!!
А ведь и вправду:
Где Мавзолей?
— …МАТЬ, ТВОЮ Ж!!!
Беспрепятственно пройдя через группу, уже не простых «москвичей и гостей столицы», а по всему видать — руководящих товарищей в гражданском и в форме, я вдруг неожиданно оказался на краю громадной ямы у стены Кремля — на дне которой чернела дымящаяся на морозе вода.
— НИХРЕНАСЕ!!!
Только и сказал я и, сдвинув фуражку на глаза, почесал в затылке.
Увязавшийся за мной папарацци, суёт какую-то здоровую хреновину под нос, похожую на микрофон под стероидами:
— Мистер Сталин… Что случилось с Мавзолеем? И где тело Ленина?
Односложно отвечаю:
— Оно утонуло.
И незаметно сделал знак капитану, после чего излишне назойливый «пёс демократии» — как-то уж слишком стремительно быстро исчез из поля моего зрения и больше не докучал.
Так вот почему таким убито-потерянным был Хрущёв!
Вот почему, он сдался практически без боя.
Сей тип, имел удивительное сочетание личностных качеств амбициозного подонка и в то же время — фанатичного коммуниста-ленинца. Ведь одно из самых его обвинений уже мёртвого Сталина, был якобы отход того от ленинских принципов роли партии в государстве. Съезды ВКП(б), дескать — собирал редко и, на пленумах Политбюро ЦК — с соратниками забывал советоваться.
* * *
Ну, что сказать?
Остаётся одно: надеяться что всё что не делается — делается к лучшему.
В своё время, я был сознательным октябрёнком, затем — пионером и, наконец — комсомольцем… Правда, до сознательного члена партии — так и не дорос, в связи с известными событиями.
Но несмотря на свою сознательность, факт что Вождя, Учителя и Основателя — выпотрошили, высушили как воблу и выставили на всеобщее обозрение как чучело диковинного зверя в музее — меня изрядно напрягал и даже коробил. А в октябрятах, так даже по ночам на эту тему ужастики снились — отчего я плакаль и пысцался и, до четвёртого класса заикался — отчего и вырос таким стеснительным.
