Ласточкина вошла комнату службы безопасности, когда там уже находился профессор Владлен Чеботарёв. У стенки на диване лежал с бело-зелёным лицом один из "особистов", оказавшийся слишком впечатлительным. Лиза сочувственно взглянула в его сторону, — кто не видел прежде обагрённой кровью человеческой головы с открытыми глазами, тому простительно грохнуться без чувств от ужаса.
В центре комнаты на столе покоилась извлечённая из подарочной коробки...отрезанная человеческая голова. В глазницы её чья-то рука зачем-то вставила давно вышедшие из употребления монеты.
Профессор и сохранивший относительное присутствие духа парень пребывали в замешательстве. Оказавшийся покрепче своего напарника "особист", тоже слегка покачивался и избегал без необходимости глядеть в сторону "подарка", он еще не успел оправиться от вчерашнего инцидента с висельником, а тут снова такое! Оба хранили почтительное молчание, пока вызванный профессионал делал свою работу. Следов травм и побоев на лице и других частях головы Лиза не обнаружила, однако глазные яблоки и язык были удалены с мастерством профессионального хирурга.
Осмотрев голову снаружи, Лиза попросила принести ей фонарик и пару резиновых перчаток. Натянув их, она раскрыла покойнику рот и уверенно запустила внутрь пальцы... Как-то державшийся до этого "особист" пулей вылетел из комнаты, было слышно, как за дверью его вырвало. Елизавета переглянулась с профессором, продолжая делать свою работу. Одна за другой на свет были извлечены ещё 28 монеток. Они были намного мельче тех, которыми некто заменил удалённые глаза покойника, но из того же светлого серебристого металла. Ими буквально набили рот и глотку мертвеца. В довершении к "серебряникам" была извлечена свёрнутая трубочкой записка следующего содержания: "Я кое-что увидел и решил донести на вас... За это со мной поступили по справедливости. Будьте впредь осторожней".
— Это ваш человек? — сняв перчатки, обратилась к профессору Лиза, которая ещё не успела запомнить всех лиц в доме.
Владлен Николаевич ответил, не колеблясь:
— Слава богу, нет.
— Тогда пусть позовут хозяина дома.
Вячеслав Михайлович Продан увидев на столе отрезанную голову, лишь слегка поморщился, однако любопытство быстро взяло в нём верх над естественной брезгливостью. Он прищурился, разглядывая находку, походил вокруг стола, заложив руки себе за спину, словно перед музейной диковинкой. И объявил:
— Э-ге! Так я его кажется знаю... Ну да! Это швейцар: работает в ресторане тут по соседству. Я иногда захожу туда поужинать или выпить бокал коньяку. Хотя он мне никогда не нравился — улыбка фальшивая, суетливый какой-то, глаза буравчики. Каждый раз распахивая передо мной двери низко кланялся в надежде на чаевые, а сам всего тебя успеет обшарить взглядом, сразу видно, что стукач. Не случайно кто-то ему зенки-то подрезал, — чтобы не высматривал, чего не положено.
Профессор попросил Ласточкину выйти с ним в коридор, там, прикрыв за собой дверь, спросил напрямик:
— Это уже второй за сутки... Что это может для нас означать? Говорите как есть, у вас же должен быть опыт в таких делах.
— Могу только сказать, что похоже из вас вышли не очень успешные конспираторы. Для кого-то уже не валяется тайной то, к чему вы тут готовитесь.
— Но мы не можем пока покинуть убежище! — будто в оправдание возвысил голос седой бородач и беспомощно развёл руками. Внезапная растерянность волевого могучего мужчины отчасти передалась и Ласточкиной, ведь она теперь тоже особо опасный государственный преступник.
Глава 66
Майор Рэм Костоломов с позывным "Combat" был срочно вызван на службу. Явившийся по его адресу курьер, — весь в коже, перчатках-крагах, мотоциклетном шлеме, — вручил ему запечатанный пакет. С появлением "делегата связи", прибывшего по поручению высокого руководства, прихожая наполнилась смолистым, напоминающим запах расплавленной канифоли, "ароматом" сургуча, портупейных ремней и сапожной ваксы. Этот аромат прочно ассоциировался у майора с поручениями особой важности, ибо приказы о "литерных" операциях, никогда не передавались по телефону, — только с фельдъегерями! Ибо к телефонному кабелю могли подключиться враги и шпионы, а "почтальон в офицерском чине" отвечал за секретность головой. Так что всё указывало на то, что для "Combata" появилось специальное задание; с большой долей вероятности некие люди, даже не подозревая об этом и мирно досматривающие свои утренние сны, будут мертвы ещё до заката.
На протяжении всей своей карьеры Костоломов превыше всего ставил долг офицера спецслужб. Он никогда не испытывал моральных терзаний, не изводил себя вопросом о собственной правоте или неправоте. Ликвидируя по приказу непосредственных начальников человека, "Combat" не задавался вопросом, в чём заключается вина приговорённого — он просто хорошо делал свою работу. Так что майор был готов выполнить любой приказ...
Уже через 36 минут вызванный среди ночи на службу офицер въехал на Лубянскую площадь, обогнул мрачно чернеющий в ночи обелиск "Железного Феликса" и припарковался возле гранитной махины административного комплекса Главного управления ФСБ. Несмотря на глубокую ночь почти во всех окнах горел свет. На парковке — ни одного свободного места и почти сплошь диковинные даже для столицы иномарки, что и не удивительно, учитывая, что ФСБ испокон веков крышует банковский сектор, наркоторговлю и средний-малый бизнес.
На крыше здания острый взгляд Рэма машинально отметил чернеющий во мраке прямоугольник ракетно-пушечного комплекса "Панцирь — СТ". Точно такие же или аналогичные штуки стояли на крышах министров обороны, Правды и иностранных дел. Умение выживать было основным инстинктом этой власти. Ни одна группировка никогда никому не доверяла — это был единственный рецепт выживания. Никакие заключённые союзы, договора, клятвы не могли служить гарантией от заговоров, внезапных переворотов, зачисток. Те, кто доверял, давно были вырезаны в ходе "ночей длинных ножей"...
Профессиональный мясник вошёл в девятиэтажное здание на мясницкой улице. В фойе куда не к глянь, везде советские гербы да серпасто-звёздно-молоткастая символика. Пахнет же отчего-то...ладаном, как в церкви, это всегда Рэма немного удивляло и интриговало, хотя он бывал здесь тысячи раз.
На первом посту охраны много времени уходило на разнообразные проверки, из-за этого на входе даже образовалась небольшая очередь. Приходящие на работу сотрудники добровольно заходят в специальные удлинённые прозрачные кабинки, напоминающие колбы, за ними автоматически закрываются дверцы, и человек на положенное время проверки оказывается заперт в очень тесном пространстве, где нет возможности даже пошевелиться. Тут и у вполне здорового может случиться приступ клаустрофобии. Внутри "колбы" происходит подробнейшее сканирования человека вплоть до его мыслей...
Рэма тоже пропустили через специальный входной шлюз — "камеру истины". Из-за тотальной шпиономании и подозрительности ни один человек, разве что за исключением директора ФСБ, не мог попасть в святая святых службы безопасности, не будучи буквально просвечен насквозь. При малейшем подозрении даже заслуженных старых сотрудников могли отправить прямо отсюда в карантинный сепаратор. Там человека несколько недель будут проверять на вероятность вербовки одной из западных разведок. И ещё не факт, что даже в случае не доказанной вины, твердящего о своей преданности мудрому руководителю и родной партии, бедолагу вернут на прежнее место службы. Некоторые после таких проверок становились инвалидами или сходили с ума. Других на всякий случай "стирали", то бишь подвергали высшей мере социальной защиты — государство уже очень давно находилось в кольце врагов и вело бескомпромиссную "новую холодную войну" со всем миром, и что во вселенской битве с мировым злом могла значить одна единственная жизнь?
Но сегодня Рэму повезло. Хотя он ещё долго будет чувствовать кожей липкие скользкие объятия сканирующих щупальцев нейросетей, которые обшарили его плоть и разум, проникая решительно повсюду в поисках шпионских жучков и преступных намерений.
Глава 67
Пройдя за КПП, Рэм решил не стоять в очереди у лифта, а подняться на нужный этаж по лестнице. Ночное здание напоминало растревоженный муравейник — верный признак того, что грядёт зачистка заражённых какой-нибудь мнимой или реальной крамолой территорий. У кремлёвского небожителя частенько случались обострения параноидальной подозрительности, и тогда ему в голову приходила идея устроить очередную массовую травлю...
Пока майор поднимался по лестнице, пока шагал по генеральскому коридору, он успел пожать десятки рук, перекинуться дюжиной фраз, и ещё стольким знакомым же кивнуть на ходу. На верхних этажах здания занимали кабинеты в основном те, кто сделал хорошую карьеру в годы Большого террора-2 и 3. Да и в целом обитающие в лубянском гадюшнике рептилойды сплошь обладали хищными токсичными повадками и представляли большую опасность для любого гражданина снаружи. Паучье гнездо. Достаточно было знать, что ФСБ, со времён сталинского НКВД, является крупнейшим наркоторговцем в мире, чьи возможности многократно превосходят суммарный товарооборот всех крупнейших наркокартелей. Ведь героин, кокаин, "синтетика" остаются лучшим подрывным средством в геополитической игре. Растлевая детей, молодёжь, люмпенов и элиты, вы подкладывайте под любое государство мину замедленного действия. И плевать им всем, сколько крови и слёз будет в итоге пролито, если в награду за успешно проведённую подрывную операцию твой отдел, тебя лично, отметят премией, переходящим красным знаменем, ценным подарком, новыми звёздочками на погоны, а то и орденом, или повысят в должности....
Даже то, что сотрудникам самой "интеллектуальной" спецслужбы было разрешено носить интеллигентные бородки, и некоторые этим пользовались, не делало их менее токсичными. На самом деле почти все тут были настоящие выродки. Смелые и наглые только когда чувствовали за собой силу и полную безнаказанность. Если, к примеру, кому-то из здешних "господ-офицеров" приходилось лично выезжать на операцию — арест, избиение, провокацию — чего они очень не любили делать — то обязательно надевали маску с прорезями для глаз и рта. А всё потому, что страшно боялись показать лицо даже беспомощной жертве, тем более быть опознанным (многие тут выслужились из результативных стукачей). Обычному человеку встреча с любым из коллег Рэма Костоломова не сулила ничего хорошего. Рэм и сам был такой. Или почти такой...
В приёмной начальственного кабинета срочно вызванного "на ковёр" сотрудника долго наставлял на путь истинный адъютант директора ФСБ. С придыханием директорская "шестёрка" инструктировал майора, что и как ему следует отвечать, чтобы его обожаемый шеф не вышел из себя.
Костоломов для вида выслушивал адъютантскую галиматью, с интересом коллекционера разглядывая бессмысленное штабное насекомое. Это существо было поражено той же дисфункцией мозгового вещества, что и большинство в этом здании, да и вообще в их родной "конторе". Оперативники ФСБ, наставляющие своих стукачей, сексотов и штатных провокаторов, как им доносить на самых близких, заманивать порядочных знакомых в ловко расставляемые ловушки; следователи, поучающие ошеломлённых внезапным арестом мирных обывателей, как им спасти свою шкуру, подставив голову ближнего — все эти, по сути устроенные крайне примитивно, одноклеточные суки, отчего-то были так уверены, что вокруг копошатся ещё большие ничтожества и холуи, что Рэм иногда диву давался!
Впрочем, данный конкретный экземпляр вызывал у Рэма неподдельны й интерес как раз именно тем, что находился ближе всех к главному шефу, о котором говорили, как об очень проницательном человеке, превыше всего ценящим в чекистах чистые руки, холодную голову и горячее сердце.
У адъютанта аккуратная фигура балетного танцора, он не ходит, а чуть ли не скользит по штабному паркету или мягко и бесшумно ступает по ковру. Идеально пошитый мундирчик сидит на штабном офицерике как влитой без единой складочки. Столь же идеально-правильны пробор безупречно уложенных волос и тонкие черты его лица. Обращали на себя внимание его яркие голубые глаза с необычными зрачками не круглой, а какой-то изломанной формы, причём один глаз был больше другого — верный признак врождённого дефекта личности.
Обычно у клинических идиотов, — психиатры знают об этом, — наблюдаются все варианты девиантного поведения: конченные придурки бывают злобные, бывают чересчур благодушные, встречаются непредсказуемо-разные — за пару секунд успевающие пропустить через себя все "иначести". А этот предсказуемо-предан, до экстаза, своему хозяину.
Только Костоломов не тот человек, которого какой-то попавший на свою должность по блату, а скорее по родству, придурковатый сопляк может вот так безнаказанно поучать. Может он, майор Костоломов, и не всегда сервилен с высоким начальством, только неспроста именно его из тысяч подчинённых хозяин этого кабинета затребовал в такой день к себе. Видать срочно понадобилось отыскать в огромном городе тайное гнездо заговорщиков и вычистить его, так чтобы ни одна сволочь не ушла. А для этого подойдёт далеко не всякий рептилойд...Но недалёкий адъютантик этого не понимал и с важным видом разглагольствовал перед вызванным сотрудником, двигая крупным "адамовым яблоком". Кадык у него был интересный — выпирающий, крупный. Симпатичный такой кадычок. Случись, к примеру, им сойтись в рукопашной, и рука сама ухватит крепкими пальцами такого за горло щенка и вырвет ему кадык, чтобы не утомлял своей надоедливой трескотнёй...
Не подозревая ни о чём адъютант ещё несколько минут пожурчал насчёт того, о чём и как с его шефом следует говорить, а чего ему говорить не следует. И с выражением выполненного долга наконец замолк, милостивым жестом дозволяя вызванному человеку войти в священную дверь.
Однако, прежде чем оказаться в кабинете Рэм попадает в глухой тамбур — несколько секунд он ищет наугад в наступившем мраке ручку следующей двери... Тут ведь бывает и так, что ты дёргаешь её, а она не поддаётся. И задняя дверь, — которую адъютант поспешно прикрывает за тобой, — уже умышленно заблокирована. Это была фирменная забава хозяев — пронзить человека ощущением замурованности в тёмном ящике. Внезапно захлопнувшая западня, плюс страшные слухи об этом здании с его потешными ловушками и смертоносными капканами, в несколько мгновений лишали иного человека остатков мужества...
Глава 68
Итак, прежде чем попасть из приёмной в кабинет предстояло на несколько мгновений оказаться в переходном тамбуре — наедине с собственным волнением. Словно в накопителе между раем и адом. Да, визит в кабинет всесильного Директора для некоторых счастливчиков действительно приводил к приятным вещам — продвижению по службе, наградам, разным материальным приобретениям. Но случалось и так, что впереди посетителя всё-таки ожидало окунание в Преисподнюю. Тут уж кому как повезёт.
Ты закрывал за собой одну дверь и пока в темноте наощупь нашаривал ручку следующей, какие-то только мысли не проносились в твоей голове. Даже если двери не блокировались, не всякому удавалось сохранить присутствие духа. Некоторые успевали серьёзно психологически надломиться в этом чистилище — Рэм слышал и о таких. У некоторых начинались приступы пароксизма с дрожью, удушьем, с ощущением близости потери сознания, даже страхом умереть. По слухам, в этом "переходном шлюзе" случилось даже несколько инфарктов и инсультов...
