Комната была капсулой времени, частичкой двадцать первого века, помещенной в настоящее. Обои с рисунком в виде роз были бумажными, а не активными материалами: они были наклеены на стены и не могли быть изменены по минутной прихоти. Прямоугольные следы выцветания намекали на расположение старых фотографий, линии соединения там, где листы не совсем совпадали, и маленькие белые пятна там, где бумага была потерта. Ковер на полу был скорее чем-то вроде текстиля, а не самоочищающимся ковриком из листьев. Когда он стоял на нем, он не растекался по его ботинкам и не пытался очистить их от следов того, что мог употребить в пищу. Мебель была деревянной: не из тех пород дерева, которые целенаправленно вырастают в мебельные формы, а из тех, которые изначально были деревьями, а затем их рубили, катали, пилили и обрабатывали паром, придавая им нужную форму. В этой комнате были вещи постарше "Сессны".
Одна стена не была оклеена обоями или же была оклеена, а затем закрашена. Фреска занимала не всю площадь; она была обведена белой каймой и была меньше, чем помнил Джеффри. Стена была обращена на восток, в сторону настоящего Килиманджаро.
— Я была права, — сказала Юнис. — Ты можешь поморгать ради Санди, но сейчас я увидела это твоими глазами, и это почти то же самое.
— Другой я не видел. В чем разница?
— Прямо под горой, вот здесь. — Она указывала на длинноногую птицу, может быть, журавля или ибиса. — Этимология Килиманджаро не очень ясна, но это название может означать "белая гора" или "белый холм". Эта птица белая, видишь?
— Да.
— В версии на Фобосе это другая птица. Я сразу это увидела, но мне нужно было убедиться. Санди никогда бы этого не поняла, но...
— Приступай к делу, Юнис. — Его нервы были на пределе после визита Труро. — У некоторых из нас есть жизнь, с которой нужно справляться.
— Это павлин, — сказала она, — нарисованный в точно такой же позе. Это единственное различие между двумя фресками. У нас есть снимки индийского лагеря, сделанные примерно в 2062 году, и на некоторых из них видна фреска. На тот момент не было никакой разницы между этой и той, так что я, должно быть, внесла изменения, когда вернулась на Фобос в 2099 году.
— Прекрасно. И это должно что-то значить для меня?
— От белой горы до павлиньей горы, Джеффри. Должна ли я вдаваться в суть дела? Оригинальная фреска относится к Килиманджаро; фреска на Фобосе может относиться только к горе Павонис.
— Гора Павонис, — повторил он.
— На Марсе. Это та самая...
— Самая высокая гора. Или вулкан. Или что-то в этом роде.
— Самая высокая — это гора Олимп, но ты на правильном пути. Гора Павонис по-прежнему довольно впечатляет. Главное, что я была там. Если бы не было документально подтвержденной связи с моим прошлым, тогда вас простили бы за то, что вы удалили фреску. Но я была там. Я ходила по этой горе. Шел 2081 год; мне был пятьдесят один год, я была беременна Мириам. Мы знаем точные координаты.
— Тогда все, что нужно сделать Санди, это... — Джеффри замолчал. — Она упомянула об осложнениях, Юнис.
Воплощение громко сглотнуло. — Есть... трудности.
— Например?
— Эта часть Марса... плато Тарсис... оно немного изменилось со времен моего пребывания там.
Мемфис жестом пригласил Джеффри присесть, пока он не закончит разговор. Джеффри налил себе немного воды из кувшина, стоявшего на низком столике рядом со столом Мемфиса.
— Что могу сделать для тебя, Джеффри? — приветливо спросил Мемфис, когда он вышел из чинга.
— Я должен уехать, всего на пару дней, уезжаю завтра утром. Не мог бы ты проверить, как там дела, пока меня не будет?
— Это довольно скорое уведомление.
— Знаю, но я был бы намного счастливее, если бы ты мог сделать это для меня.
Мемфис покачал головой — жест добродушного раздражения, который Джеффри хорошо помнил с самых ранних дней. Что нам с вами делать, молодой человек?
— Пару дней, ты сказал?
— Вот и все. И тебе не нужно проводить там много часов.
— А ты не мог бы позвонить, где бы ты ни был?
— Возможно, это не получится. В любом случае, я бы предпочел, чтобы кто-нибудь отправился туда лично. Ты же знаешь, как это бывает.
— Да, — сказал Мемфис многострадальным тоном. — Кое-кто знает. Что ж, похоже, ты не стал бы спрашивать об этом легкомысленно. Я осмотрю стадо Матилды с помощью аэролета. Этого будет достаточно?
— Если бы ты также мог приземлиться и осмотреть мониторы по периметру, а затем проверить лагерь, это было бы еще лучше.
— Одного осмотра в день будет достаточно?
Джеффри заерзал на своем сиденье. — Если это все, что ты можешь мне обещать...
— Это твой способ сказать, что ты бы предпочел, чтобы я проверял по крайней мере дважды.
Джеффри мягко улыбнулся. — Спасибо тебе, Мемфис.
— Эта твоя таинственная поездка... Ты обязательно расскажешь мне, в чем дело, когда вернешься?
— Я так и сделаю, обещаю. Не хочу, чтобы между нами были какие-то секреты.
— И я тоже.
Наступило затишье. Мемфис, казалось, был готов вернуться к своей работе, поэтому Джеффри попытался встать. Но его старый наставник еще не совсем закончил.
— Теперь, когда Юнис никогда не вернется, нам следует подумать о том, что будет с ее комнатой. Она бы не хотела, чтобы ее хранили как какую-нибудь жалкую, пыльную святыню.
— В доме полно свободных комнат.
— Когда у нас много гостей — как это было во время рассеяния, — мы сильно перегружены. Если эта тема тебя расстраивает, я больше не буду ее поднимать. Но я знаю, что твоим кузенам не терпится двигаться дальше.
— Ты имеешь в виду, похоронить прошлое.
— Мы все должны это делать, если хотим продолжать жить, — сказал Мемфис.
Утром Джеффри увидел движущийся серебристый отблеск — самолет с вертикальным хвостовым оперением, низко пролетавший над деревьями. Постепенно он услышал жужжание... Он покачал головой, готовый рассмеяться над явной абсурдностью этого. По его опыту, единственной вещью, которая издавала подобный звук, была "Сессна", а она стояла у всех на виду.
— Юнис, — тихо сказал он, — мне бы здесь не помешала помощь.
В одно мгновение она оказалась рядом с ним, как будто никогда не была дальше чем в нескольких шагах от него. — В чем дело, Джеффри?
— Нужна проверка на реальность. Скажи мне, что я не смотрю на самолет, который еще старше моего собственного.
Джеффри прикрывал глаза от солнца. Юнис повторила его жест, но в то же время — откуда, он не заметил — извлекла небольшой бинокль цвета зеленого кузнечика, который поднесла к глазам одной рукой так изящно, словно это был театральный бинокль. Она проследила за движущейся формой самолета, теперь почти нос к носу.
— Если я не очень сильно ошибаюсь, это DC-3. Есть ли какая-то особая причина, по которой DC-3 мог бы приземлиться за много миль от любого места, в центре экваториальной Восточной Африки?
— Это моя машина, — сказал Джеффри.
Юнис опустила бинокль. — Куда?
— Надеюсь, в какое-нибудь интересное место.
DC-3 опустился под линией деревьев, его двигатели сбавили обороты. Они подошли к нему навстречу.
— Они были необычайно многочисленны и долгоживущи, — сказала Юнис, пробираясь с Джеффри сквозь сухие заросли. — Их выпустили шестнадцать тысяч, и это не считая всех копий и подделок. Даже когда они были старыми, вы могли демонтировать авионику, установить новые двигатели и начать все сначала с нулевой усталостной нагрузкой. "Дакоты" все еще летали, когда я была ребенком.
— Тебе нравились самолеты?
— Обожала их. — Юнис весело топала по траве высотой по бедра, как будто ее там вообще не было. — Посмотри на это с другой стороны. Ты родился в то время, когда можно было летать по воздуху на машинах. Кто бы не влюбился в эту идею?
DC-3 сел хвостом вниз в конце взлетно-посадочной полосы. Это было поразительно красиво: великолепная гладкая вещь, такая же пышная и целеустремленная, как дельфин.
Но, как ни странно, не было никаких признаков встречающего комитета. Дверь была открыта, а ступеньки опущены, но наверху этих ступенек никто не стоял, приглашая его подняться на борт.
— Это для тебя?
— Я так и думал, — сказал он, но с угасающей уверенностью.
Но что еще это могло быть, как не транспорт, обещанный Труро? Затем он увидел аккуратный маленький логотип на хвостовом оперении — спиральную галактику, окрашенную в зеленый цвет, единственную маркировку на серебристом фюзеляже с высокой светоотражающей способностью.
Если бы это не решило проблему, то ничего бы не решило.
Они поднялись на борт. Внутри было прохладно, сиденья и диванчики были расставлены по— домашнему, а в задней части фюзеляжа располагался бар. Отсек тянулся до самого носа: здесь не было ни кабины пилота, ни органов управления полетом, ни приборной панели, только пара дополнительных кресел для тех, кто хотел воспользоваться преимуществами переднего обзора.
Позади них ступеньки сложились обратно в плоскость, и дверь сама собой закрылась. Двигатели снова взревели, и Джеффри почувствовал, как самолет разворачивается на взлетно-посадочной полосе.
— И ты понятия не имеешь, в чем дело?
— В конечном счете, в тебе, — сказал Джеффри.
Вскоре они уже подпрыгивали на взлетно-посадочной полосе, а затем поднялись в воздух, понемногу набирая высоту, скользя над верхушками деревьев не более чем на ширину ладони.
— Что ж, это грандиозное развлечение, — сказала Юнис, властно расхаживая от окна к окну. — Я тоже все еще здесь. Кто бы ни отправил эту штуку, он предоставляет тебе полный доступ к расширению. Это обнадеживает, не так ли? Тебя никто не похищает.
— Я никогда не думал, что стою похищения.
Юнис вскоре надоело это зрелище, и она сама села в одно из кресел. — Так кто же послал этот самолет?
— Панспермийская инициатива. Ты знаешь о них — раньше тусовалась с Линь Вэй.
— Я не знаю никого по имени Линь Вэй.
— Ты должна это помнить, но какой-то части твоей жизни не хватает. Санди установила связь с Линь, но у нее недостаточно информации, чтобы заполнить остальную пустоту.
— Тогда придется поверить тебе на слово. Значит, мы собираемся встретиться с этой Линь Вэй?
— Я сомневаюсь в этом, учитывая, что она мертва. Мой контакт — некто по имени Труро.
— Кому ты доверяешь настолько, чтобы подняться на борт этого самолета?
— Я у него в долгу. На самом деле, мы все у него в долгу, но, похоже, именно от меня ожидают, что я верну долг.
— Панспермийская инициатива, — вяло произнесла Юнис, растягивая слова так, словно читала их, начертанные на небе. Она нажимала на расширение, загружая галлоны данных. — Тебе нужно понаблюдать за такими людьми. Вся эта чепуха о видовом императиве? Самовозвеличивающая лошадиная моча.
— Они думают, что мы, возможно, переживаем критический период, когда открывается окно возможностей. Если не воспользуемся моментом сейчас, то, возможно, никогда не выберемся за пределы системы, в более широкую галактику.
— Что автоматически было бы хорошо, не так ли?
— В свое время у тебя не было недостатка в грандиозных видениях.
Она усмехнулась. — У меня не было никаких благородных намерений по отношению к остальному человечеству. Я ввязалась в это ради себя и любого другого, у кого хватило ума согласиться со мной.
— Нет, — сказал Джеффри, качая головой. — Конечно, ты была первопроходцем и любила рисковать, но у тебя также были амбиции. Ты отправилась на Марс не только для того, чтобы оставить свой след на этой почве и снова вернуться домой. Ты хотела жить там, чтобы доказать, что это то, что мы можем сделать.
— Я и тысяча других.
— Не имеет значения — ты добралась туда так быстро, как только смогла. Но твоя проблема была в том, что ты не могла стоять на месте. Ты должна была продолжать двигаться, продвигаясь вперед. Тебе больше не нравилась идея жить на одной планете, чем реальность. Вот почему ты бросила своего мужа.
— Мы с Джонатаном отдалились друг от друга. Какое это имеет отношение к чему-либо?
— Если бы ты была жива сейчас и обладала достаточным влиянием, чтобы быть частью этого, ты была бы одной из главных движущих сил.
— Сказано с уверенностью юности. Что ж, извини, если задеваю тебя за живое, но ты когда-нибудь задумывался, почему я вернулась в Зимний дворец? Все, за что раньше выступала Юнис Экинья, начало мне безумно надоедать.
— Итак, ты решила стать старой ведьмой-затворницей, считать свои деньги и подшучивать над своими отпрысками.
— Раз уж ты так очаровательно это сформулировал, то да.
Они летели два часа подряд, прежде чем оставили Африку позади, пересекли укрепленный белый край самообновляющейся морской стены и оказались в воздушном пространстве над Индийским океаном.
В море были лодки, суда для рыбалки и отдыха, даже несколько элегантных многомачтовых киберклиперов: доброкачественные "Марии Селесты", трюмы которых были забиты громоздкими, нескоропортящимися грузами. На юге — край одной из плавучих пластинок, искусственного острова, окруженного собственной маленькой метеорологической системой. На другом острове, на этот раз меньшего размера, высились густые заросли небоскребов, как будто Сингапур снялся с якоря и дрейфовал через полмира. По мере приближения DC-3 город превратился в скопление стековых ферм, возвышающихся на два километра над уровнем моря. Стеки были покрыты мхом и растительностью, зеленым ковром устилавшей их отвесные склоны. Роботы-дирижабли обирали верхушки штабелей, толпясь вокруг них, как откормленные шмели, ожидая своей очереди. Кроме небольшого штата техников, на этом острове никто не жил.
DC-3 продолжал лететь. Джеффри взглянул на часы. Было два часа пополудни; они находились в воздухе уже четыре часа. Он не ожидал, что путешествие займет так много времени.
Как раз в тот момент, когда он начал беспокоиться, что самолет доставит его в Индию — сколько бы часов это ни заняло, — что-то вырисовалось из океанской дымки. Что бы это ни было, оно поднималось прямо из моря — солидная на вид масса с округлой, симметричной вершиной. Это было сооружение, очень большое, с обращенной к нему открытой пастью трубы для подводного плавания. DC-3 направлялся прямо к нему.
Джеффри знал, что волноваться не стоит; если Паны собирались убить его, были более простые способы добиться этого, чем авиакатастрофа. Звук двигателя изменился, пол накренился по мере того, как самолет терял высоту.
— Ты знаешь, что это такое?
— Транзитный канал аквалогии, — сказала Юнис. — Они построены на морском дне, подняты на сваях из искусственных кораллов, выращиваются и пополняются, как самообновляющиеся морские стены.
Он пересел на переднее сиденье, чтобы лучше видеть. Бледный летательный аппарат, похожий на летучую мышь, вынырнул из трубы и устремился на юг. Один из дирижаблей-комбайнов слонялся возле входа, ожидая разрешения на посадку. Из его корзин для сбора стекали струйки зеленой биомассы.
DC-3 имел приоритет захода на посадку. Спуск стал круче, и вот они уже внутри трубы, летят вниз по полностью закрытому воздушному коридору. Джеффри попытался прикинуть угол снижения, но без видимого горизонта это было трудно оценить. Это было намного круче, чем его обычная посадка в "Сессне", но в то же время было ощущение спокойной рутины, плавного спуска на лифте. Ему даже не объявили, чтобы он сел и пристегнулся.
