— На данный момент я готова рассмотреть все, что может помочь. В любом случае, Мандала — это только часть этого. Вы готовы к остальному?
— Продолжайте.
— Вокруг Паладина вращается скала, похожая на маленький астероид, и, похоже, кто-то достиг ее раньше нас. Есть свидетельства колонизации — поверхностные структуры, странная тепловая активность. Возможно, какие-то дополнительные орбитальные объекты, которые мы пока не можем определить, но которые станут яснее, когда мы подойдем ближе.
— Это туда мы направляемся?
— Вы бы так подумали, и это было бы хорошим предположением, если бы вы не знали о суперземле. Помните водный мир — Посейдон?
Гома кивнула — она вспомнила, как пыталась сжать в пальцах чистый голубой шар, чтобы унести его из комнаты знаний.
— Из его вод поднимаются искусственные сооружения. На этот раз не очередная Мандала — что-то другое, но столь же завораживающее. Также на орбитах находятся аномально выглядящие спутники, которые, против ожиданий, не могут возникнуть естественным образом. Все это очень странно, все это очень заманчиво. Я склонна считать это более приоритетным, чем вторую Мандалу. В конце концов, мы уже довольно много знаем об одной из них.
— Не так много, как хотелось бы.
— Верно. Но есть еще и сигнал, направленный прямо на нас во время нашего приближения.
— С Посейдона?
— Нет, и не с Паладина, не даже со скалы, вращающейся вокруг него. Точкой отсчета является Орисон, еще одна из планет. Основываясь на ее характеристиках, мы считаем вероятным, что отправитель — тот же самый, кто передал исходный сигнал, и именно по этой причине мы вообще здесь находимся. Посмотрим, что вы с этим сделаете.
Васин посмотрела на стену рядом с мрачной картиной, где путаница геометрических форм, мешанина цифр и символов уступила место матрице пикселей, собирающихся в блочную мозаику с низким разрешением человеческого лица, смотрящего на них в ответ. Гома прищурилась, собирая пиксели воедино.
— Юнис.
— Да. Достаточно легко сверить с записями, но полезно, чтобы вы подтвердили это.
Теперь говорило лицо.
— Я все гадала, что вас задержало. Действительно ли половина скорости света — это лучшее, на что вы способны? — Вопрос был явно риторическим, потому что лицо продолжало свой монолог лишь после малейших пауз. — Что ж, хорошо, что вы наконец-то приехали, даже если вы не первые. Ситуация зашла в тупик, и теперь вы — ее часть. Ни при каких обстоятельствах не отвечайте на какие-либо сообщения от Паладина и не приближайтесь к Посейдону. Вместо этого прилетайте ко мне. Зафиксируйте источник этой передачи и соответствующим образом скорректируйте свой курс. У меня есть удобства и технические ноу-хау, которые могут вам пригодиться. Прежде всего, у меня есть знания. Если вы хотите знать, что случилось с "Троицей", поговорите со мной.
Пиксели перекодировались в тот же набор цифр и символов, затем все повторилось.
Васин разрешила картине воспроизвестись во второй раз, затем приглушила звук, позволив визуальному изображению продолжать циклическое воспроизведение.
— Это продолжается в том же духе — повторяющаяся передача, посылаемая очередями каждые шесть часов. Должно быть, она настроила какую-то автоматическую отправку, ожидая нашего ответа. Как вы думаете, что она имеет в виду, говоря, что мы не первые? Мы не посылали никакой другой экспедиции, и наше правительство проявило осторожность, чтобы ограничить разглашение первоначального сигнала. Как мог кто-то другой оказаться здесь до нас?
— Корабль из другой системы?
— Но откуда они узнали, что нужно прийти сюда? Эта передача была адресована нам, Крусиблу, и никому другому.
— Мы предполагаем.
— Надеюсь, справедливо. Однако это только начало моих забот. Она ожидает ответа, и нам нужно начать с правильной позиции.
— Я должна говорить за нас, — решила Гома.
— Я бы не хотела, чтобы было по-другому. Вполне уместно, что Экинья должна дать первый официальный ответ — несмотря на то, как мало пользы это нам принесет. Кстати, вам нравится эта картина? Смерть и девушка.
Гома пыталась читать записные книжки Ндеге, пытаясь разобраться в путанице символов и связующих предложений, когда позвонил доктор Нхамеджо и сказал, что ей следует как можно быстрее прийти в медицинский кабинет.
— Что-то не так?
— Совсем наоборот, Гома. Ру возвращается к нам, и я подумал, что вы хотели бы быть здесь, когда он проснется.
Гома захлопнула записные книжки с немалой долей виноватого облегчения. Менее чем через пять минут она была в медицинском кабинете, испытывая не меньшее облегчение от того, что прибыла не слишком поздно. Ру приходил в сознание, но еще не проснулся полностью. Доктор Нхамеджо был рядом с ним, другой его медик — доктор Мона Андиса — с противоположной стороны кровати. Ни один из них не казался чрезмерно обеспокоенным прогрессом своего пациента.
— Значит, это сработало, — сказал Гома.
— То, что он сильный, говорит в его пользу, — сказал Нхамеджо. — Это довольно тяжелый случай СНКТ, но он очень хорошо справляется. Интересно, как он вообще мог подвергнуться такому экстремальному воздействию? Я лечил одного пациента, который заблудился к северу от Намбозе, неделями блуждая по джунглям, не имея ничего, что могло бы защитить его от кислорода — самолет упал с неисправным транспондером, — но это было очень необычное стечение обстоятельств.
— Пренебрежение к себе, — сказала Гома. — Слишком много экскурсий, недостаточно времени, чтобы подумать о собственной безопасности по сравнению со слонами. Я бы присмотрела за ним, но к тому времени, как мы встретились, вред уже был причинен.
— Должно быть, он был беззаветно предан своим слонам, раз так мало думал о собственном благополучии.
— Они попадают в вашу кровь.
— Да, я много об этом слышал. Почти как болезнь?
— Не могу сказать, что когда-либо думала об этом с такой точки зрения.
— Что ж, осмелюсь сказать, медицина ничем не отличается. У всех нас есть свои великолепные навязчивые идеи.
— А каким была бы ваша, Сатурнин?
— Святость человеческой жизни, я полагаю. Постоянно усложняющаяся задача — приносить больше пользы, чем вреда. Но я бы не стал притворяться, что разделяю преданность Ру какому-то одному делу. Какое-то время он будет слабым, Гома. Вам нужно будет заботиться о нем еще лучше, чем обычно, но не думаю, что это будет проблемой.
— Нет, не будет.
Он кивнул в сторону нейронных дисплеев. — Он приближается к сознанию. Мы позволим вам немного побыть наедине — вы это заслужили, вы оба.
Гома присела рядом с Ру и погладила его по щеке, легчайшим прикосновением.
— Вернись ко мне, любимый.
Ру проснулся. Его веки затрепетали, превратившись в узкие щелочки. Несколько секунд он был неподвижен и не реагировал. Гома бросила взгляд на нейронный дисплей, задаваясь вопросом, не могла ли произойти какая-то ошибка — какая-то ужасная травма головного мозга, которая каким-то образом ускользнула от внимания.
Но потом Ру спросил: — Теперь я проснулся?
Гома ухмыльнулась. — Ты проснулся.
— Такое чувство, что я столетиями пытался проснуться. Плыву подо льдом, пытаясь выбраться на воздух.
— Это недалеко от истины. У тебя возникли некоторые проблемы во время спячки, но сейчас тебе лучше.
— Скажи мне, что ты действительно Гома, а не плод моего воображения.
— Я не чувствую себя выдумкой. — Она сжала руку Ру в том месте, где она высовывалась из-под простыни. — Это я — бородавки и все такое. Мы прошли через это. Мы здесь, в другой системе. Мы все сделали это.
— Правда?
— Да.
— Что со мной случилось?
— СНКТ осложнил твое возрождение, но серьезных повреждений нет. Тебе просто нужно успокоиться на несколько дней.
— Ты должна быть в центре внимания, а не я.
— Не беспокойся об этом — я уверена, что мое время настанет. Нам так много нужно наверстать упущенного! Я хочу рассказать тебе все сейчас, в одном порыве, не переводя дыхания. Но время еще есть. Тебе нужно просыпаться в своем собственном темпе.
— Я бы не отказался от питья.
— С удовольствием.
Доктор Андиса дала Ру мензурку с янтарной жидкостью, каким-то лекарственным укрепляющим средством, которое Гома, в свою очередь, поднесла к губам Ру. Ру медленно отхлебнул, затем принял сидячее положение на кровати. Гома была воодушевлена этой демонстрацией решимости и силы.
— Спасибо, — сказал Ру, забирая у Гомы мензурку. — Как это было для тебя — выходить в свет?
— Думала, что все плохо, пока не увидела тебя.
— Это действительно поднимает мне настроение.
— Если это тебя утешит, говорят, что легкой дороги не бывает ни у кого.
— А ты уверена, что это не розыгрыш — вы все не разыгрываете меня?
— Нет, мы действительно на месте. Около Глизе 163 — или, во всяком случае, быстро приближаемся к ней.
— Я хочу все увидеть.
— Ты сделаешь это. Но это как кондитерская — мы едва знаем, с чего начать. Хотя у меня уже есть работа.
— Тебе повезло. Что это?
— Я должна ответить на сообщение. Нам подали сигнал, приказали направляться к одной конкретной планете. Я думаю, это Юнис.
— Это ты так думаешь.
— Тон был достаточно прохладным. Мы узнаем наверняка, когда доберемся туда.
— А Дакота — есть что-нибудь о ней? — Ру взглянул на оставшегося медика и слегка понизил голос. — Другие танторы, которые ты мне обещала?
Гома улыбнулась — это было так, словно они делились пикантным секретом, едва осмеливаясь упомянуть о нем вслух в присутствии других.
— Это никогда не было обещанием, просто возможностью.
— Танторы? — спросила доктор Андиса с улыбкой.
— Мы не можем бросить нашу работу, — сказала Гома. — Не могу перестать думать о слонах в Крусибле. Мы живем ими, дышим ими, мечтаем о них.
— Все в порядке, — прошептал Ру. — Мы никогда не ожидали получить все ответы за один раз, и я был бы разочарован, если бы мы это сделали. Но когда мы доберемся до этой планеты, какой бы она ни была, я хочу быть ее частью.
— Тебе предстоит пройти долгий путь, прежде чем ты станешь достаточно сильным.
— Честно говоря, прямо сейчас я чувствую себя чем-то брошенным умирать. Что они делали со мной, пока я был под наркозом?
— Что бы это ни было, хочешь верь, хочешь нет, но, похоже, это сработало. Если бы только ты позаботился о себе давным-давно, тебе было бы легче.
— Мы бы никогда не встретились.
— Не будь в этом так уверен.
— О, я могу им быть. Ты и я — интеллектуальные соперники, конкурирующие исследователи в одном направлении исследований? Я бы ничего не значил для тебя, если бы не представлял угрозы, Гома Экинья. И я только навлек на себя угрозу, доведя себя до полусмерти.
— Значит, я несу ответственность за то, что ты сделал с собой до того, как мы встретились?
— Я просто говорю, что если бы я заботился о себе, то никогда бы не привлек твоего внимания.
— Но я влюбилась в тебя в тот момент, когда увидела твое лицо.
— И почему мое лицо вызвало у тебя такой интерес?
У Гомы не было другого выбора, кроме как признаться. — Мне было интересно, кто этот надоедливый нахал, который попирает все мои исследовательские интересы, осмеливается подвергать сомнению мои методы, имеет наглость намекать, что он знает о когнитивной науке животных больше, чем я.
— Спорю, ты хотела выцарапать мне глаза.
— Я бы не остановилась на глазах.
— Итак, послание здесь таково... если ты не можешь победить его, выходи замуж за него?
— Я полагаю.
— Бедный я дурачок. Я понятия не имел, во что ввязываюсь.
— Я тоже, — сказала Гома. — Но я рада, что это случилось.
Она поцеловала Ру. Он вернулся, и на мгновение, каким бы коротким оно ни было, в мире Гомы все стало хорошо. Они были влюблены, они снова были вместе, их ждали тайны, которые предстояло разгадать. Это состояние сиюминутного, беззаботного блаженства не могло длиться долго, да она и не ожидала этого. Но она стала достаточно взрослой и мудрой, чтобы принимать такие подарки, когда их преподносят, не опасаясь за их скоротечность.
Васин делала все возможное, чтобы держать всех в курсе их открытий в новой системе. Она регулярно делала объявления по общекорабельному интеркому и периодически, для тех, кто был заинтересован, устраивала собрания в самой большой из зон общего пользования и показывала последние изображения и данные. Гома недоумевала, как этой женщине удавалось находить время для сна. Сейчас в спячке все еще находилось менее трети экипажа, и час от часу это число становилось все меньше.
Гома изо всех сил старалась не возмущаться каждым вновь проснувшимся лицом. Они все имели право быть здесь, даже "Второй шанс".
Васин рассказала им о новой Мандале, странной скале, вращающейся вокруг Паладина, структурах водного мира, передаче от конструкта. Снимки дополнили ее рассказ, но не добавили ничего принципиально нового. "Травертин" все еще работал на пределе своих сенсорных возможностей, предлагая дразнящие проблески, а не однозначные детали. Мандала на Паладине явно была того же типа, что и объект на Крусибле, но ее геометрия отличалась различными интересными способами. Похожие на арки сооружения, казалось, поднимались из океана на Посейдоне, но об их точной природе было трудно догадаться. Возможно, это действительно были арки или — как предположила Лоринг, основываясь на дразнящих намеках в данных — колесообразные структуры, которые на самом деле уходили вниз, в невообразимо глубокие слои воды. Опоясывающие луны были просто странными — они тысячью способов сбивали с толку датчики "Травертина", их орбиты были сферическими согласно одним измерениям, кольцеобразными согласно другим. Им нужно было бы подойти гораздо ближе, чтобы сказать больше, чем это.
Но их непосредственной заботой был совершенно другой мир. Орисон находился на орбите между горячим Посейдоном и более холодным Паладином, тоже слишком далеко от своего солнца, чтобы поддерживать плотную атмосферу. В то время как Паладин совершал оборот вокруг Глизе 163 чуть более чем за двести дней, а Посейдон — всего за двадцать шесть, орбита Орисона составляла семьдесят четыре дня. Это был бесперспективный, почти безвоздушный маленький мирок, и если бы не сигнал, эта безлунная планета не привлекла бы их внимания.
Теперь они знали, что источником сигнала был какой-то передатчик на поверхности Орисона. Он появлялся в поле зрения только по мере вращения планеты, и даже в пределах этого цикла вращения сигнал передавался лишь в течение относительно короткого промежутка времени.
Гома была готова к ответу, когда сообщение начало приходить снова. Она обсудила это с Васин, и теперь капитан и Ру сидели, наблюдая за ней, пока она готовилась произнести свой ответ.
Она кашлянула, прочищая горло. Васин кивнула.
— Меня зовут Гома Экинья, — сказала она. — Я дочь Ндеге и проделала весь этот путь из Крусибла. Я знаю, вы звали Ндеге, но моя мать была слишком стара, чтобы пережить спячку. Кроме того, были и другие... осложнения. Так что вместо этого приехала я в составе экспедиции, финансируемой Крусиблом. Мы приходим без повестки дня, без какой-либо цели, кроме сбора знаний. Но, конечно, вы нам интересны. И теперь, когда мы знаем о другой Мандале, мы хотели бы узнать о ней немного больше, а также о том, что находится на Посейдоне. Мы не знаем, почему вы предостерегли нас от них, но будем считать, что у вас были на то веские причины. Вы также упомянули, что кто-то прибыл раньше нас. Это новость для нас. Может быть, вы сможете поделиться какой-нибудь информацией, когда мы встретимся. Мы зафиксировали место вашей передачи, и мы направляем туда наш корабль. Мы спустимся на нашем посадочном модуле как можно ближе к вам. Если есть что-то еще, что, по вашему мнению, нам следует знать, мы были бы рады это услышать.
