Какое-то глубинное женское чутьё настойчиво подсказывало пришелице из иного мира, что, выбирая между ней и карьерой, Хваро вряд ли выберет её, даже если сейчас он полон самого искреннего энтузиазма. Ну и что делать? Промолчать, принимая столь щедрое предложение как должное? Или мягко напомнить пылкому влюблённому о всех этих обстоятельствах, показав себя "слишком умной"?
Все эти размышления заняли у неё буквально несколько секунд. Рассудив, что чем раньше всё прояснить — тем лучше, Платина, выражаясь на местный манер, "ступила на тонкий лёд предположений над бездной бедствий" и, прежде чем собеседник успел ответить, грустно покачала головой.
— Не слишком ли рано, господин Хваро? Совсем недавно так трагически погибла ваша невеста. И пусть церемонии бракосочетание не было, как отнесутся чиновники в Даяснору к тому, что вы женились, не выдержав положенного траура? Вдруг это вызовет их непонимание и повредит вашей карьере? Я не могу позволить себе, чтобы из-за меня у вас были неприятности.
— Вы очень умная девушка, Ио-ли, — неожиданно похвалил её аристократ. — И я очень ценю вашу заботу. Но ещё раз повторяю: не переживайте, я смогу обеспечить вам достойную жизнь. Если уж так опасаетесь за мою репутацию, то можете приехать в Даяснору наложницей. Моей любимой и единственной наложницей. А через год я объявлю вас супругой.
"Когда я рожу тебе сына", — догадалась приёмная дочь бывшего начальника уезда, уже достаточно знакомая с местными обычаями и испытывая невольную благодарность к собеседнику за то, что он деликатно умолчал об этом маленьком, но существенном обстоятельстве. Возможно, догадался, что перспектива становиться матерью в двадцать лет её не слишком вдохновляет? Хотя вряд ли, здесь рожают и в пятнадцать.
Тем не менее последние слова в чём-то даже успокоили девушку, подтверждая серьёзность его намерений.
Вновь оглядев её с ног до головы, молодой человек поинтересовался:
— У вас нет женской одежды?
— Увы, господин Хваро, — развела руками беглая преступница. — В платье неудобно лазить по заборам и ходить по лесу. А одинокой девушке ни к лицу шататься по дорогам.
Барон рассмеялся.
— Тогда оставайтесь пока в таком виде. Вот доберёмся до замка, и вы сможете одеться подобающе. И не зовите меня так официально, когда мы наедине.
— Хорошо, Тоишо-сей, — покладисто согласилась Платина, начиная потихоньку вживаться в новую роль. — Но вы же не один сюда пришли? Что скажут ваши спутники? Они-то точно поймут: кто я?
Землевладелец вновь положил ей руку на плечо.
— Успокойтесь, Ио-ли. Теперь, когда мы вместе, я никому не позволю причинить вам зло. Доверьтесь мне. Все ваши несчастья позади, впереди только благополучие и гармония.
— Я не сомневаюсь в ваших словах, Тоишо-сей, — проговорила приёмная дочь бывшего начальника уезда, открыто и прямо глядя в большие, светло-карие глаза собеседника. — Но прошу вас понять и меня. После всего случившегося я не смогу чувствовать себя спокойно, если не буду знать: что происходит? Пусть даже в самых общих чертах.
Аристократ вскинул брови, кривя в понимающей усмешке пухлые, чётко очерченные губы с тонкой полоской усов под носом.
Невольно потупившись под его насмешливо-снисходительным взглядом, Платина пробормотала:
— Я не хочу пребывать в неведении. Неизвестность для меня... хуже смерти!
Собравшись с духом, пришелица из иного мира вновь подняла взор. Прекрасно зная самомнение аборигенов и их пренебрежительное отношение к женщинам, она хотела во что бы то ни стало добиться права, если не получать ответы, то хотя бы задавать вопросы, а не оставаться бессловесной куклой. Несмотря на всю "прогрессивность" барона, Ия предполагала, что, если не приучить его разговаривать с ней по-деловому, что называется "без дураков", сейчас, когда тот ещё пребывает в эйфории, то другого случая можно не дождаться.
— Вас так интересует: что я делаю? — усмехнулся молодой человек.
— Только то, что касается меня, — поспешила пояснить Платина и, вспомнив сцену из какого-то сериала, со значением добавила: — Нас обоих. Если вы, конечно, серьёзно относитесь к нашим отношениям.
— Вы необыкновенная девушка, Ио-ли, — задумчиво покачал головой землевладелец. — Красивая и даже мудрая. Такая, о которой я мечтал всю жизнь. Хорошо, будь по-вашему.
Наклонившись к её уху, он негромко объяснил, обдав неприятным запахом ярмуна.
— Я очень тщательно отбирал людей, отправляясь на ваши поиски, поэтому уверен в их верности и послушании. Они никогда не скажут ничего лишнего и беспрекословно выполнят любой приказ. Если я прикажу считать вас юношей, никто из них даже не удивится и будут правильно отвечать на вопросы.
— Тогда и вы зовите меня Пагусом, — попросила девушка, чувствуя нешуточное волнение и с тревогой понимая, что не испытывает никакого дискомфорта от его близости. Даже наоборот.
И если Хваро попробует сейчас её поцеловать, она вряд ли будет против. И это после того, что ей о нём известно. Ужас!!!
Словно подслушав мысли собеседницы, аристократ нежно провёл по её щеке самыми кончиками своих длинных музыкальных пальцев.
У Ии перехватило дыхание, но барон отступил, и она перевела дух, ощутив некоторое разочарование.
— Тогда пойдём, Пагус, — улыбнулся парень, протягивая ей руку.
Один из его охранников стоял в трёх шагах от двери, второй — возле сбегавшей к ручью тропинки.
Слуги, сняв с плеч корзины, сидели на корточках, с любопытством оглядываясь по сторонам, но при виде хозяина бодро вскочили на ноги и застыли в почтительном поклоне.
— Я нашёл ту, кого искал! — громко объявил землевладелец, видимо, не столько для них, сколько для склонивших головы телохранителей. — Пока не прибудем в замок, обращайтесь к госпоже как к юноше-простолюдину по имени Пагус. Но помните, что она мне очень дорога.
— Да, господин, — со свойственной аборигенам синхронностью отозвались слуги. Дворяне ограничились короткими кивками, окинув новую подругу Хваро мимолётными оценивающими взглядами, под которыми та почувствовала себя не очень уютно.
— Когда вернёмся, каждый получит достойную награду, — продолжил барон, — и навсегда забудет о Пагусе. Понятно?
— Да, господин, — также хором отозвались простолюдины и безмолвно кивнули телохранители.
— Мы остаёмся здесь на ночлег, — уже более спокойно и буднично продолжил землевладелец. — Позаботьтесь о еде и чае.
— Слушаюсь, господин, — отозвался один из слуг.
— А мы с вами погуляем, — обратился молодой человек к своей спутнице. — Здесь довольно красиво.
— Как вам угодно, господин Хваро, — поклонилась та, тут же вспомнив об оставленном у ручья белье.
На миг мелькнула мысль отложить прогулку и развесить вещички сохнуть, ну или хотя бы убрать их с глаз долой.
Но приёмная дочь бывшего начальника уезда тут же одёрнула себя: "Ты же дворянка, вот и веди себя как положено. Для грубой физической работы у тебя теперь есть слуги. Хотя лучше бы обойтись без них и их хозяина".
— Почему вы разговариваете со мной так сухо и официально? — неожиданно нахмурился барон.
— Как же ещё должен разговаривать простолюдин Пагус с таким знатным дворянином? — скромно потупила взор Платина.
— Это для других вы Пагус, — наставительно проговорил собеседник. — А для меня — Ио-ли. И здесь нет посторонних.
— Хорошо, Тоишо-сей, — охотно согласилась девушка, кстати вспомнив о расположенной неподалёку скале довольно причудливой формы.
Зная, что местные богатеи ценят подобные диковины и даже выставляют их в своих садах, она предложила:
— Здесь есть одно живописное место. Если не возражаете, я бы хотела его вам показать.
— С удовольствием полюбуюсь на него вместе с вами, — любезно согласился землевладелец.
Они пошли вдоль берега ручья. Охранник двинулся за ними, отстав шагов на пятнадцать.
— Как вам удалось избежать ареста, Ио-ли? — негромко спросил молодой человек, помогая ей перебраться через попавшийся на пути камень. — И почему ваши волосы обрезаны по-мужски?
— Это всё благодаря моей служанке, — живо отозвалась беглая преступница, тут же начиная придумывать более-менее правдоподобную историю. — Она случайно услышала, как какой-то мужчина говорил госпоже Азумо Сабуро, что её мужа цензор арестовал за государственную измену. А я знаю, что за такое накажут не только его, но и всех членов семьи. Госпожа Сабуро ничего мне не сказала, поэтому мы со служанкой решили бежать вдвоём. Когда я перелазила через забор, в ворота уже ломились стражники.
— Так вы здесь не одна? — удивился барон.
— Одна, — возразила Платина. — Служанку я отпустила домой, сразу после того как мы переночевали в Амабу.
— Почему? — вскинул брови внимательно слушавший её аристократ. — Девушка благородного происхождения не должна путешествовать в одиночку. Кто-то же должен заботиться о ваших повседневных нуждах. Возможно, мои слова прозвучат неуместно, но я случайно видел, как вы сами стирали бельё как какая-нибудь простолюдинка.
— Так я и на самом деле уже не дворянка, Тоишо-сей, — не удержалась от горькой усмешки спутница. — Я — сбежавшая дочь государственного преступника. А у них служанок не бывает. Та девочка по закону обязана выдать меня властям, иначе её тоже строго накажут. А она помогла мне выбраться из города, проводила до Амабу, постригла. Мне достаточно этого. Если бы я и дальше её задерживала, она могла бы испугаться, пожалеть об этом и наделать глупостей. А так я сама отправила её к родителям.
— Она знала, куда вы направляетесь? — деловито осведомился землевладелец.
— Нет, конечно, Тоишо-сей, — усмехнулась девушка. — Об этом я ей не говорила.
— Вы поступили правильно, Ио-ли, — одобрительно хмыкнул собеседник.
— А позаботиться о себе я и сама могу, — слегка расслабилась приёмная дочь бывшего начальника уезда. — Мы же жили здесь с госпожой Амадо Сабуро, пока петсора не закончилась.
— Но почему вы не пошли к ней? — задал новый вопрос молодой человек. — Разве вам было бы не лучше в монастыре, чем в этом диком лесу?
— Но именно там меня бы и стали искать, Тоишо-сей, — объяснила ему простую истину Платина. — У единственной оставшейся на свободе родственницы. А я не хочу, чтобы у неё из-за меня были проблемы.
— Это благородно с вашей стороны Ио-ли, — вдруг совершенно серьёзно заявил барон.
Вспомнив приём, оказанный ей настоятельницей обители "Добродетельного послушания", и ощутив невольную горечь, девушка озабоченно спросила, пряча истинные чувства:
— Вы же видели госпожу Сабуро, Тоишо-сей? Как она себя чувствует?
— Мы с ней почти не разговаривали, Ио-ли, — извиняющимся тоном ответил Хваро, глядя куда-то мимо. — Но выглядит она очень усталой и грустной. Видно, очень переживает из-за случившегося.
— Она ещё настоятельница? — продолжила расспрашивать спутница.
— Да, — подтвердил землевладелец. — Но это ненадолго. До назначения нового губернатора. Может быть, вы хотите ей что-нибудь передать?
— Нет, — не задумываясь, отказалась беглая преступница и замялась, подбирая соответствующую аргументацию. — Ей лучше пока ничего обо мне не знать, тогда и лгать не придётся. Я-то знаю, как трудно госпоже Сабуро говорить неправду.
Прежде чем собеседник успел обдумать её слова, она поинтересовалась:
— Вам что-нибудь известно о судьбе моего приёмного отца и других членов семьи?
— Увы, Ио-ли, — смущаясь, повинился молодой человек, разведя руками. — Неудобно в этом признаваться, но меня в первую очередь интересовали только вы. Простите.
— Вам не за что просить прощения, Тоишо-сей, — покачала головой девушка. — Насколько я знаю, господин Бано Сабуро не входил в число ваших друзей.
— Да, это так, — отведя взгляд, нехотя согласился землевладелец.
— Но вы бы не могли выяснить, что с ними случилось? — попросила Платина. — Если это возможно.
— Конечно, Ио-ли, — охотно пообещал барон. — Как только буду в Букасо, постараюсь разузнать о судьбе ваших близких.
— Заранее благодарю вас, — остановившись, беглая преступница отвесила церемонный поклон и указала на скалу, окружённую невысоким, густым кустарником.
— Красиво, — с плохо скрытым разочарованием проговорил аристократ.
— Нет, нет, — рассмеялась спутница. — Присмотритесь внимательнее вон к той нише. Разве серый, с пятнами лишайника выступ не похож на склонившуюся над гнездом птицу? А та трещина с вьюном напоминает крыло.
— И в самом деле! — довольно рассмеялся собеседник. — У вас острый глаз, Ио-ли, и вы умеете замечать прекрасное.
Картинно сложив руки на груди, он стал читать:
Пытали однажды:
мол, что за нужда -
В нефритовых скалах
гнездо себе вью?
В ответ улыбнулся
и промолчал,
А сердце запело:
свободу люблю...
Стремнина
персиковых лепестков,
Летящих с обрыва
в ущелье теней.
Лишь здесь — небеса,
и земля — только здесь,
А не среди
людей!
Закончив, молодой человек ещё какое-то время отрешённо рассматривал скалу, то ли уже не видя её, то ли пытаясь разглядеть нечто, доступное ему одному.
Не считая себя недалёкой, ничего не понимающей в красоте тупицей, пришелица из иного мира тем не менее всегда удивлялась способности аборигенов подолгу любоваться понравившейся картиной, каллиграфически выполненной надписью или распустившимися цветами.
Вот и сейчас она терпеливо дождалась, когда спутник, словно очнувшись, вновь посмотрит на неё, чтобы спросить:
— Сколько стихотворений вы знаете, Тоишо-сей?
— Хотя я их никогда не считал, меня нельзя назвать истинным ценителем поэзии, — смущённо потупился землевладелец. — За свою жизнь я вряд ли выучил их больше двух сотен.
— Двести стихов?! — недоверчиво охнула девушка.
— Это совсем немного, — заверил её барон. — Настоящие знатоки знают гораздо больше.
Он тяжело вздохнул
— К сожалению, учёба занимала всё моё внимание, оставляя мало времени на стихи для души. Чтобы успешно сдать государственный экзамен, требовалось заучить наизусть "Трёхкнижие" Куно Манаро, и "Назидания о долге правителя и подданных", уметь пересказать "Пути добродетели для властей и народа" Божественного Мастера и "Собрание установлений" Бноро Ракуро. А чтобы лучше понимать глубину мысли великих мудрецов, приходилось читать многочисленные комментарии их учеников и последователей.
"Жесть!" — чувствуя себя совершенно необразованной, мысленно охнула бывшая учащаяся циркового колледжа, имевшая некоторое представление о размерах перечисленных опусов.
В своё время она с величайшим трудом вызубрила отрывок из "Войны и мира" про дуб у дороги, а аборигены учат наизусть по меньшей мере пару таких романов целиком!
— Хорошо, что теперь я могу больше времени посвящать стихам, — мягко улыбаясь, продолжал собеседник.
Ощутив к нему что-то вроде уважения, Платина попыталась избавиться от этого чувства, задав новый вопрос:
— Наверное, среди этих стихов есть и самые любимые? Или вы их все уже написали в своих письмах?
— Далеко не все, — рассмеялся аристократ. — Есть и ещё. Хотите послушать?
