И в то же время она столкнулась с другой проблемой.
И Брике, и Гальбе стало очевидно, что Регина выступает против их союза. Регина была настолько могущественна, что Гальба и его семья не осмеливались противостоять ей, а сама Брика пока воздерживалась от открытого восстания. Но Регина знала, что это не может длиться вечно. Точно так же, как амбиции Артория были чрезмерными, разочарование Брики по мере того, как шли годы, становилось все более непреодолимым.
Значит, в обеих сферах жизни Регины приближался кризис. У нее не было четкого представления о том, как она справится с этими двойными проблемами — пока нет. Но поездка в Лондиниум, несомненно, была бы полезной. Это позволило бы ей оценить серьезность амбиций Артория; и выиграло бы немного времени, забрав Брику на некоторое время подальше от Гальбы.
И, возможно, в величайшем городе Британии открылись бы другие возможности. Прежде чем отправиться в путь, без четкого намерения, она взяла трех матрон, свой самый сокровенный символ семьи, тщательно завернула их в самую мягкую ткань и положила в свой багаж.
* * *
Арторий проводил свой военный совет в приемной Кавлина. Это был большой, хорошо обставленный зал, но он был переполнен, поскольку в нем находилось не менее десяти мелких королей и их советников.
Регина быстро познакомилась с несколькими из этих амбициозных военачальников. Помимо Кавлина, значительными ей показались двое.
Одним из них был очень молодой человек, на вид ему едва исполнилось двадцать, который называл себя Амброзием Аврелианом. В своих сверкающих доспехах он был воплощением мускулов и решимости, и Регине казалось, что он последует за Арторием, куда бы тот ни попросил, и, возможно, после неизбежной смерти Артория возьмет в руки чалибс и сам выступит с этим могучим мечом против орд саксов.
Другим был худощавый, энергичный человек по имени Арванд. На самом деле он был чиновником Римской империи, префектом неспокойной, полуразрушенной провинции Галлия. Но его честолюбивым планом явно было править не от имени императора, а по своему собственному праву. Регина беспокоилась, что, поскольку он уже предал одного правителя в лице императора, у него, вероятно, не возникнет никаких угрызений совести, предавая другого.
Арторий, в своем рвении и страсти, казалось, понятия не имел, что среди его номинальных последователей могут назревать такие сложности, что эти люди были не похожи на верных солдат, с которыми он сражался бок о бок, а на людей со своими собственными целями и амбициями, даже со своими собственными мечтами: В слепоте Артория Регина чувствовала, что ясно видит, как формируется его судьба.
Они провели много времени, обсуждая тактическую ситуацию по всей стране. Информация была разрозненной, ситуация сложной. Хотя саксы были едины в своей враждебности к британцам и римскому наследию, они не были политически скоординированной силой, и их достижения были оппортунистическими и разрозненными. Тем временем реакция британцев была столь же фрагментарной.
— Но что несомненно, — мрачно сказал Арторий, — так это то, что к востоку от Лондиниума нет ни травинки, которая сейчас не была бы в руках саксов. А времени мало...
Он описал разрушение саксами города Каллева Атребатум. Они не просто вырезали или прогнали население, не просто разграбили и сожгли оставшиеся здания; саксы также сбросили блоки строительного камня в колодцы, так что место, где находился город, никогда не могло быть заселено вновь. Это было уничтожение, систематическое и преднамеренное.
— И такими действиями они уничтожают нашу волю, а также наши города, — сказал Арторий. — Нас все еще намного больше, чем саксонских поселенцев. Но в некоторых местах чувствуется, что саксы уже победили. В то время как старая элита бежит в Арморику, я видел, как фермеры отдавали свои земли саксам без боя. Но если они думают, что саксы примут их с распростертыми объятиями, они ошибаются. Ибо саксы не хотят нас, мы же британцы! О, нет. Саксы просто хотят заполучить нашу страну. И если мы не выступим против них сейчас — это может занять у них десятилетия, но в конце концов они убьют нас или вытеснят, шаг за шагом, пока мы не будем изгнаны с земли, которая когда-то была нашей, в единственное убежище в суровых землях на западе и севере. И хуже всего то, что никто даже не поймет, что это происходит...
Теперь вступил Арванд, его голос с сильным акцентом был густым, как масло: — Возможно, нам следует дождаться ответа на нашу просьбу к магистру милитум.
Регина видела копию этого письма римскому военачальнику в Галлии. — Трижды консулу, стенания британцев... Варвары гонят нас к морю, а море гонит нас обратно к варварам. Между этими двумя видами смерти нас либо убивают, либо топят... — Это вселило в нее надежду, что такое послание было отправлено римским властям, даже если оно было изложено в таких нелепых выражениях.
— Если бы магистр собирался ответить, — сказал Кавлин, — он бы уже это сделал. Помощи из Рима не будет. Кроме того, они слишком заняты борьбой с гуннами.
— Тогда мы должны попробовать еще раз, — сказала Регина.
Все головы повернулись. Она была здесь единственной женщиной, не считая слуг.
Она сказала: — Мы не победим варваров, действуя как варвары. Мы должны гарантировать, что сохраним наш союз с цивилизованным миром. Это единственный способ вернуть все в нормальное русло.
Кавлин рассмеялся. — Нормально! Женщина, что такое нормально? Прошло поколение после Констанция. Сейчас по всей Британии есть дети — взрослые — которые никогда не слышали ни слова по-латыни...
— Империя просуществовала тысячу лет, — спокойно сказала она. — Мы можем ждать ответа магистра тысячу дней.
Арторий сердито покачал головой. — Я не буду ползти ни к какому магистру, ни в Галлии, ни в Риме, ни где-либо еще. Это наш остров. Мы будем защищать его и построим заново — не по-римски, не по-саксонски, а по-нашему.
Воцарилось молчание; никто из них, казалось, не знал, что ответить.
Арторий встал. — Мы прервемся. На еду, умывание, сон — благодаря твоей доброте, Кавлин. — Толстый посредник кивнул головой. — Мы поговорим позже.
После того, как собрание закончилось, Арторий подошел к Регине и отвел ее в тихий уголок двора с колоннадой, подальше от остальных. — Почему ты предаешь меня? — потребовал он резким шепотом. — Я нашел тебя в твоих жалких поисках на склоне холма и сделал тебя тем, кто ты есть. Я привел тебя в этот совет. Почему ты не поддержишь меня перед остальными?
— Потому что я с тобой не согласна, — сказала она. — Приключение, которое ты планируешь в Галлии. Твое стремление к пурпуру...
Его глаза сузились. — Ты беспокоишься, что я совершу ошибку Констанция и лишу остров его силы?
Она попыталась объяснить, что она чувствовала. — Да, это так. Но это еще не все. Я думаю, тебя соблазняют. Твоя война против саксов оправдана, потому что ясно, что, будь у них такая возможность, они убили бы каждого из нас и наполнили наш остров своими собственными орущими светловолосыми отродьями.
— Но сейчас ты говоришь о борьбе ради нее самой. Я думаю, для тебя война — это приключение, отличная игра. Но это не игра в "солдатиков", Арторий. Жетоны, которые ты тратишь, — это не камни или стеклянные бусы. Они мужчины — человеческие существа, у каждого из которых есть душа, осознание, такое же яркое и живучее, как у тебя или у меня.
Он непонимающе посмотрел на нее. — Регина...
— Твои солдаты верят, что в прошлом были лучшие люди, — сказала она, — которые построили великие руины, на которые они глазеют. Интересно, станут ли люди лучше в будущем. Возможно, наши далекие внуки поймут святость жизни, и для них использовать жизни других людей, как будто они имеют не большее значение, чем кусочки камня, будет так же немыслимо, как для меня вырвать собственное сердце.
— Но до этого счастливого дня мы, ущербные смертные, должны ладить друг с другом как можно лучше, — сухо сказал Арторий. — Как, по-твоему, была построена сама империя, если не с помощью войны? Как, по-твоему, ее мир сохранялся так долго, если не с помощью бесконечной войны? — Он ухмыльнулся. — И — Регина, если это игра, то это чудесная игра. Мир — арена для амбициозных, и приз за победу — это не мелкая услуга от толпы на стадионе. Для чего еще нужна жизнь?
— Когда-то ты ценил силу моего характера, — сказала она. — Мое неповиновение.
— Но теперь ты начинаешь раздражать меня, моя Морриган. — Он подошел к ней ближе, его лицо стало ровным. — Не сопротивляйся мне завтра.
Когда он ушел, она некоторое время постояла в прохладной тени колоннады, обдумывая свои проблемы. Арторий твердо решил идти по этому пути, который должен был привести его к катастрофе. А потом появилась Брика со своим луноликим мальчиком-варваром.
Обе ее проблемы имели единственное решение.
Пришло время, сказала она себе. Она не должна возвращаться в дюнон. Возможно, она предвидела это решение, потому что, в конце концов, упаковала матрон, сердце своего дома. Решение принято, осталось только придумать, как достичь своей новой цели.
И все же, стоя здесь, она внезапно почувствовала себя старой, слабой и уставшей. Должна ли она это сделать? Должна ли она снова порвать со своими корнями, построить еще одну жизнь? И придется ли ей бороться даже с собственной дочерью, чтобы сделать это? Но она знала, что выбора больше нет.
Так случилось, что перед следующим советом представилась возможность получить то, что она хотела.
* * *
Кавлин разыскал ее в ее маленькой комнате. Стоя в дверном проеме, он, казалось, заполнил собой все помещение.
— Я видел напряженность между тобой и риотамусом, — спокойно сказал он. — Если я могу помочь...
Она смотрела на него, прикидывая, гадая, какие мотивы привели его сюда. — Возможно, ты сможешь. Мне нужен проезд.
— Проезд? Куда?
Она перевела дыхание. — Рим.
— Почему ты хочешь поехать в Рим?
— Чтобы найти мою мать.
Он пристально посмотрел на нее, его глаза были невидимы за слоями жира. — Ты боишься Артория. Ты думаешь, что он ведет нас всех к катастрофе. Конкретно тебя.
— Мои отношения с Арторием тебя не касаются. Ты можешь устроить мне проезд?
Он многозначительно пожал плечами. — Я посредник. Могу предоставить все, что угодно, за определенную цену. — Он задумался.
— Пойдем со мной.
Он вышел с ней из дома и повел вдоль стены по реке, направляясь на запад, к мосту.
Через некоторое время они подошли к докам. В тени моста был построен массивный ряд деревянных причалов и набережных. За причалами тянулся ряд складов, а за ними, как указал ей Кавлин, находился район мастерских. У причалов стояло несколько лодок. Большинство из них были маленькими, но одна была побольше, с ярко-зелеными парусами, свернутыми на мачтах.
— Здесь находится сердце Лондиниума. Товары из сердца империи поступают на эти причалы и склады, а наши товары вывозятся туда. В мастерских работают ремесленники — корабелы, плотники, мастера по металлу, кожевники — для обслуживания кораблей и обработки торговых товаров. Когда-то британская пшеница кормила половину Западной империи, а наш металл снабжал могучие армии, удерживавшие Галлию. Сейчас, конечно, порт сильно пришел в упадок. Но прибыль все равно есть, — сказал он, самодовольно похлопывая себя по животу.
— Зачем ты привел меня сюда, Кавлин?
Он наклонился ближе, так что она почувствовала его дыхание на своем ухе; от него пахло мочой. — Чтобы ты увидела этот корабль с зелеными парусами. Он принадлежит империи. Он направляется к побережью Испании, а оттуда по моему кредитному векселю вы сможете добраться до самого Рима. Как только вы окажетесь за пределами британских вод, вдали от нападающих германцев, плавание будет безопасным.
— Сколько?
— Больше, чем ты можешь заплатить, — сказал он беспечно, как будто это была шутка. — Я знаю, что ты приближенная Артория, у тебя нет собственного богатства. У тебя нет ничего, что я мог бы пожелать — твои жалкие побрякушки не имеют большой ценности...
— Тогда почему мы разговариваем?
— У меня действительно есть другие... э-э... потребности. Назовем это аппетитом, пожалуй. — Он поднес руку к ее груди. Он ущипнул ее сквозь слои одежды, сильно; его руки казались сильными, несмотря на их пухлость.
Она закрыла глаза. — Так вот оно что. Ты мне противен.
— Это меня едва ли трогает, — сказал он.
— Откуда мне знать, что ты не предашь меня? Возьмешь, что хочешь, и...
— ...и оставить тебя здесь в затруднительном положении? Потому что я бы тоже оказался в затруднительном положении. И ты, без сомнения, отправилась бы к Арторию, который, без сомнения, приказал бы меня убить. — Он подмигнул ей. — Конечно, ты могла бы сделать это сейчас. О, видишь, ты уже одержала верх в наших переговорах. Я плохой делец!
Она кивнула. — Что теперь?
Он смотрел на нее с такой напряженностью, какой она не испытывала со времен Аматора. — Возможно, ты могла бы немного одолжить мне взамен. — Он начал задирать тунику.
И вот там, в тени речной стены, она опустилась перед ним на колени. От его промежности несло застоявшейся мочой. Возбудившись, он начал толкаться, угрожая задушить ее.
— Но я хочу не тебя, — сказал он, задыхаясь. — Не такую жирную старую свинью, как ты. Твою дочь. Такова сделка, госпожа Регина. Пришли мне Брику. В противном случае я рискну навлечь на себя гнев самого Артория... — Он схватил ее за голову и прижал ее лицо к своей промежности. — Ааа.
* * *
Арторий предстал перед своим советом. Он был обнажен, если не считать железного обруча на шее, изготовленного для него Мирддином. Он побрил свое тело, а волосы на его голове были утолщены известковым раствором, так что они торчали огромными шипами. Он верил, что именно так его предки встретили Юлия Цезаря, и именно так он бросит вызов последнему носителю пурпура.
Его совет уставился на него, застыв в шоке. В каменном выражении лиц таких людей, как Кавлин, Регина увидела скрытое веселье, даже презрение. Только юный Амброзий Аврелиан смотрел на эту дикую античную фигуру с чем-то похожим на благоговейный трепет.
"Ты дурак, Арторий", — подумала она.
Арторий сказал: — Много веков назад — так говорят барды — огромное войско тех, кого римляне называют варварами, кельтами, вторглось в Европу и сожгло дотла сам Рим. Среди них были британцы — так говорят. То, что можно сделать однажды, будет сделано снова...
Он призывал к великому восстанию кельтов — ибо их культура была сметена, утверждал он, сначала цезарями, а теперь христианскими папами. Это была бы кампания по освобождению Британии и Европы раз и навсегда от ига Рима. И он сделал бы это, забрав Рим себе.
— Некоторые обвиняют меня в стремлении к пурпуру, — сказал теперь Арторий. — Мантии императора. Но я ищу мантию не цезарей, а Брута, Лира и Цимбелина, предков Британии. И боги, которые защитят меня, — это не Христос и его отец, а старшие боги, истинные боги, Луд, Ковентина, Сулис и три матери...
Кавлин придвинулся поближе к Регине. Даже сейчас чувствовался слабый запах мочи.
