Самоходка СУ-1 только-только пошла в войска. Пока — с полковой 76-мм пушкой образца 1927 года. Но буквально со дня на день обещают поставку опытных экземпляров пушки ПС-3 конструктора Сячинтова — она должна обеспечить более высокую начальную скорость снаряда и укороченный откат, что сделает машину более устойчивой при стрельбе и более удобной работу расчета в боевой рубке самоходки.

Эх, в голове так и крутятся слова "торсионная подвеска", "планетарная трансмиссия", "танковый дизель"... Увы, эти технические чудеса для нашей промышленности пока — настоящая фантастика. Хотя готовиться к тому, чтобы эти чудеса стали былью, надо уже сейчас.

Обрадовало, что, наконец, в Нижнем Новгороде освоили производство полноприводного грузовика повышенной проходимости грузоподъемностью три тонны — он должен стать основной "рабочей лошадкой" механизированных дивизий. В Ярославле же до сих пор не ладится с выпуском пятитонки повышенной проходимости — фактически идет мелкосерийное производство с огромным процентом брака, главным образом, по двигателю, а вот трансмиссию худо-бедно все же освоили. Хотя на базе этой машины уже изготовлены опытные образцы бронированного транспортера пехоты с пулеметным вооружением (пока поставили Максима-Токарева с воздушным охлаждением), боюсь, массового поступления этой штуки в войска придется ждать еще долго. Ладно, хоть противопульную броню для него научились катать без проблем...

14 ноября отправляюсь в Подлипки, на завод Љ8 Всесоюзного орудийно-артиллерийского объединения. Валил мокрый снег, и потому ехать машиной поостерегся — как бы не застрять на наших-то дорогах. Поэтому прибыл на станцию Подлипки пригородным поездом, а там, по предварительной договоренности, за мной прислали заводской автобус — новенький, сделанный на базе нижегородской полуторки. Комфортом он не блистал, но хотя бы уберегал от холодного сырого ветра со снегом, пока мы добирались до завода в поселке Калининский (который уже Подлипками не именовался).

На заводе у меня состоялся разговор с главным инженером Владимиром Михайловичем Берингом, закончившим в свое время Михайловское артиллерийское училище в Петрограде, а затем и Артиллерийскую академию РККА, и к настоящему времени считавшимся уже довольно опытным конструктором, — под его руководством были разработаны и выпускались на заводе 37-мм противотанковая пушка (на основе немецкого образца) и 76-мм зенитное орудие (также на основе немецкой 7,5 см зенитки фирмы "Рейнметалл").

— Какова степень готовности конструкторской документации по проекту 37-мм автоматической зенитной пушки? — сразу беру быка за рога.

— Фактически она уже закончена, — отвечает худощавый, со слегка впалыми щеками, щеголеватый инженер в военной гимнастерке без знаков различия в петлицах. — Сейчас проводим сверку чертежей, и начинаем разработку технологической документации.

— Хорошо, — немного расслабляюсь я, — а когда приступите к изготовлению опытного образца?

— Так мы уже приступили, — удивил меня Владимир Михайлович.

И как успехи? — что же у них получается, интересно знать...

Но тут Беринг слегка замялся, и в разговор вмешался присутствующий здесь же директор завода Илларион Аветович Мирзаханов, выпускник Петербургского Политехнического института:

— Какие там успехи! — махнул он рукой. — Сделали один образец, так сразу стала заедать автоматика.

— Из-за чего? — не могу не спросить об этом.

— Обычное дело — допуски наши рабочие не выдержали. Ладно, поставили на это дело самых опытных мастеров, вручную подогнали детали — заработала, однако. Но тут пружина подвела — лопнула, зараза! Пока заменили, пока то да се...

— И чем дело кончилось? — не отстаю от него.

Тут снова в разговор вступает главный инженер. Говорит он четко и суховато, но сквозь эту манеру прорывается затаенная горечь:

— После исправления всех недоработок приступили к наработке на отказ. Живучесть ствола, который нам поставили из Нового Сормова, оказалась недопустимо низкой. Поверхность канала ствола изнашивается катастрофически быстро. После заклинивания снаряда в стволе и прорыва пороховых газов через затворную группу пришлось остановить испытания.

На некоторое время мы все замолкаем, затем Беринг добавляет:

— Впрочем, живучесть механизмов, изготовленных на нашем заводе, тоже не слишком высока. Цилиндр противооткатного устройства потек, пришлось менять.

Что же, недостатки знакомые, хорошо известные всей нашей молодой промышленности. Высокоточного оборудования не хватает, квалифицированных рабочих не хватает, технологическая дисциплина хромает... Но и лекарства тоже имеются. Вот их мы и обсуждали: добиться введения сквозного контроля по всей технологической цепочке, в соответствии с утвержденными всесоюзными стандартами, установить личную и бригадную материальную ответственность за качество работы — включая снятие оплаты за брак и премирование за качественную и ритмичную работу. Расписав с руководством план мероприятий, сроки и ответственных за исполнение, собираюсь обратно в Москву.

— В ваши конструкторские дела лезть не собираюсь — ни разу не артиллерист, так что без меня лучше справитесь. Но за правильную организацию работы и технологическую дисциплину буду драть три шкуры! — напутствую Мирзаханова и Беринга на прощание. — Сам проверю, как все будет налажено!

Моя дорога дальше лежит в Нижний, на завод Новое Сормово, он же Љ92. Поезд мчит меня к берегам Волги, где я бывал не раз, но вот конкретно на этом заводе — не довелось.

Завод с самого первого знакомства производит удручающее впечатление. Новые корпуса — и совершенно неблагоустроенная территория между ними. Снег покрывает полуразбитые ящики с каким-то оборудованием, сваленные прямо на улице. Впрочем, а что я ожидал здесь увидеть после справки, полученной от Высочанского — проверка артиллерийских стволов, выпускаемых на заводе, дала 48% явного брака. А ведь завод первоначально создавался как раз для специализированного производства этих стволов! Уже потом, в 1931-32 годах, его стали расширять и дооснащать для полного цикла производства артиллерийский орудий.

17.5

Да, по сравнению с тем, что мне удалось понять за короткое время о постановке производства на заводе Новое Сормово, завод имени Калинина выглядел светочем технологической дисциплины. Пусть завод Љ8 и не справился с производством модернизированной зенитной пушки Виккерса по проекту завода "Большевик", а его безуспешные потуги справиться с копированием немецких 20-мм и 37-мм зенитных автоматов были мною вовремя остановлены, в пользу разработки новой конструкции 37-мм зенитки, пусть. Но ведь при всех огрехах все же смог освоить производство 37-мм противотанковой пушки и 76-мм зенитки по немецким образцам? Видно было, что там стараются наладить правильный технологический процесс и строгую производственную дисциплину. Директор, Илларион Аветович Мирзаханов, весьма энергично действовал именно в этом направлении. И у меня, в общем, были основания надеяться, что их новая разработка на основе полученной через ОГПУ (по моей инициативе) документации на 40-мм автоматическую пушку Бофорс, все же будет освоена в производстве.

Будет, будет. Если завод Љ92 даст нужное количество и, главное, качество стволов. Но тут творился форменный ужас: Цеха недостроены, крыши безбожно протекают, на полу не то что лужи, а водосборные ямы, а посреди цеха прорыта водоотводная канава. Значительная часть оборудования не установлена и хранится в недопустимых условиях — разбросана по территории в разбитой упаковке или вообще без таковой. Учет наличного и установленного оборудования вообще не ведется! То, что уже введено в эксплуатацию, частично разукомплектовано (инструмент и приспособления разбазарены, что мешает вести наладку станков и не дает использовать все их возможности). Инструментальное хозяйство завода как таковое разрушено — что и для чего имеется, за кем закреплено, как используется, определить было решительно невозможно. Чертежи и допуски вообще отсутствуют.

Технология производства попросту варварская. Отдела главного технолога на заводе обнаружить не удалось. И почему я этому уже не удивлен? Механическая обработка деталей ведется с чудовищными припусками, из гигантских заготовок с соответствующим отходом металла. Цикл обработки деталей недопустимо растягивается, а расход инструмента превышает нормы в несколько раз. Детали доводят до кондиции методом ручной подгонки. Это не дает возможности обеспечить нормальное серийное производство. В области норм и расценок царит полный произвол — фактически нормы и премирование за работу подгоняются под личные предпочтения нормировщиков и начальников цехов. При огромном перерасходе средств на премии завод регулярно задерживает выплату заработной платы. Процветают сверхурочные работы, когда обычные безделье и расхлябанность вдруг сменяются штурмовщиной.

В таких условиях о нормальной работе речи быть не могло. Дисциплина была расшатана до предела, да при таких предпосылках трудно было ожидать иного. Никакой заинтересованности рабочих в добросовестном труде не наблюдалось.

Фактически организацию производства здесь надо было начинать с самого начала, с азов.

После первого дня работы на заводе я звоню из Нижегородского обкома партии прямо Г.К. Орджоникидзе:

Георгий Константинович, на заводе Љ92 положение аховое. Без укрепления руководства дело с мертвой точки не сдвинуть. Директор с заводом не справляется. Да тут все кадры надо подтягивать! Мое мнение такое: прислать на завод бригаду НК РКИ и группу специалистов. Нужно наладить нормальное управление заводом, технологический процесс поставить в соответствии со стандартами, навести порядок в учете, в снабжении, в нормах и расценках. Да во всем тут надо порядок наводить! Начиная от железнодорожных путей, которые в аварийном состоянии, и до протекающих крыш в цехах! — изъясняюсь на повышенных тонах и с эмоциональностью, обычно мне несвойственной.

На следующий день к вечеру получаю телеграмму председателя ВСНХ:

"Директором завода 92 назначаю замдиректора Мотовилихинского завода Радкевич выезжает немедленно

Орджоникидзе"

Что же, теперь разбираться с проблемами теперь будет новый директор. Мне же застревать на заводе и самому разгребать последствия того хаоса, с которым я столкнулся, нет никакой возможности. Пора в Ковров, затем в Москву — и назад, в Женеву. Разумеется, в Москве придется озаботиться организацией мощного десанта в Новое Сормово...

Ковровский Инструментальный завод Љ2 имени К.О.Киркижа на фоне моих предыдущих визитов порадовал. Там как раз запустили в серию крупнокалиберный пулемет ДК (который известен больше по своей будущей модификации — ДШК). Это, конечно, несколько задерживало работы по проектированию 20-мм автоматической зенитной пушки, немецкие образцы которой и техническую документацию перебросили сюда с завода Љ8, а образцы фирмы Эрликон предоставило с моей подачи ОГПУ.

Тем не менее, и здесь разработка конструкции была закончена, и первые опытные образцы, вполне ожидаемо не желавшие нормально работать, изготовлены. Надеюсь, Дегтярев со Шпагиным доведут эту автоматическую пушку до ума.

Беспокоило меня другое. В газетах между строк уже проскальзывала тревога в связи с низким темпом хлебозаготовок. Неурожай, как я и опасался, накрыл страну. Засуха поразила часть Украины, Поволжье, Северный Кавказ... Что же будет? Неужели и теперь жертвами голода станет множество наших граждан? Правда, я знал, что экспорт хлеба уже остановлен, что резервы на этот раз больше, чем в известной мне истории, да и надежда на то, что масштабы неурожая хоть немножко удалось сократить, не оставляла меня.

С этими тревожными мыслями я и вернулся в Москву.

Глава 18. Ежовщины не будет!

18.1.

Небольшой отдушиной для меня в потоке срочных и неотложных дел, которые сильно давили на нервы — особенно необходимость разгребать крайне запущенные проблемы завода в Новом Сормово — стали встречи с Лазарем Шацкиным и Сергеем Сырцовым.

Свидание с Шацкиным придало мне немного оптимизма, хотя сам Лазарь был очень далек от благодушного настроения.

— Все так хорошо начиналось! — в сердцах воскликнул он почти сразу после первого обмена приветствиями. Ну, положим, начиналось все далеко не так хорошо, как он склонен представлять сейчас. Тяжело начиналось, со скрипом. Но и нынешние вести, прямо сказать, не радуют.

— Рассыпается все, — роняет тяжелые слова комсомольский вожак. — Администрация душит все наши инициативы. Общественный буксир продвинуть не удается, а где и получалось что, — и там задавили. Аргументы известные — у нас единоначалие, и нечего совать свой нос в дела администрации. А уж в дела других заводов — и подавно! Немного лучше дело обстоит с перекличкой цехов и заводов, но это только на первый взгляд, — добавляет он.

— От чего же так? — интересуюсь.

— Да от того, что директора этот почин в парадную шумиху превращают, по принципу "кукушка хвалит петуха...". Дескать, глядите, как наши коллективы великолепно со смежниками взаимодействуют, и какая у нас взаимовыручка и товарищеская помощь друг другу для выполнения решений партии и правительства. Где уж тут заниматься разрешением действительно больных вопросов! И таким же макаром угробили встречное планирование, он в сердцах махнул рукой, уставившись глазами в пол. — Свели все к взятию повышенных сверхплановых обязательств. А от реальной проработки коллективами планов на уровне бригады, цеха и завода дружно отмахиваются. Хуже того, во многих случаях им парткомы подпевают, а профсоюзные комитеты так полностью беззубыми стали! — на этом восклицании Шацкин оборвал свою речь и, наконец, оторвав взгляд от паркета, поднял глаза на меня.

— А что же с хозрасчетными бригадами? — спрашиваю его.

Тут Лазарь чуть оживился:

— Тут дела тоже паршивые, но не настолько. Там, где бригады на заводах прочно укоренились, где бригадный подряд уже, что называется, вошел в привычку, там держимся. Все зачинатели этого дела от него не отступились. А где было по одной-две бригады "для галочки", там от нашего хозрасчета рожки да ножки остались. Но даже там, где хозрасчетные бригады прочно укоренились, работать сложно. Когда госзадания все время пересматривают, когда сплошная чехарда с госзакупками, администрация не может гарантировать бригадам соблюдение условий договора подряда, он прямо-таки вперил в меня свой пристальный взгляд, и спросил:

— Вот ты, Виктор, к экономической политике вроде бы поближе, так объясни, отчего такая неразбериха прет с самого верха?

— А то ты сам не понимаешь! — качаю головой. — Все хотят продемонстрировать успехи в деле социалистической реконструкции хозяйства и в переводе экономики на современные индустриальные рельсы. Все! От Политбюро до последнего цехового мастера. А понимание этих успехов, также на всех уровнях, у большинства донельзя простое — произведем всего как можно больше, выполним и перевыполним... Вот и рвутся все, в меру своего разумения и полномочий, перевыполнять. Планы и программы перекраиваются и пересматриваются в сторону увеличения, берутся повышенные обязательства. А потом оказывается, что на все это средств и ресурсов никак не хватает. Тогда начинаем программы сокращать, планы урезать. Отсюда и неразбериха.