Средневековая история 5. Граф и его графиня

— Примочку на губы, засос закрыть воротником и списать все на бессонную ночь в слезах, — ровным тоном посоветовала Алисия. — Так кто это был?

— Ричард, — призналась Лиля.

Теперь настала очередь ругаться для 'гадюки'.

— С ума сошли!

Лиля покачала головой.

— Нет. Это просто так получилось. Ему нужно было забыться, мне нужно было забыться...

— то есть это разово — и больше не повторится?

Лиля пожала плечами.

— сейчас у меня нет сил об этом думать.

— Тогда приводи себя в порядок. Примочку я принесу. Одежда в спальне

Лиля кивнула и отправилась в указанном направлении. Миранда еще спала — и то слава Богу. Одежда.

Траурно-зеленое платье с таким же кружевом. Ни единой белой ниточки.

Зеленый кружевной платок укрывает волосы. Высокий воротник надежно закрывает засос. Поблескивают графские изумруды... прости меня, Джерисон. Я с самого начала просто пользовалась, ничего не давая взамен. Или — не прощай. Чего уж там — виноваты оба. По твоей вине ушла Лилиан Брокленд. Кстати — тоже от яда. По моей вине ушел ты. Жестокое равновесие жизни. И круги замыкаются. Просто какие-то раньше, а какие-то позже...

И Лиля вышла из комнаты.

Алисия уже ждала ее.

— Миранда?

— За ней приедет твой отец. Он сбирается забрать ее к себе на это время.

— На какое?

— До заката. На похоронах она быть должна. А вот соболезнования...

— Да, для нее это будет тяжело. А я справлюсь.

— Я тоже там буду.

— спасибо. Откуда платье?

— Твоих вирман попросила.

— спасибо.

Алисия молча протянула примочку.

— Нам надо будет поговорить через пару дней. Но — после похорон.

Лиля опустила глаза.

— обещаю.

— Не вини себя.

— что?!

— я тебя знаю. Сейчас будешь переживать, что не спасла, не помогла... не надо. Джес сам выбирал свою дорогу.

— я не смогла разобраться с ядом...

— а ты и не Альдонай. Не бери на себя больше возможного.

Лиля отняла примочку от губ и посмотрела на Алисию.

— Куда мне надо идти?

— В те покои, где он умер. Тело там. Будете молиться вместе с альдоном.

— Альдоном?

— Альдон Роман приехал. Сказал, что сочувствует тебе в твоем горе. И проведет службу сам.

Лиля кивнула и вышла за дверь. Алисия выкинула примочку за окно и последовала за ней.

Осуждала ли она невестку?

И да — и нет. С одной стороны — у Лили умер муж. Умер на ее руках. С другой... муж — объелся груш. И иначе не скажешь.

Любовь? Привязанность? Уважение?

У них даже об этом речь не шла. Джес жену и в грош не ставил. И Лилиан ему за это благодарна не была. Их связывали Миранда и фамилия. И — все. Так стоит ли упрекать?

Алисия поправила прядь волос и отправилась вслед за невесткой. Молиться и плакать.

* * *

Похороны были на закате, как и принято в Ативерне. Когда бы ни умер человек — следующий день он проводит в своем доме, давая людям время попрощаться, а на закате его опускают в могилу или в склеп. Исключения бывают — как с Ивельенами. Когда тела изуродованы, их хоронят практически сразу. Или с преступниками. А так — обычно на закате...

По обычаю, Джеса надо было бы отвезти в его дом, чтобы там все прощались с ними. Но Эдоард распорядился оставить его во дворце. Ему хотелось попрощаться с сыном... и придворные шли.

Перед комнатой, где вчера умер ее супруг, Лиля на миг задержалась, поежилась, но потом решительно толкнула дверь.

У тела молился патер (да-да, с недавнего времени патер) Воплер. Там же находился и альдон Роман. Лиля прошла в комнату, привычно встала на колени — и день потянулся.

Тоскливый, унылый, мрачный...

Приходили люди, выражали соболезнования, женщины откровенно плакали, мужчины целовали ей руку и все это безумно раздражало.

Неискренние соболезнования, взгляды, перешептывания, 'как она страдает', 'что удивительного', 'беременна или нет?'.

Потом все подходили к Алисии, где повторялось то же самое.

Появился Ричард. Бледный и такой же красноглазый. Сказал Лилиан о своей печали и принес соболезнования.

Лиля посмотрела — и подумала, что неприятного разговора не избежать. Ну и пусть. Одним больше, одним меньше. Не в разговоре дело. Просто... противно.

Она все смотрела на лицо супруга.

Тихое и умиротворенное в смерти. В жизни он никогда таким не был.

Могли мы быть счастливы?

Нет. Я не стану другой, ты не станешь другим. И все же — прости меня за то, в чем я не виновата. Я просто старалась выжить. Если бы я получила помощь, поддержку, если бы мне подставили плечо, если бы...

Если бы я тогда умерла?

Было бы кому-то лучше?

Лиля откровенно не знала ответа. Да и кто его может знать? Альдонай? Увы, он ни с кем не поделится сведениями...

А потом вечер. И алые лучи заката. И склеп. Не родовой, нет. Джайс Иртон был первым его жителем, Джес — вторым.

Лиля стояла молча, Алисия была рядом и чуть за спиной, как бы поддерживая невестку, Август поддерживал Алисию, Миранда плакала, патер молился, придворные изображали массовку, Рик страдал...

Эдоарда не было. Не было и Тахира.

Его величество слег в постель и лекарь вынужден был постоянно находиться при нем.

Из вовсе уж посторонних были Лидия с братьями. Принцесса опять преобразилась. Да, Лиля смогла сделать из нее красотку. Но сейчас это была та же серая мышка. То есть зеленая. Цвет траура, цвет печали.

Родовой цвет Иртонов.

Принцесса поцеловала Лилиан в щеку, выразила свое глубочайшее соболезнование, внимательно вгляделась в лицо вдовы. Но прочитать что-то не стоило и пытаться. Лилиан была как окаменелость. Гипсовая маска, а человека-то и нету.

Она не ела весь день, выпила несколько стаканов воды — и только.

Когда все закончилось, Лиля сначала и не поняла. Ей было уже почти физически плохо. Кто-то подхватил ее под локоть — и женщина увидела Александра Фалиона.

— Лилиан...

Сначала она даже не поняла, кто это. Потом чуть кивнула.

— Простите, я не смог приехать раньше.

— Ничего страшного.

— Мне очень жаль...

— мне тоже.

— Вы в этом не виноваты.

В этом — нет. В другом. Но о происшедшем никто и никогда не узнает.

— Человека нет, Александр. Его просто нет.

Фалион кивнул.

— Если вам понадобится помощь — вы можете просто сказать мне.

Лиля чуть сжала его руку — и поразилась. Какой же он горячий. Или это она заледенела?

— Александр, я вам очень благодарна.

Фалион понял все правильно. Прошелся со всеми до дома, помог провожать гостей и тихо уехал сам.

В гостиной Иртона остались всего пять человек. Лиля, Алисия, Август, Миранда и Рик. Да и то, Алисия и Август переглянулись — и дружно ретировались. Лиля посмотрела на ребенка.

— Ваше высочество, вы не соблаговолите подождать, пока я уложу дочь?

Может, Ричард и хотел что-то сказать, а может, и нет. Но девочка выглядела, как маленькое печальное приведение — и он смолчал. И честно ждал в гостиной, пока вниз не спустилась Лилиан Иртон.

Невольно вздохнул.

Она была хороша даже сейчас. Отстраненная, в темно-зеленом глухом платье, спокойная и сдержанная. Даже если волнуется. А ведь наверняка волнуется, не железная же она...

Рик не стал ходить вокруг да около.

— Смерть Джерисона — трагедия для меня и для государства.

— Да, ваше высочество.

— Вы можете поговорить со мной сейчас?

— Если вам будет так угодно.

Ричард чуть прокашлялся. Да, никогда он еще так не попадал. Обычно женщины бегали за ним, хватали, старались удержать, просили, умоляли, рыдали и страдали.

Не в этот раз. Графиня ждала, что он скажет. И ему не хотелось оскорблять женщину. Просто — не хотелось.

— Лилиан, я должен поговорить с вами о прошлой ночи...

Зеленые глаза сверкнули.

— а стоит ли о ней говорить?

Ричард даже слегка опешил. Любая женщина, оказавшаяся в такой ситуации, постаралась бы вцепиться в него и руками и ногами. Эта же...

Она ничего не хотела. Не ждала. И не требовала. Она просто была. Мало это или много?

— Стоит, — вздохнул Рик. — Иначе это на всю жизнь останется между нами.

— и будет ее сильно портить, так? — Лиля смотрела прямо в глаза принца. — Ваше высочество, не бойтесь меня обидеть, хорошо? Я понимаю, мы, женщины, тонкие натуры... но мне сейчас и так плохо.

— Мне тоже плохо, — рубанул Рик. — Прошлой ночью... я вообще не соображал, что делаю.

— Я тоже, — Лиля вздохнула. — Слишком много всего наложилось. Смерть мужа, вино, да и последний год выдался тяжелым... я себя не контролировала.

— Я тоже.

Мужчина и женщина смотрели друг на друга уже чуть спокойнее. Рик престал ждать слез, сопель и шантажа. Лиля облегченно выдохнула, понимая, что эпизод не будет иметь продолжения.

— Это было... крайне некрасиво.

Рик фыркнул. Кажется, у графини талант к преуменьшениям? Некрасиво? Еще бы на трупе устроились. Никогда бы он себе такого не позволил. Но — сорвало. Да и... если бы Лилиан была любимой женой. Обожаемой, подругой жизни, настоящей половинкой Джеса. Так нет ведь. Розовой коровой Джес ее не называл только последний месяц. И то потому, что Эдоард запретил. Они даже друзьями стать не успели.

— Согласен. Думаю, такое больше не повторится.

Лиля чуть кивнула, проглотив привычную просьбу не зарекаться. Сейчас присказку явно воспримут неадекватно. Видно же — мужчина мучается. Ей было неприятно, да. И даже очень. Но...

В свое оправдание Лиля могла сказать только одно. Вино, усталость, гормоны... сочетание страшноватое. Вот и снесло крышу. И потянуло к первому, кто оказался рядом. Лишь бы живой и настоящий. А так... увольте.

— Да. Мне, наверное, надо уехать? В Иртон, пока траур не пройдет?

Рик покачал головой.

— Нет, графиня. Достаточно, если вы просто перестанете бывать при дворе. На официальных мероприятиях.

— Но...

— А как же ваши проекты?

Лиля вздохнула. Действительно, если она сейчас уедет — многое заглохнет без нее. Да и ее люди здесь не останутся. Не все, но многие последуют за ней.

— Ричард... я останусь и доведу все до ума. Но потом — вы позволите мне уехать в Иртон?

— Вас так туда тянет, графиня?

— Мне было там спокойно.

— Несмотря на все покушения на вашу жизнь?

А что еще могла сказать Лиля. Что еще?

Если бы меня сюда не понесло, люди были бы живы. А я?

Не знаю. Могла бы и выжить. Но мне хотелось не просто выжить, но и жить хорошо. А потом я заигралась. Я забыла, что тут платят кровью. И чем еще предстоит заплатить мне?

— Мы подумаем об этом — через пару лет. Хорошо?

— Хорошо.

— и называйте меня Ричард.

Мужчина и женщина смотрели друг на друга. Не было между ними ни особой любви, ни привязанности, ни чего-то еще...

Не было.

Была просто одна ночь, в которую сошлись два пьяных человека, уставших, потерявших над собой контроль и ищущих тепла рядом. Не больше и не меньше. И чужими друг для друга они уже не будут.

Общая тайна, общая неловкость, понимание и прощение. Да, бывает и так...

Кажется, это входит в привычку у королей Ативерны — иметь общие тайны с графинями Иртон?

Ричард вышел, поцеловав на прощание руку графини. Лиля упала в кресло.

Буду жить дальше?

Во всяком случае, попробую. Всем и вся назло!

Буду жить, воспитывать детей, радоваться жизни, думать о хорошем, мечтать, любить, заниматься делом, там, глядишь, и замуж выйду — только надо подобрать подходящего мужа.

Идеальным вариантом было бы партнерство двух умных личностей. Но где их найти?

Средние там века, не средние, а женская проблема неизменна. Все лучшие мужчины уже заняты подругами.

Вот и Фалион... эх, Александр.

Ты никогда ни о чем не узнаешь, а вот я понимаю, что тебя не стою.

Лиля еще долго сидела, глядя в огонь. А потом махнула рукой — и отправилась наверх.

Дом, дочь, дела...

Кто хочет — может плакать. А она предпочитает двигаться вперед.

* * *

Ричард смотрел на отца. М-да, племянника тот любил. Эдоард был болезненно серым. Лицо осунулось, глаза запали...

— Все окончилось.

Эдоард кивнул.

— Завтра поедешь к Гардвейгу. Расскажешь ему обо всем.

— И?

— договоришься, когда приедет его дочь. Полагаю, он нам сильно должен.

Рик вздохнул.

— еще как.

— Возьми на столике проект договора. Прочитай, обсудишь.

Рик только головой покачал. Весь серый, на ногах не стоит — но это ведь не повод отлынивать? Работал. Прикидывал, что нужно государству... Альдонай, неужели все короли становятся такими?

Страшно это...

— прочитаю.

— и не злись на Гардвейга. Нельзя нам...

Рик понял отца без слов. Нельзя.

Короли — не обычные люди. И не могут они мстить, радоваться, любить, ненавидеть...

Эдоард тяжело вздохнул.

— Знаешь, иногда я думаю, что зря позволил себе полюбить.

— Но...

— девочки — моя радость. Но остальное... знаешь, за грехи родителей платят дети, но и родители тоже платят, если не успевают вовремя умереть.

— не говори так.

— Я стар, Рик. И мне не так много осталось. Знаешь, я хотел бы сам оплатить свой счет — и закрыть.

Рик покачал головой. Сейчас он не понимал отца. А Эдоард смотрел на сына и думал, что никогда не откроет ему правды.

Когда-то он позволил себе полюбить. Не отпустил Джесси, не дал ей быть счастливой — или хотя бы спокойной с кем-то другим. И вот результат. Он видел, как его дочь превратилась в чудовище, пожирающее все вокруг.

Его сын погиб — из-за безмозглой дряни. Или из-за того, что недооценил, не подстраховался... или потому, что он не уделял внимания Джерисону?

Ребенка ведь воспитывают до пяти лет. А потом он развивается уже сам, во многом сообразуясь с тем, что было вложено. А кто тогда?

Джайс? Джесси? Он сам?

Увы — нет.

И вот результат.

Одна проявленная слабость — и столько погубленных жизней.

Имоджин, Джайс, Джесси (может, она жила бы и сейчас, не стань королевой? А он мог бы хотя бы видеть ее...), Эдмон, Амалия, Джерисон, дети Амалии...

Корона — страшная ноша. И требует она от короля такого... страшно это.

Безумно страшно и больно.

Альдонай, не прощай меня.

Пойми.

А простить — я себя и сам не прощу.

* * *

Ричард поехал к Гардвейгу — утром. Король Уэльстера уже ждал его. Выгнал докторуса, посмотрел внимательно — и кивнул на кресло.

— присаживайся.

— Благодарю.

Ричард тоже присмотрелся к оппоненту.

Бледный, красноглазый, явно усталый. Да еще и нога болит. Видно же, как он ее старается пристроить поосторожнее.

— Как вы себя чувствуете?

— когда узнаю, что произошло — будет лучше, — отрубил Гардвейг.

Действительно, ему стоило немалых усилий заставить всех молчать, когда не вернулась Анелия. Поползли сплетни, слухи — и пришлось сказать, что она решила поехать помолиться.

Почему одна?

Не одна. Сопровождение выделил Эдоард.

Кто-то хочет об этом поговорить? Правда?

Гардвейг бывал страшен в гневе. Поэтому по углам шептались, но вслух старались ничего не говорить. И правильно. Целее будут.