Вправе, понял Ефремов. Приятно или неприятно, только люди занимаются этим всю свою историю. Ломают сущее-прошлое, перекраивают в настоящем и возводят более удобное для себя будущее. Те индейцы, кто воевал с конкистадорами, выжили в малом числе. Но те, кто не видал конкистадоров, до сих пор живут не больше тридцати лет и помирают в муках от обычной царапины. Потому что за пределами цивилизации, за границами Ойкумены, нет антибиотиков и нет прививки от столбняка.

— Мне тяжело и непривычно признавать, что этика должна уступать силе вещей, уступать реальности… Впрочем, нет. Кажется, в нашей ситуации этика и есть — реальность. Предотвратить распространение через Порталы не в наших силах, потому что не в интересах Человечества замыкаться на одной планете. Остается управлять процессом. Если, конечно, сумеем.

Капитан и Рейвен переглянулись.

— Клетки я закажу, мне тут проще. С тебя переход.

Рейвен кивнула на прощание и ушла. Мужчины вымыли чашки, закрыли краны, обесточили щиток и вышли. Когда Капитан отгремел ключами, Ефремов спохватился:

— А куда вы собираетесь перевозить подопытное? Надеюсь, не на Землю?

— Нет, конечно. Мир, который не жаль, нам выделили один.

Капитан развел руками:

— Вестерос.

— Вестерос ваш — какое-то неправильное средневековье. — Докладчик поправил очки, переложил бумаги. — Мы тут напрягли профессуру, и вот что она родила. Во-первых, очень мало языков. Что ни возьми примером из нашей истории, везде языков очень много. Во Франции — провансальский, нормандский, лангедокский, бретонский, эльзасский, и это лишь крупные диалекты. В Англии — валлийский, шотландский, лондонский диалекты. Вестерос — громадный континент, превышающий размерами Англию с Францией вместе, а язык единый…

Кеннеди смотрел на собрание невнимательно, из-под прикрытых век. Пряник он выложил колоссального размера, тут не поспоришь. Пожалуй, двумя годами раньше Врата могли бы спасти Америку от распада. Теперь… Теперь все попробовали независимости. Обратно под крыло Вашингтона никто не хочет.

— … Более того. Образование имен Вестероса, все эти “Ланнистеры”, “Старки”, Джоффри, Джейме и прочие Янисы — почти калька с нашего языка. Возможно, с более старой версии языка, скажем, староанглийского. С неизбежной поправкой на столетия или больше самостоятельного развития. Что наводит нас на простую мысль: наши Врата вовсе не первые. Кто-то переходил туда намного раньше. Возможно, в Средневековье, коль скоро такой общественный строй у них законсервирован. Правда, в их средневековье очень много непонятных отличий от нашего…

Европейцы, конечно же, рады и всячески нахваливают новые независимые state. Раньше-то старушке Европе приходилось конкурировать с громадной страной, способной на рекламу “Кока-колы” выбросить пару годовых бюджетов Бельгии — а теперь куски той громадной страны еще и между собой конкурируют. Сразу появляется возможность влезть на рынок Американского континента, причем не в нищую латиноамериканскую часть, а в самые сливки.

— … В Вольных Городах Эссоса мы наблюдаем парадоксальную ситуацию. Если в средневековой Европе интересы обычных горожан в противостоянии с патрициями представляли цеха и гильдии, то в Вольных Городах никаких цехов, никаких там гильдий. Вся политика ведется потомками старой валирийской знати, в крайнем случае — “аристократией денег”. Даже Браавос, вроде как основанный беглыми рабами, скатился в олигархию “венецианского” образца. Ни одного поселения с более демократичной системой. Скажем, как во Флоренции.

Докладчик удивленно развел руками:

— И никто, в общем-то, не бунтует. Вот, Залив Работорговцев. Миэрин, Астапор, Юнкай. Пришла Дейнерис, привела драконов — началось восстание. До ее появления все молча терпели? Так не бывает. Рано или поздно свои “большевики” там бы появились!

Большевики?… Кеннеди так и не мог решить, хотя бы для себя самого: их вина? Они, безусловно, радуются тоже. Но, на удивление, спокойны. Никаких воплей-криков: “Смотрите, империалисты проклятые, так вам и надо!” Подозрительная сдержанность. Воистину, правду сказал Максвелл на прошлом совещании: не шуточки ли Хрущева, хоть он давно и помер?

Помер ли?

Кеннеди стало жарко. Распустив галстук, он выхлебал стакан минералки залпом, жалея, что нельзя так же принять порцию виски. Тогда, в шестьдесят третьем году, на холодном ноябрьском ветру, снайпер влепил несколько пуль в самого Кеннеди; по счастью, Джона Фицжеральда вовремя предупредили, и охрана приготовила ловушку. В открытый лимузин усадили высококачественные манекены, им-то все и досталось.

А предупредил именно Хрущев. И потом выторговал совместную марсианскую программу — точно, как сейчас!

Один раз хитрый толстяк уже подделал чужую смерть; как знать — не инсценировал ли собственную? И сидит сейчас где-то в бункере или там на сверх-супер охраняемой вилле у озера Байкал, к примеру? И все происходящее не является ли очередной партией Большой Игры — как тогда, в Африке?

Почему для коммунистов так важен Марс, Кеннеди понимал безо всяких объяснений. Коммунистический строй сам по себе нежизнеспособен. Коммунисты могут существовать исключительно во имя чего-то. Достигнут они этого “чего-то”, скажем: раздадут крестьянам землю — и все, проект завершится, и нужда в коммунизме отпадет. И неважно вообще, будет ли это признано Кремлем официально, главное: что люди скажут в сердце своем. А объяснения и оправдания потом будут найдены и предложены какие угодно.

Но ведь это ж, пойми — потом!

Кеннеди откинулся на спинку кресла и буквально заставил себя смотреть на докладчика. Тот уже разворошил все бумаги, включил чуть ли не три проектора, метался от карты к диаграмме с указкой, объясняя:

— … Наше Средневековье — мир сословной морали. Человека оценивали в зависимости от социального статуса. С одной стороны, современным идеям правового равенства людей это противоречит, с другой — хотя бы правящая верхушка общества в определенной степени защищалась так от произвола.

Что же до Эссоса — там со всеми обращаются одинаково плохо. Скажем, от резидентуры в Миэрине нам известно: после смерти Бамбарро Базанне, одного из магистров города Лисса, продали в рабство его вдову и детей.

Никакая итальянская коммуна Средневековья так поступать не могла. Магистр представитель высокого сословия. У них могли что-то отнять, как-то ущемить в доходах, отставить от выгодных должностей. Но не вышвырнуть из сословия! Даже за откровенные преступления нобилей казнили, но не продавали на галеры. Продать на галеры позволялось только человека незнатного…

Ладно, подумал тогда Кеннеди. Окей. Неважно, противостоит нам живой Хрущев, или его верные соратники, вооруженные политическим завещанием и хорошо разработанными планами. Вот ситуация повернулась к ним удачной стороной: Америка расколота. Гражданская война, правда, утихла сама собой еще осенью семьдесят второго. Скоро, черт побери, годовщина проклятого пятого июня, когда грохнули алабамского сенатора, и все полетело к дьяволу в глубокое синее море.

Так почему они медлят? Почему не давят в ООН, почему не вытесняют из космоса? Красные способны достичь Марса самостоятельно, просто несколько медленней. Достичь, и плевать оттуда на головы конкурентов: “Эй, там, внизу!”

Докладчик поймал слетевшие очки, утер лоб. Показал на очередную схему:

— В экономике Эссоса узкая специализация на уровне целых стран: город Лисс поставляет проституток, город Юнкай сексуальных рабынь, город Астапор — боевых рабов-Безупречных. В нашем Средневековье каждый город являлся почти самодостаточным. А тут как будто бы глобальный рынок на весь Эссос, с четким разделением труда…

Они знают, понял Кеннеди. Они, наконец-то, научились предсказывать нашу реакцию. Прояви красные хоть малую враждебность, и стержень для объединения Америки возникнет сам собой, и будет непоколебим, как утренний стояк.

А вот белохвостым существам… Лисам? Или как там их правильно зовут? Им, почему-то, нужна единая Америка. Здесь у них с красными, кажется, противоречие. Пусть небольшое, но ценны любые разногласия в противном лагере.

То есть, разумеется, если противоречие в самом деле имеется, а не разыграно специально, чтобы подтолкнуть его, Кеннеди…

К чему?

К объединению Америки?

Так он, Кеннеди, сам хотел вернуть все, как раньше!

Э-э-э… Стоп. Вернуть?… Как?… Раньше?…

Вернуть, значит…

Кеннеди снова выпил минералки. Докладчик уже размахивал руками наподобие дирижера “Танца с саблями”, вещая:

— … Зачем нам строить колонию, как тупые прямолинейные русские? Мы впишемся в существующее королевство, просто упав на хвоста Дейнерис. Трон ее, и все шишки тоже ее. Нам сливки с целой планеты, где не придумано ни зубной нити, ни корсетов, ни подтяжек! Туда можно продавать все, миллионами штук и сотнями тысяч тонн. Взамен руды с высоким содержанием, не требующие сложной флотации…

Но Кеннеди ничего не слышал. Почему красные хотят вернуть все на старые рельсы? Потому, что знают, куда ведут эти рельсы. У них есть предсказание. Не модель: модель ситуации можно изменить и пересчитать. А именно предсказание, сделанное из условия, что Америка остается единой.

Сейчас предсказание обесценено.

Кеннеди обвис в кресле, перестав слышать вообще что-либо.

Вот на чем сошлись красные и хвостатые. Вернуть ситуацию на рельсы обратно. Сочли настолько важным, что пожертвовали Врата, и целый мир за Вратами. Да и секрет Врат они тем самым отдали.

Плевать, что наука Америки пока не может сама открывать Врата. Известно, что это возможно, это реально. В перспективе это выгоднее любых космопланов, звездолетов, “кораблей поколений”. Всех-то расходов одна рельсовая ветка. Преимущества неисчислимы! Зная все это, наука вцепится во Врата, рано или поздно найдет секрет.

Вот какого ферзя противоположная сторона сдала бестрепетно, без малейшего колебания, едва только почуяв распад. Белохвостая чертовка явилась буквально в день сецессии. Они там решали быстро.

А значит, вполне могли ошибиться. Никсон, хм, тоже решал быстро. Ковбой-торопыжка.

Ну хорошо, хорошо. Ферзь еще не партия. Шах еще не приговор.

Если предсказание обесценено, то и посмотрим, кто лучше отвечает на вызовы. В режиме “реального времени”, как модно стало говорить после фильмов о компьютерщиках.

Но что, если ушастый черт и такое предусмотрел?

Не попробуем — не узнаем. Ковбои мы или так, пописать вышли?

Докладчик раскланивался; зал утопал в аплодисментах. Все хотели туда, за Врата. Финансирование? Ерунда, найдется. Секретность? Сейчас полноводная река материалов, денег и людей стремительно возвращается в Хьюстон, государство Техас, на возобновление Марсианской Программы. Отвести от нее небольшой ручеек в сторону Врат никаких проблем. Тем паче, что там никаких сверх-технологий не надо. Обычная стройка, обычные войска: где-то открывается новый полигон. Зачем? Ну, допустим, старый полигон после раздела Америки нечувствительно перешел в другую страну.

Кеннеди, для приличия поулыбавшись и похлопав, на перерыве вышел в коридор и велел старшему охраны:

— Мой телефон из машины.

Пока несли аппарат, Кеннеди придумал, что сказать и чей номер набрать первым.

Первым зазвонил телефон, следом в душной летней ночи взорвалась лаем собака на крыльце. Старик нащупал тапочки, пошел впускать собаку. Она, когда войдет, перестанет лаять. А телефон, если трубку снять, будет сверлить мозг добрых полчаса всякой там рекламой. Разве только звонят старые друзья, но они потерпят. Они-то знают, что не так легко добежать к аппарату на распухших артритных стопах.

Дверь открылась. Золотистый ретривер, поскуливая от радости, лизнул старика в нос и бросился к миске. Ну, еще бы. Может, Бобби — скрытый кот? Спит, ест, а потом снова не прочь поспать.

Старик прошлепал к телефону на столике, взял трубку. Из динамиков говорил удивительно знакомый голос:

— Лайман Лемнитцер?

— Да, господин Президент.

— Помните Кубинский Кризис?

— Помню.

— У меня есть предложение для вас. Приезжайте. Обратитесь к Тейлору, вы его знаете. В двух словах: как насчет отыграться?

Мужчина выпрямил спину; голос его зазвучал строже.

— Я в деле, господин Президент. Ни возраст, ни артроз, ни комиссары не помешают мне надрать задницу большевикам.

— Генерал, Провидению препоручаю вас и заклинаю: ни слова при мне о большевизме и медицине. В последние три месяца я наслушался о том и другом столько, что мог бы стать профессором Йеля.

Генерал ухмыльнулся. Когда лично Кеннеди просит вернуться из отставки, можно съязвить. Так, чуточку. Просто напомнить о собственном изгнании.

— Вы, наверное, сводки читаете по ночам?

— А когда еще? В сутках всего двадцать четыре часа.

— Так вы, мистер Кеннеди, храни вас Бог, не читайте ничего о Советской России — ни сводок, ни, особенно, тамошних газет — в ночное время, когда силы зла властвуют безраздельно.

— О’кей, генерал, я воспользуюсь вашим советом. Теперь шутки в сторону. Вот вам шанс. Только не облажайтесь. Помните: к вызывающим Сатану может по ошибке прилететь “Булава” или “Тополь”.

Тополь выделялся белым прямоугольником на высоте примерно футов пяти. Подойдя ближе, Робертс увидел объявление: “Молодой человек без образования, специальности и желания ищет хоть какую-нибудь работу. Теперь ты довольна, мама?”

Хмыкнул и отвернулся к дороге.

На дороге стояли танки. Новейшие и секретнейшие ХМ-70, покамест не принятые на вооружение. Серые здоровенные коробки на фоне глубочайшей синевы неба, бескрайнего золота алабамских полей. Переводили их на новый полигон, и решили заодно проверить, как часть сумеет выполнить обычный марш от станции до станции. Опять же, погрузку-разгрузку отработать.

Среди больших звезд Пентагона отыскался парень, гостивший на Вудстоке в шестьдесят девятом, узнавший Джона Робертса и благодарный ему за редкую возможность послушать классную музыку. Из благодарности он посоветовал проситься в седьмую танковую дивизию. Сказал: получите опытные машины, вряд ли поедете воевать. Отслужите на полигоне, чем плохо?

Робертс обсудил предложение с парнями. Те, конечно, согласились. После Вьетнама — а уж после трижды проклятой Второй Сецессии! — в боевые части никто особенно не рвался. Ходили даже слухи, якобы где-то на границе Тихоокеанской Федерации и Федерации Среднего Запада американцы на полном серьезе стреляли друг в друга из пушек, что не лезло совсем уж ни в какие ворота. Наводчик, Ричард Нартс, бывший полицейский, определил это с вполне юридической четкостью: “Америка — свободная страна. Кто в кого хотел, тот в того и стрелял.”