Сириус кивнул.
— Это та часть, которую я больше всего боюсь ему сказать, если честно. Как мы должны объяснить ему, что Волдеморт таким образом вложил в него частичку себя? Это не совсем та новость, которую он хотел бы услышать, и, видит Бог, это только сведет его с ума, зная это... ему всего тринадцать и... с пророчеством... Я хочу, чтобы он жил своей жизнью, а не был... это слишком много!
— Мы рассказываем ему о пророчестве; держать это в секрете — это... ему нужно знать, почему Волдеморт хотел убить его, когда он был ребенком. Он должен понять почему. — настаивал Ремус. — Я думаю, это единственная вещь, которую мы не можем скрыть от него.
— А сами крестражи? — спросил Сириус, не сводя глаз со своего друга. — Мы действительно можем рассказать ему все?
Ремус медленно выдохнул.
— Я думаю, что мы должны рассказать ему все о Крестражах, за исключением одной вещи... знание только уничтожит его, Бродяга.
— Значит, ложь о недомолвке? Мы знаем, что технически это не Крестраж, поскольку он официально не был создан Волдемортом как таковой, но это частица его души и поэтому все еще должна быть уничтожена, — осторожно сказал Сириус. — Я охренеть как ненавижу лгать ему, Лунатик.
— Я тоже", — тихо сказал Ремус. — Но Бродяга, как мы можем сказать ему, что однажды ему, возможно, придется пожертвовать собственной жизнью, чтобы спасти мир? Я не скажу ему этого, и Мерлин знает, что я тоже не буду стоять в стороне и смотреть, как он это делает.
— Ну, это единственное, в чем мы полностью согласны. Мы найдем способ вытащить из него эту гребаную штуку, Лунатик, я клянусь. Я найду способ.
Тонкс поцеловала Ремуса в щеку и встала.
— У вас, ребята, впереди будет долгое утро. Я собираюсь запрыгнуть в душ и подготовиться к работе. И для протокола, если бы я была Гарри, я бы не хотела знать эту последнюю часть. Не раньше, чем это стало абсолютно необходимым.
Ремус посмотрел, как она возвращается в спальню, прежде чем повернулся к Сириусу.
— Значит, мы пришли к согласию?
Сириус кивнул, медленно дыша.
— Согласен. Не слишком ли рано начинать пить Огневиски, Лунатик?
Ремус усмехнулся и встал.
— Я добавлю немного в наш чай. Я думаю, нам обоим это понадобится.
* * *
Когда Гарри час спустя вошел в апартаменты Ремуса, ему стало немного любопытно, о чем его отцы хотели с ним поговорить. Он думал, что путешествие в Тайную комнату прошло довольно хорошо, лучше, чем он ожидал, и после разговора с Джинни тем утром он знал, что она чувствовала то же самое. Впервые за несколько месяцев он спал без сновидений и чувствовал себя хорошо отдохнувшим и бодрым.
Он улыбнулся, когда увидел Сириуса, распростертого на честерфилде, а Мародер лежал на нем сверху, счастливо почесывая живот.
— Мародер! — Гарри удивленно воскликнул, ухмыляясь, когда собака залаяла и подбежала к нему, подпрыгнув, чтобы лизнуть его в лицо в знак приветствия. Гарри крепко обнял его, смеясь, когда пес попытался облизать его везде, такой счастливый видеть своего мальчика.
Сириус улыбнулся со своего места на диване, когда Ремус вышел из уголка для завтрака с двумя чашками дымящегося чая.
— Я подумал, что ты, возможно, захочешь увидеть его сегодня.
Гарри радостно обнял свою собаку, улыбаясь своему крестному отцу.
— спасибо.
Ремус поставил две чашки чая на стол и улыбнулся.
— Хочешь чашечку чая, маленький Олень?
Гарри кивнул и потянулся, чтобы поднять ноги Сириуса, чтобы он мог сесть, закатив глаза, когда Сириус просто вытянул ноги через колени Гарри. Затем он вздрогнул, когда Мародер просто запрыгнул на них обоих и устроился поудобнее.
— Как ты спал прошлой ночью? — спросил Сириус, принимая сидячее положение, чтобы не быть раздавленным перевозбужденным золотистым ретривером.
— Хорошо, — честно сказал Гарри, почесывая Мародера. — Никаких снов. Я чувствовал себя действительно хорошо, когда проснулся. Я рад, что мы вернулись.
Сириус улыбнулся ему и наклонился, чтобы поцеловать его в лоб.
— Вы были такими храбрыми, возвращаясь туда; ты и Джинни оба.
— Ты уже рылся в сундуке? Что еще было внутри?
— Нет, еще нет. Я собираюсь помочь Дамблдору с этим позже на этой неделе, как и тетя Минни. Сначала нам нужно обсудить кое-что важное.
— Какого рода важные вещи? — спросил Гарри, его глаза переместились на Ремуса, когда он передавал ему чашку чая.
— Ты уже позавтракал, маленький Олень? — спросил Ремус.
— Да, у меня были копченая рыба и яйца, — сказал ему Гарри, когда Ремус подтолкнул его так, что он сел между двумя мужчинами. Гарри перевел взгляд с одного на другого. — Что происходит?
— Есть кое-что очень важное, о чем мы с дядей Ремусом хотели с тобой поговорить, — осторожно сказал Сириус. — Кое-что, что мы обсуждали между собой, должны мы или не должны говорить тебе, и мы решили, что больше не можем скрывать это от тебя. Мне не нравится хранить от тебя секреты, Сохатик.
— Какие секреты? — спросил Гарри, с беспокойством переводя взгляд с одного отца на другого.
Ремус медленно выдохнул.
— Мы оба не уверены, что ты готов это услышать, Гарри. Но, как сказал Сириус, мы не любим хранить секреты, и мы давно договорились, что мы трое не лжем друг другу.
Гарри уставился на них.
— Ты наконец собираешься сказать мне, что хотела сказать миссис Малфой?
Сириус открыл рот, как будто собираясь ответить, а затем вздохнул.
— Гарри, причина, по которой я сказал, что не собираюсь рассказывать тебе о миссис Малфой, заключалась в том, что я не хотел вкладывать эти мысли в твою голову, пока я сам не разберусь в них; пока у нас не будет лучшего понимания... какой-то план.
— Какого рода план?
— О том, что делать, когда Волдеморт вернется.
Гарри уставился на них широко раскрытыми глазами.
— Он вернулся?
Сириус покачал головой, обнимая Гарри за предплечье.
— Нет, он этого не сделал. Миссис Малфой считает, что ее свекор работает над тем, чтобы попытаться вернуть его в его тело с помощью Петтигрю и Лестрейндж. Как вы знаете, он находится там в духовной форме; не способен по-настоящему жить в своей форме, но вынужден обладать другими. Если бы они восстановили его, у него снова было бы тело. У него были бы силы и содержание, чтобы снова прийти к власти.
— Как восстановить его?
Ремус вздохнул и нежно коснулся другой руки Гарри.
— Это одна из вещей, которых мы не знаем.
Сириус положил руку на плечи Гарри.
— Еще в июне, после того, как ты рассказал мне о том, что произошло в Тайной комнате, и после того, как ты пошел спать той ночью, я отправился в Хогвартс, чтобы высказать Дамблдору часть своего мнения. Я был так взбешен, что ты чуть не умер, а он даже не сказал мне, что случилось; что он просто настаивал на том, что с тобой все в порядке, и радостно отправил меня восвояси — ты не был в порядке.
— Дядя Сири, мне жаль, что я не сказал тебе сразу.
Сириус покачал головой.
— Нет, я был расстроен из-за него, а не из-за тебя. Он должен был сказать мне. Он должен был рассказать мне, о чем вы с ним говорили потом; о дневнике и о сходстве между тобой и Риддлом.
— Профессор Дамблдор сказал, что Волдеморт случайно вложил в меня часть своей магии, и именно поэтому я могу говорить со змеями.
Ремус кивнул, его глаза на мгновение встретились с глазами Сириуса. Частью его магии определенно был правильный оборот речи, подумал он.
— И это одна из важных вещей, о которых мы хотим с тобой поговорить.
Гарри в замешательстве переводил взгляд с одного на другого.
Ремус, все еще держа Гарри за руку, потянулся вперед, чтобы нежно убрать волосы с его глаз.
— Ты помнишь, как мы с дядей Сири говорили, что дневник, казалось, странным образом завладел Джинни? Что это звучало как нечто более серьезное, чем обычное владение? — Когда Гарри кивнул, он продолжил: — Дядя Сириус сразу же понял это, поскольку это напомнило ему о чем-то, чем когда-то поделился с ним его дед; старая история о темной магии и попытке обрести бессмертие.
— Я пошел к Дамблдору, чтобы поговорить о Тайной комнате, а также рассказать ему о своих подозрениях относительно дневника и о том, что я думал, что это тот же тип темной магии, что и медальон, который мы нашли на площади Гриммо много лет назад.
— Ты сказал мне летом, что между ними двумя была связь. Что ты думал, что Волдеморт, вероятно, создал их обоих, — сказал Гарри.
— Теперь мы знаем, что он это сделал, Сохатик. Он создал и дневник, и медальон в своей попытке обрести бессмертие.
— Он использовал очень древнюю магию — темную магию — и очень опасную магию. Нечто, называемое Крестражем, — тихо сказал Ремус.
— что это?
— Это предмет, в котором хранится частичка чьей-то души.
Гарри уставился на них на мгновение, на его лице была смесь недоумения и интереса.
— Как можно забрать частичку своей души и вложить ее в какой-то предмет?
— Совершив убийство — преступление настолько жестокое и ужасное, что оно разрывает душу на части, — тихо сказал Сириус, закрывая глаза и опуская подбородок на голову Гарри.
Глаза Гарри расширились, и он отодвинулся от Сириуса, чтобы в ужасе посмотреть на двух мужчин.
— Ты думаешь, что дневник и медальон были этими демоническсими штуковинами? Итак... когда он забирал у Джинни душу, это было... Она знает?
Сириус колебался.
— да.
Гарри уставился на него на мгновение.
— Ты сказал Джинни, прежде чем сказал мне?
— сохатик...
— нет! — воскликнул Гарри, перебивая своего крестного. — Я тот, кто, мать вашу, спас ее! Я тот, кто уничтожил этот дневник! Если кто-то и должен был знать, что это было, то это должен был быть я!
— Сохатик...
— Гарри! — воскликнул он, свирепо глядя на своего крестного. — Меня зовут Гарри! Как ты мог сказать ей и скрыть это от меня? Что с тобой не так? Я должен был знать, что именно я уничтожил!
— Я ей не говорил! — крикнул Сириус в ответ, смягчая голос, когда Гарри наконец посмотрел на него. — Я сказал Наиме.
Сириус изложил каждую деталь своего разговора с Дамблдором о Крестражах, о том, как он написал Наиме и сказал ей, что, по его мнению, дневник был одним из них, об исследовании Билла о них и об исследовании Дамблдором прошлого Волдеморта. Как это все было, чтобы попытаться выяснить, как и когда он их сделал и из каких предметов. Когда он закончил, Гарри просто уставился на него.
— Их было семеро?
— Мы считаем, что это то, к чему он стремился, но сделал ли он семь или нет, это уже совсем другая история, но мы думаем, что это была его конечная цель, так что это то, к чему мы идем.
— Значит, пока у него есть эти вещи, он никогда не сможет умереть? Как всегда?
— Как всегда, — торжественно сказал Сириус, снова обнимая Гарри и притягивая его к себе, надеясь, что он не собирается отстраняться снова. — Дядя Лунатик и я не сказали тебе сразу, потому что хотели быть уверенными. Мы хотели иметь в виду план игры, прежде чем рассказать тебе. Мы собираемся выследить эти объекты, Гарри. Мы собираемся работать над уничтожением их одного за другим.
Гарри кивнул, не сводя глаз с Сириуса.
— Я хочу помочь.
Сириус вздохнул и медленно выдохнул.
— Я знаю, что ты это хочешь, и лучший способ, которым ты можешь нам помочь, — это позволить нам сделать это.
— Дядя Сири...
— ...Нет, — перебил Ремус. — Ты должен довериться нам, чтобы попытаться найти их и уничтожить, Гарри. Вы уже избавились от дневника, и это было блестяще, но мы думаем, что нам следует поработать над этими. Есть кое-что еще, маленький пиар-Гарри.
Гарри посмотрел на него.
— Что-то похуже крестражей?
Ремус вздохнул:
— Ты помнишь, как спрашивал нас и Дамблдора о том, почему Волдеморт хотел убить тебя, невинного ребенка, в первую очередь?
Гарри уставился на них, его руки немного дрожали, и Сириус взял их в свои, крепко сжимая.
— Ты знаешь почему?
Сириус наклонился и поцеловал сына в висок.
— Дамблдор сказал мне, когда я разговаривал с ним в июне. Он сказал, что держал это в секрете от нас с Ремусом, потому что думал, что нам будет больно узнать правду — и он был прав. Я не хочу говорить тебе этого, Сохатик, на самом деле, я бы очень хотел запереть тебя и выбросить ключ.
Гарри фыркнул на него.
— Я справлюсь с этим, дядя Бродяга.
Сириус вздохнул и снова поцеловал сына в висок.
— Проклятье, ты можешь, и это, Сохатик, пугает меня еще больше. Тебе тринадцать лет, и ты уже преодолел сложную полосу препятствий, защищая Философский камень, и столкнулся лицом к лицу с Волдемортом. Ты сбежал от армии акромантулов, спас своего друга от одержимого дневника и убили Василиска. Никто не говорит, что ты не справишься с этим, Гарри.
— Просто скажи мне, — настаивал Гарри.
Ремус придвинулся, чтобы обнять Гарри.
— Было пророчество, которое было сделано до того, как ты родился...
Гарри уставился на них, когда Ремус закончил объяснять о том, как Трелони сделала это пророчество за год до его рождения, его глаза расширились, и он сглотнул.
— Так что я... в конце концов, я должен... Я должен быть тем, кто убьет его? Я должен стать убийцей, или он убьет меня?
Ремус и Сириус крепко обняли его, прижимая к себе, как ребенка, и именно Ремус прошептал:
— Да.
Гарри оттолкнулся от них и встал, заставив Мародера залаять. Он скрестил руки на груди, его глаза сверкали и, к его ужасу, наполнились слезами.
— Я не хочу никого убивать!
— Сохатик, — начал Сириус, протягивая руки. — Иди сюда.
— Меня зовут Гарри! Я не маленький, дядя Сириус!
Сириус кивнул и встал.
— Гарри, мы прекрасно понимаем, что ты не ребенок, иначе мы бы не рассказывали тебе ничего этого. Ты знаешь, как сильно мы тебя любим, и мы не собираемся позволять тебе сражаться в этой предстоящей войне в одиночку. Прямо сейчас Волдеморт не представляет угрозы. Он — ничто, и мы опережаем игру. Мы знаем, что он создал Крестражи — мы уже уничтожили один из них, и у нас есть второй в нашем распоряжении. И в конечном счете мы знаем, что он отметил тебя как равного себе — он передал тебе часть своих сил.
— Темные силы! — воскликнул Гарри со слезами на глазах. — Я не хочу быть темным волшебником!
— эй! — воскликнул Сириус, хватая Гарри и притягивая его в свои объятия, несмотря на его протесты. Лицо Гарри прижалось к сердцу Сириуса, и он поцеловал его в макушку. — Ты никогда не будешь темным волшебником! Нет никакой темной и светлой силы, Гарри. Сила есть сила, и именно то, как вы решаете ее использовать, делает вас тем волшебником, которым вы являетесь. Ты могущественный молодой человек, который уже победил Волдеморта в получении Философского камня, ты сражался и убил Василиска Мечом Гриффиндора, и ты уничтожил Крестраж... ты такой крайне храбрый и сильный, и я так сильно тебя люблю.
Гарри прижался к нему, вцепившись руками в джемпер на спине. Его слова были приглушенными и прозвучали шепотом, но оба его отца услышали их.
— Я не хочу умирать.
Ремус вскочил на ноги и обнял сына так, что они втроем оказались в крепком объятии посреди его гостиной, целуя его в макушку.
