В Третью Стражу(Автономное плавание)

Но знание не освобождает от необходимости "ждать и догонять", из которых, собственно, и состоит на три четверти наша жизнь. И вот Федорчук уже третий час сидел за столиком в грязной и прокуренной забегаловке, одной из многих в Латинском квартале, но выбранной не абы как. Сидел и ждал, хотя, видит бог, есть места и получше. Заведение помнило, как минимум, времена, когда Париж стоил мессы и, похоже, с тех пор не проветривалось. Запахи прогорклого масла, дешёвого вина и застоявшейся отрыжки, казалось, впитались в стены и потолочные балки, буквально почерневшие от времени и дыма. Да и публика оставляла желать... Но возможный результат стоил обонятельного шока и слезящихся с непривычки глаз... И цена его всяко была больше той сотни долларов, что затребовал посредник за сам факт организации встречи с людьми, в чьих услугах нуждался "этот русский" — Федорчук говорил с нарочитым акцентом — тихий голос и холодный взгляд которого заставляли ежиться даже привычных к "излишествам" парижан.

— Ждёшь кого-нибудь, котик? — девица, задавшая вопрос, выглядела так, как и должна выглядеть девица "сомнительной репутации" в сомнительном заведении квартала пользующегося дурной славой. Карминная помада, чуть ли не на полпальца шире контура губ, румяна во всю щёку, ресницы — слипшиеся от дешёвой туши, комочками сбившейся на веках, синих от теней, как у киношной утопленницы...

"Руссо туристо, облико морале!" — Виктор готов был с шутками и прибаутками избавиться от дешёвой феи, — "ибо кто знает, что у девицы на уме и кто за ней стоит. Потому стоит быть предельно вежливым", — но взгляд его зацепился за маленькую несуразность. Деталь, которой не должно быть, если всё обстоит именно так, как ему хотели это представить. А "деталька" была хорошая — для понимающих людей — "жирная": мозолистый бугорок на среднем пальце правой руки плохо сочетался с небрежным маникюром, но вполне подходил к просвечивающей даже сквозь лак "траурной" кайме.

Решение родилось мгновенно.

— Выпьешь со мной, красавица? Или, ну их, эти медленные танцы?

Неожиданно девушка буквально впала в ступор. Федорчук понял, что её роль, отточенная до последней реплики, полетела кувырком от его неожиданной и не просчитанной пославшими "феечку" людьми реакции.

— Ну, не ломайся, или я тебе вдруг разонравился? — Виктор схватил девушку за руку и рывком посадил на стул. Бармен "мазнул" по нему из-за стойки настороженным взглядом, но сразу же отвернулся.

"Ага, — с удовлетворением отметил Федорчук. — девица, значит, не местная".

Иначе истолковать поведение бармена не получалось: "свою" прикроют и, если надо защитят, а за чужую никто не вступится.

— Пусти, я буду кричать! — голос фальшивой проститутки, а в её ненастоящести Федорчук убеждался всё больше и больше, звучал на грани слышимости. Движения губ, выдыхаемый воздух и минимум звука — такому за неделю не научишься.

— Кричи себе на здоровье. Максимум, что со мной сделают — вышвырнут отсюда вместе с тобой. Ты сможешь вернуться к Тибо и сказать, что встреча сорвалась оттого, что кто-то возмутился из-за шлепка по худой жопе. Сидеть! — искусством говорить почти не разжимая губ Виктор владел гораздо лучше своей "собеседницы".

— Сидеть! — беззвучно приказал он пытавшейся вскочить девице. — Веди себя, как выглядишь, идиотка! Ровно на двадцать франков, и не сантимом больше. И не вздумай разевать рот, если не хочешь всё испортить. Кивни, если поняла!

Девушка незамедлительно выполнила требование.

"Да, в сообразительности ей не откажешь..."

И в некоторой гибкости. Несмотря на резко изменившиеся обстоятельства, адаптировалась дамочка достаточно быстро, и... к тому же отпали последние сомнения — его пытались прощупать. Примитивно, по-дилетантски, а чего ещё ждать от нынешних городских партизан, чьи наивысшие достижения лежат в области, квалифицируемой уголовным законодательством Третьей республики в диапазоне от банального хулиганства до индивидуального политического террора?

"Может зря я стал их искать?"

Тогда, в квартире Виктора, Олег задержался до поздней ночи. План покушения на маршала обрастал деталями с ужасающей быстротой. Федорчук помнил, как в самом конце долгого разговора, когда сигаретный дым плотными слоями висел под потолком, не желая улетучиваться в приоткрытое, несмотря на прохладную погоду, окно, Ицкович неожиданно сказал:

— Как учат нас классики, будущее не за героями-одиночками, а за организациями. Рано или поздно нам придётся искать если не соратников по борьбе за иное светлое будущее, то уж помощников, по меньшей мере, — с явным отвращением, раздавив в пепельнице хрен знает какую по счёту сигарету, Цыц грустно усмехнулся. — Вот только где их искать и кому?

— Да-а-а... — согласился Виктор, понимая, что этим "кем-то", похоже, придется быть ему. — Коммунисты отпадают по определению, особенно эти — коминтерновские. Связаться с ними — всё равно, что сразу письмо в "Правду" написать. Открытое. Троцкисты? Пока не понимаю. Да и не люблю я Льва, свет Давидыча. С детства. Кроме того, у них своя немаленькая организация, и мы им в хер не упёрлись.

Голова кружилась неимоверно. От табака и кофе. От осознания невозможности происходящего. И решение требовалось из той же оперы. Нечто настолько нестандартное, что никому — из желающих по той или иной причине подвергнуть анализу цепь мелких "странностей" и роковых "случайностей" в межвоенной истории Европы — и в голову не придёт.

"Если только... — это было похоже на восход солнца, робкий, зимний. Вот-вот готовый скрыться за кромкой облаков. — Нет, бред какой-то... Да и не помнит Митенька там толком никого. Так, шапочные знакомства".

— Слушай, Олег... Тебе что-нибудь говорит фамилия Валуа? Не король, ни разу. Бывший функционер "Аксьон Франсез", из их левого крыла.

— Какой-то местный фашист? — нахмурился Олег, явно державший в памяти Шаунбурга некоторые актуальные имена и названия.

— В том то и дело, что нет! — довольно улыбнулся Федорчук. — По молодости баловался национал-синдикализмом, но потом бросил это грязное дело и основал свою банду. Редкие, по правде сказать, отморозки. Частенько сходились стенка на стенку с "Парнями короля" и бывшими соратниками...

— Вспомнил! — кивнул Олег. — Был такой, но про него давненько ничего не слышно... Вроде бы организация раскололась, часть самых буйных вообще в подполье ушла. Сгинули, короче. А отчего ты про них вспомнил? Или не ты?...

— Да, похоже, Вощинин был шапочно знаком с кем-то из этих политических хулиганов, и мнение о них у него сложилось вполне серьёзное. Крепкие ребята, городские бойцы. На стрёме постоять, в асфальт закатать — нормальные такие "торпеды", если что...

— А с идеями у них как? Не сдадут нас за программу партии?

— Коммунистов на дух не переносят, равно и нацистов. Либералы — злейшие враги. В общем — нормальные мужики. Среди них много ветеранов первой мировой, бывших солдат и унтеров. Даже из Иностранного Легиона кто-то есть...

— А контакты сможешь восстановить? Пароли, явки, условные знаки? Помнит твой "костюмчик"? — сразу же перешел к делу Олег.

— Думаю, если напрячься, вспомним... И подходы найдём, хоть и нелегко это будет. Только, вот что, Олег... Если даже мы с ними и договоримся, до тринадцатого числа их привлекать не стоит. Сделаем всё сами. Уж больно работа... — Федорчук долго не мог подобрать для "этого" подходящее слово — ... В общем, не для них пока работа. Дальше — будем поглядеть.

Память — штука странная. Если рассказывать — время проходит, мама не горюй! А если думать — мгновения и секунды. Когда Федорчук вновь посмотрел на сидящую напротив него "бабочку", он поразился прошедшим переменам в её лице и внимательному взгляду, устремлённому прямо на него.

— Что? Снова нравлюсь? Ну, так как насчёт нескучного вечера?

Ответ девушки был неожиданным.

— Всё совпадает. Да, вы именно тот, за кого себя выдаёте. Описание соответствует полностью, — она наклонилась к столу с сигаретой, незаметно появившейся в руке, словно ожидая от Виктора поднесённой спички. — Теперь слушайте меня. Сейчас я выкурю это недоразумение, набитое вандейской соломой, и мы с вами пойдём... Под руку пойдём туда, где вас ждут, месье.

"Ну, что же. Можно сказать, начинается новый тур вальса, — мысль, посетившая Федорчука, сочетала в себе холодную отрешённость и некую, недоступную для европейского понимания, бесшабашность, — с новыми партнёрами, под иную музыку. Которую будем заказывать мы".

2. Олег Ицкович / Себастьян фон Шаунбург, Реймс, Французская республика, 27 января 1936

Такое случалось с ним теперь "сплошь и рядом": что называется по десять раз на дню, но механизм "чуда" по-прежнему оставался "выше всякого разумения". Происходило это обычно следующим образом: идет, скажем, по улице Олег Ицкович — и не важно, что он теперь на себя не похож, все равно это он — идет, насвистывает под сурдинку что-нибудь нейтральное из классики, рассматривает прохожих или архитектурные красоты и думает о своем. И вдруг...

— Entschuldigung, darf ich Sie etwas fragen? — спрашивает кто-то, обращаясь то ли к нему, то ли к кому-нибудь рядом.

Но это и не важно, к кому там кто обращается. В то же мгновение идет по улице уже совсем другой человек — Себастиан фон Шаунбург. И, хоть тресни, никогда не догадаешься, что он не совсем он или совсем не он. Баст и думает по-немецки, и реагирует, как немец, и как немец разгибает пальцы, считая вслух, и вообще немец во всем. В каждом жесте и в каждой мысли, если, разумеется, не пытается скрыть свое немецкое происхождение, что умеет делать довольно прилично, тем более что иногда — а в последнее время и часто — делать приходится по служебной, так сказать, надобности.

Так и на этот раз. Из Парижа в Реймс приехал не то чтобы совсем уже другой человек — паспорт-то в кармане пиджака лежал у Олега настоящий — но по манере поведения ничего определенного сказать о нем было нельзя. В произношении, правда, отчетливо слышался какой-то — не совсем французский — акцент, но его происхождение определить было весьма затруднительно. Во всяком случае, эксперты Службы Безопасности утверждали, что это не немецкий акцент, а скорее скандинавский или, напротив, швейцарский. Однако в любом случае, такой, что французское ухо на него реагирует вяло, если реагирует вообще. Не так, как на голос "живого боша". Ну, а в Реймс Баста занесло отнюдь не случайно, а как бы по делу. "Контрабандисты" из СД принесли кое-что для "свободного художника" Шаунбурга. Кисти там, подрамники, то да се, короче — рабочие инструменты, потребные для его ничем, кроме законов физики, не ограниченного творчества. И хотя это было совсем неправильно — не профессионально и отдавало дешевым дилетантизмом — таким, как оказалось, и было это хваленое СД в годы своего становления. Не Абвер одним словом, но не Шаунбургу учить их "манерам", и не Олегу — жаловаться. "Инструменты" могли понадобиться в самое ближайшее время, и отсутствие действенного контроля делало "любое их использование" удобным и практически безопасным. Для Баста безопасным и для Олега, разумеется, тоже.

Полтораста километров от Парижа до Реймса Олег проехал на шикарной, но главное сильной и почти новой — четыре года назад выпущенной — машине. "Vivastella", взятая в аренду у одного охочего до чужих денег и хворого здоровьем парижанина, которого ему, Шаунбургу, порекомендовал местный легальный резидент, в данном случае действительно не являлась роскошью. На автомобиле можно быстрее и легче добраться до Реймса, но главное — удобнее возвращаться в Париж, имея на руках двадцать килограммов оружия и боеприпасов. Замечательно здесь было то, что оружие досталось "чистое" и предназначалось оно для закладки "на черный день". Баст мог пустить его в ход тогда и там, когда и где, ему заблагорассудится. Он ведь творческая натура, непредсказуемая по определению, может и друзьям подарить. Например, приятелям из РОВС или каким-нибудь квислинговцам. Напал стих — взял и подарил. А уж в кого они там из этих стволов палить собрались, не его "баронское" дело.

Погода — не иначе как на удачу — стояла сухая, солнечная. Дороги в центральных районах Франции — во всяком случае, главные дороги — отнюдь не безнадежны. Не автобаны, разумеется, но всё же весьма приличные шоссе. А в Реймсе, куда Баст добрался достаточно быстро, со вполне приемлемым комфортом и даже не без удовольствия, там, в Реймсе, дела обстояли вообще замечательно. Германские шпиЁны те еще, на самом деле, оболтусы, но все-таки немцы. На рандеву пришли вовремя, паролей не забыли, место не перепутали, и на том спасибо. Баст сказал несколько "приличествующих случаю" слов, ему вежливо ответили, он добавил, и тогда ему передали чемодан с "имуществом" и незамедлительно "откланялись". Все про все не заняло и пяти минут, а между тем, утренний Реймс был замечательно древен и колоритен. И туристов в нем не обнаружилось, хотя и достопримечательности все еще не были отреставрированы, как следует. Имело смысл немного задержаться — на час, самое большее, на два — и немного отдохнуть. Сделать паузу, подумать о себе, о мире, и непредсказуемом будущем.

"Или все-таки предсказуемом?"

Вопрос, что ни день становился все более и более животрепещущим. Ведь в чем сила "попаданца"? Его сила в послезнании. Но это если смотреть на мир глазами несовершеннолетнего идиота. Если же вам повезло в жизни, и вы учились в нормальной школе или, не дай бог, в классической гимназии, то с логикой у вас, по идее, все должно быть в порядке.

"Как считаете, герр доктор?" — спросил себя Олег, имея в виду, как мысль о попаданчестве, посетившую его этим утром, так и маленькое уютное кафе на берегу Марны, из открытой двери которого доносился запах только что испечённой сдобы и свежемолотого кофе.

"Считаю, да", — усмехнулся Олег и, зайдя в кафе, занял столик у окна. Впрочем, конкурентов у него в этот час не оказалось: заведение, каким бы маленьким оно ни было, всецело принадлежало ему одному.

Один клиент. Один хозяин заведения. Всего — двое. Два мужчины и яркое солнечное утро.

— Кофе, — попросил Олег.

— Фильтр или по-восточному? — уточнил невысокий полноватый мужчина с внешностью "типичного француза". У него даже усики над верхней губой были образцово-показательные.

— По-восточному, — улыбнулся Олег.

— Круассаны, масло, джем... — хозяин не спрашивал, он "повторял" заказ.

Вообще-то, входя в заведение, Олег думал только о кофе, но сейчас...

— Все верно, — кивнул он. — И рюмку коньяка.

— Хотите местный? — спросил мужчина. — В Париже такого не найдете.

— Хочу, — согласился Олег и достал сигареты.

"Итак, доктор, что вы имеете сказать, за формальную логику?"

Ну, мысль, если честно, не новая и не такая уж глубокая. И ежу понятно, что одним фактом своего здесь появления они уже отменили известный ход истории. Другое дело, насколько драматическими могут стать эти изменения? Локальными или глобальными?

"И как будем определять эти вот "локальность" и "глобальность"?"