"Хроники медузы"

Подожди-ка.

К его изумлению — и ужасу, поскольку это противоречило всему, что он знал об облачных слоях Юпитера, — из глубин поднималось слабое молочное свечение.

Ему потребовалось максимальное усиление зрения его улучшенных глаз, чтобы увидеть его, но, тем не менее, оно было там. Оно мерцало и стробировалось, как неоновая трубка, пытающаяся зажечься. Свечение исходило с определенной глубины, возможно, на уровне трехсот километров, и когда он посмотрел еще дальше, то увидел, что оно исходит со всех сторон. На нем был странно правильный узор — как на лоскутном одеяле, сшитом из квадратных кусочков со слегка изменяющейся яркостью, — лоскутном одеяле, широко и глубоко растянутом по этому небу Юпитера. И в этой поверхности из текстурированного света угадывались твердые формы, узлы, определяющие границы этих стеганых квадратов. Каждый узел был отделен от своих четырех ближайших соседей сотней километров чистого воздуха.

Что-то, связанное с этим свечением, сбивало с толку его радар и интерпретирующее программное обеспечение. Фэлкон переключился на оптический канал и гидролокатор, отказавшись от радара. Молочное свечение было слабым, но контрастности было достаточно, чтобы он мог различить грубые формы узлов. Каждый из них представлял собой вертикальное веретено, похожее на два конуса с острыми концами, соединенных основанием к основанию. Каждый был огромным, примерно таким же высоким, как "Кон-Тики" и его воздушный шар. И их были сотни, тысячи...

Веретена плавали в этом слое молочного света — но теперь он видел, что они же и создавали его. Из середины веретен-шпинделей исходили движущиеся лучи, вращающиеся, как прожектора. Лучи, должно быть, были мощными электромагнитными пучками: ультрафиолетовыми лазерами или чем-то подобным. Они воздействовали на слой воздуха между этими шпинделями, превращая его в плазму. Все упражнение было поставлено с потрясающей точностью: слой плазмы вздымался вокруг шпинделей, а шпиндели поднимались и опускались в такт волнообразным движениям. Они напомнили ему о буях, плавающих по бурлящему, сердитому морю, которые сами же и создали.

Мрачная интуиция подсказала ему, что это элементы охранной системы, предназначенные для отпугивания незваных гостей. И, попав на планету случайным образом, он, конечно же, не просто наткнулся на единственное место сосредоточения сил обороны. Оно должно было простираться далеко, возможно, по всему Юпитеру. Сооружение планетного масштаба: само по себе удивительное. И если это так, то неудивительно, что в верхних слоях облаков наблюдались такие масштабные нарушения.

И, по крайней мере, он разгадал одну загадку: эта плазменная завеса, несомненно, была поверхностью, рассеивающей радиосигналы и излучение радаров, которая препятствовала любому недавнему исследованию недр Юпитера, скрывая работу Машин...

— Вы были очень занятыми пчелками, — пробормотал он.

Теперь он должен думать о своем собственном выживании.

Фэлкон быстро решил, что плазменная завеса ему не повредит; "Кон-Тики" пройдет сквозь нее без повреждений. И он не стал бы приближаться к узлу настолько близко, чтобы подвергнуться риску столкновения. Лазеры, однако, были чем-то другим. Если один из этих лучей решит задержаться на гондоле или воздушном шаре...

Но внезапно нашелся выход. Четыре шпинделя перестали вращаться, воздух между ними перестал ионизироваться, и в плазменной завесе образовалось отверстие — единственный черный квадрат на шахматной доске. Он находился не прямо под ним, а точно на его предполагаемом пути, учитывая угол его дрейфа и скорость снижения.

Это была дверь с фамилией Фэлкона на ней. — Заходите, вода чудесная, — пробормотал он.

И тогда ему пришло в голову, что открытая площадка была не более чем приманкой, гарантирующей ему легкую гибель. Так или иначе, теперь уже ничего не поделаешь.

Он падал в пропасть, все время находясь на грани.

— Это Фэлкон, — отправил он сообщение на Ио вместе с потоком поспешно собранных изображений и других данных. — Я все еще здесь, но близок к поверхности рассеяния — вы увидите, что я нашел здесь, внизу, и что, вероятно, является причиной этого рассеяния — ожидаю, что это, вероятно, будет последнее, что вы услышите от меня в ближайшее время. Постараюсь не совершать необдуманных поступков...

И тут "Кон-Тики" оказался на одном уровне с поверхностью плазмы и пролетел сквозь нее, а лазеры прекратили огонь.

Он поднял голову, вглядываясь за изгиб шара, и увидел, как плазменный квадрат вернулся к жизни. Дверь открылась. Он прошел сквозь нее. Теперь она захлопнулась за ним.

И падение продолжилось.

* * *

*

Триста двадцать пять километров. Триста пятьдесят. Постепенно молочная поверхность исчезла, оказавшись слишком высоко над ним, чтобы ее можно было различить. Со всех сторон гондолы раздавались треск, хлопки и стоны, когда она приспосабливалась к нагрузке, словно крупное животное спало в беспокойстве. Один или два самых хрупких прибора корабля испустили дух.

Но он все равно падал.

Четыреста километров. Теперь приближался слой термализации с температурой, при которой не смог бы уцелеть ни один органический материал, и давлением, эквивалентным глубочайшему из земных океанов, однако пока он не углубился даже на один процент атмосферы Юпитера.

Радар снова работал безотказно. И сообщил ему, что он приближается к другим твердым объектам внизу, крупнее шпинделей и, как ему показалось, несколько меньше числом. Ближайший находился примерно в двухстах километрах по левому борту. Он изучал синтезированное изображение, обводя взглядом темную плавающую фигуру размером с небольшую гору, по форме напоминающую драгоценный камень высокой огранки с заостренным концом, устремленным в небо.

Это не было похоже ни на одно оружие, которое Фэлкон когда-либо видел раньше, и он мог только догадываться о принципах его работы. Но это явно было оружие — ему не нужно было понимать, как работает пушка, чтобы узнать ее. Это плавающее устройство, несомненно, было пушкой, ствол которой был устремлен в единственно возможном направлении, откуда мог приближаться агрессор. И было много другого подобного оружия, простирающегося до пределов досягаемости его сенсоров. Как и рассеивающая поверхность, орудия были разбросаны по всему Юпитеру...?

Как вообще было возможно произвести так много вещества в этом сверхсжатом водородном океане?

На глубине примерно четырехсот пятидесяти километров он прошел, не получив вреда, через слой оружия, а затем спустился еще ниже, на четыреста шестьдесят километров, на четыреста семьдесят. Еще несколько слоев плавучих орудий, установленных на разной глубине, но все они были направлены в космос. Никакая атака или вторжение людей не смогли бы преодолеть эту мощную оборону, решил Фэлкон.

Но от нее не было бы никакой пользы, когда упадет Ио.

Пятьсот километров, четыре тысячи атмосфер — глубже, чем он когда-либо смог бы преодолеть в своей обычной гондоле. Наконец он спустился через оружейный склад в пустой водородно-гелиевый воздух.

И вот теперь его сенсоры снова зафиксировали что-то новое. Под ним открылся ландшафт из твердых геометрических поверхностей, простирающихся во всех направлениях. По мере того как сенсоры собирали все больше данных, Фэлкон изучал настоящий городской пейзаж из кварталов и площадей, плоских форм и прямоугольных массивов, структур с математически выверенными углами и гладкими, как у лазера, поверхностями. Орфей видел квазитвердые облака вблизи этих глубин — вероятно, объекты, которые когда-то ошибочно интерпретировались как твердая поверхность Юпитера, — но это не могло быть тем же самым явлением или чем-то иным. Фэлкон видел что-то искусственное. Город, по большей части темный и без окон, как и подобает этим мрачным глубинам. Но основания прямоугольных форм были обведены светящимися красными линиями, а между ними вились такие же светящиеся узоры.

Масштабы этого сооружения заставили его содрогнуться. Ни одна из этих прямоугольных форм не была меньше десятков километров в поперечнике, а плоскость, в которой они были построены, — прерываемая шахтами и каньонами — простиралась на десятки тысяч километров без малейшего намека на кривизну. Ни шпиндели, ни орудия не подготовили его к такой легкой и пугающей необъятности. Одно дело было предположить, что шпиндели могут охватывать всю планету, что было сравнительно простым и повторяющимся устройством, но это?

Теперь от одного из больших прямоугольников отделилась массивная фигура. Она поднималась ему навстречу — массивный объект, напоминавших пропорциями два куба, прижатых друг к другу. Это был самый крошечный объект в поле зрения Фэлкона, но все же он был в сотни раз больше, чем "Кон-Тики" и его воздушный шар.

Объект поднялся на уровень Фэлкона. Фэлкон все еще снижался, но несколько импульсов асимптотического двигателя вскоре замедлили его до зависания.

Черная масса скользнула рядом с ним. Хотя на фоне больших зданий города она казалась совсем карликовой, это был зеркально-идеальный утес, который вздымался ввысь и опускался вниз, словно издеваясь над хлипким суденышком Фэлкона и его еще более хлипким обитателем. Снаружи было достаточно жарко, чтобы расплавить свинец, а водородно-гелиевая атмосфера теперь находилась под таким высоким давлением, что вела себя скорее как жидкость, чем как газ. И все же этот блок размером с небоскреб просто плыл, непроницаемый, надменный, заставляя его усомниться в абсолютном превосходстве формы и функциональности. В отличие от зданий внизу, блок не излучал красного свечения ни у основания, ни по краям. Если бы не сенсорная панель приборов, Фэлкон просто не смог бы увидеть его. Он мог бы плыть вниз по отвесному склону, ничего не замечая...

Прямоугольная поверхность начала деформироваться. Что-то выступало из гладкости, ряд ступенчатых контуров, выполненных из того же черного материала, что и остальная конструкция. Контуры собрались в овал, а овал приобрел очертания носа, рта и пары невидящих черных глаз. Это было чудовищное лицо, похожее на черную маску, пробивающуюся сквозь масляное пятно.

Рот двигался и издавал серию звуков, проецируя их в окружающую среду из водорода и гелия. Жидкая среда передавала эти звуки акустическим датчикам "Кон-Тики", и из динамиков кабины раздавался голос, настроенный корабельными системами на частоты, доступные человеческому слуху, в то время как сквозь стены гондолы Фэлкон скорее ощущал, чем слышал исходные звуки: глубокий бас.

— Ты впечатлен, Фэлкон?

— Адам, — прошептал Фэлкон.

52

— Добро пожаловать. Меня назначили на это расследование.

Кем? — тут же задался вопросом Фэлкон. Были ли какие-то группировки внутри сообществ Машин?

— Конечно, мы засекли твои передачи. Мы отследили твое приближение, твое вхождение в нашу атмосферу. В конце концов, мы согласились пропустить тебя через внешний экран, хотя я не могу сказать, что это решение было единогласным. Некоторые из нас сочли, что безопаснее уничтожить тебя на месте.

— Рад, что это предложение не приняли.

— Твоя судьба все еще не решена. Было решено, что дополнительная информация может оказаться полезной. Вот почему меня послали встретиться с тобой.

— Или убить меня?

Адам ответил не сразу. — Твоя судьба зависит от множества факторов, не последним из которых является твое намерение.

— Мое намерение довольно простое. Я пришел поговорить о мире.

На лице с пустыми глазами появилась грустная улыбка. — Под этим подразумевается наша капитуляция? Это то, чего послали тебя требовать те, кто тобой руководит.

— Прекращение огня. Это все, что меня интересует.

— А условия приостановки боевых действий?

— Они у меня с собой. В виде физического документа. Ты можешь ознакомиться с ним.

— Принимал ли ты участие в составлении этого документа?

— Нет. И я не говорю от имени правительства. Но ты должен понимать, насколько решительными они стали.

— Даже так?

— Они на грани того, чтобы совершить что-то ужасное.

— И эта ужасная штука может быть как-то связана с Ио, не так ли? От нас мало что ускользает, особенно испытания безынерционного двигателя.

Фэлкон не был ни шокирован, ни удивлен тем, что роботы знали об оружии Ио. — Я думаю, они украли у вас основы физики.

— Конечно, они это сделали.

— Ио как оружие — это последний способ вмешательства. Они прибегнут к нему только в том случае, если все другие варианты будут исчерпаны.

— И ты один из этих "других вариантов". Тебе льстит, что они все еще находят тебе применение?

— Поверь мне, меньше всего я хотел, чтобы меня снова втянули в человеческие дела.

— Мы знали о твоем отсутствии.

— Вы так внимательно следите за развитием событий?

— Мы беспокоились за тебя, Фэлкон. Ты сделал несколько необдуманных заявлений после уничтожения Земли. Мы опасались за твою эмоциональную объективность.

— Вид родной планеты, превращенной в руины, испортит настроение на весь день.

— Но вас пощадили, не так ли? И мы дали человечеству пятьсот лет на подготовку. Послушай, мой полет через пустоту — хотя и впечатляющий, ты не находишь? — достиг своей цели. Можно мне войти в гондолу?

— У меня есть выбор?

— Я спрашиваю из вежливости. Сохраняй высоту.

Пасть открылась шире, и в обжигающий воздух Юпитера нелепо высунулся черный язык, вытянувшийся, как консольный мост. Язык пересек километровое открытое пространство и коснулся гондолы своим кончиком в форме доски для серфинга.

"Кон-Тики" покачнулся от прикосновения.

Фэлкон отключил различные сигналы тревоги и доверился Адаму. У Машин было гораздо больше опыта работы в таких условиях, чем у него, и не было ни одной детали его небольшого умения, которую они не понимали бы, ни одного изъяна или слабости, на которые они еще не обратили бы внимания.

И вдруг фигура Адама оказалась внутри гондолы, заняв то немногое пространство, которое еще оставалось, помимо Фэлкона и его инструментов. На мгновение Машина стала совершенно черной, без блеска, как будто фигура была вырезана из реальности. Затем волна золота потекла от кончиков ног Адама к его макушке.

— Вот. Так гораздо лучше, верно?

Снаружи мост-шпунт втянулся в вырисовывающуюся грань, а грань втянулась обратно в отвесную поверхность корабля снаружи, который сам отодвинулся, опускаясь обратно к более крупным городским постройкам.

На лице Адама появилась едва заметная улыбка. Он протянул золотую руку. — Фэлкон, почему ты позволил им отправить тебя сюда?

— Потому что, как и все старые дураки, я не знаю, когда нужно сдаться. — С некоторой опаской Фэлкон протянул свою руку, кончики их пальцев были в нескольких дюймах друг от друга, пока какой-то порыв не пересилил взаимную осторожность, и они не сомкнули ладони. — И, судя по всему, ты тоже не знаешь. Но, по крайней мере, слушаешь то, что я хочу сказать, не так ли?

— Ради той малости пользы, которую это принесет.

Фэлкон убрал руку. Прикосновение было холодным, но не неприятным. — Давай не будем загадывать. Я чертовски уверен, что ты знаешь, что они способны сбросить на вас Ио. И еще я знаю одно: если бы у вас была надежда остановить их, вы бы уже это сделали.