| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Под вражеским натиском, вампиру пришлось бесконечно отступать, пока статуя одноглазого Балора не уперлась в спину. К этому времени у напирающего фомора голова висели лишь на сухожилиях и было две дырки в сердце, но он продолжал сражаться, пока Батури точным движением не обезглавил демона. Покончив с увечными врагами, Клавдий прошел через коридор, представлявший собой ужасное зрелище. Оплавленные магией стены стали красными от пролитой на них крови, из-под ног вылетала труха и пыль, оставшаяся от вампиров, и не было вокруг ни одного тела. Не останавливаясь, Батури покинул храм Балора, оказался в комнате с зеркальным потолком, где столкнулся с двумя самыми опасными противниками.
Монах вампиров, обладающий магией Подобия, без лишних бесед и предисловий взмахнул мечом, первым же ударом чуть не разрубив Клавдия надвое. Батури отпрыгнул в сторону, перекувыркнулся. Оказавшись на ногах, метнул в своего противника Плеть Хель, а следом — кинжал своего отца. Некритто Носферо в мгновения ока воздвиг плотную защиту, которая приняла на себя вражеское заклинание, даже не ослабнув, и секундой позже превратился в тлеющие уголья, когда лезвие криса, без труда разрушая магические препятствия, прошло через все щиты и воткнулось в сердце вампира.
Каэль, не ожидавший столь быстрой развязки, рванулся к кинжалу, но магия отшвырнула его в сторону, не дав приблизиться к артефакту. Батури первым добрался до криса, подхватил оружие с пола и встал в боевую стойку, но Каэль не спешил нападать.
— Ты снова доказал свою славу братоубийцы, — заговорил Перворожденный, неотрывно глядя сыну в глаза, — за свою жизнь ты погубил больше вампиров, чем я. В изничтожении Рода виновен ты и только ты.
— Я убивал, защищаясь!
— Это не меняет сути, — несмотря на жесткий тон, мягко улыбнулся Каэль. — Ты убивал. Ты идешь по стопам отца шаг в шаг, не сворачивая с проторенной дороги. Так почему бы нам не пойти вместе?
— Нет. Ты крутишь и извиваешься. Подмениваешь понятия. Но именно ты натравил на меня Высших. Если бы они убили меня, ты бы расправился с ними позже. Я просто ускорил их гибель.
— Возможно, — не стал спорить Каэль. — Но как ты думаешь, что бы сделали Высшие, узнай они о моих планах? Решились бы добровольно отдать власть? Нет. И мне пришлось действовать. Род сгнил изнутри. Многократное смешение разбавило силу моей крови, сделало вампиров слабыми. Теперь этого отребья нет, мы остались вдвоем: ты и я. Нет больше ни Высших, ни низших — только ты и я. Вместе мы создадим новый, сильный Род. А Женева станет его матерью. Она не боится света и серебра, ее не мучает жажда, а зеркала отражают ее красоту. Эти силы передадутся ее отпрыскам. Как ты не поймешь: в ней, в этом маленьком чуде, наше будущее.
— Наше? — изумленно спросил Батури. — Но какую роль в этом будущем сыграешь ты? Какой толк Роду от тебя? Ты не Первовампир, ты его сознание, его черная душа, ожившая в теле К'ена. Твоя кровь уже не та, что прежде. Ответь: зачем нам ты?
— Ты прыгнул выше головы, Клавдий, — Каэль вмиг посуровел и от удивления невольно попятился, но быстро взял себя в руки и заговорил с прежним запалом: — Мой многовековой опыт, ум, сила — без них тебе не справиться с управлением. Я нужен тебе, а ты — мне.
— Тебе не нужен никто, только ты сам...
— Я все же не пойму: зачем нам враждовать? Зачем убивать друг друга? Мы преследуем одну цель, оба хотим создать Великий вампирский род. Женева станет нашей общей дочерью, нашей женой, матерью наших детей. Наших, Клавдий! Наших... Мы будем править втроем, как одна семья. Разве не об этом ты мечтал: о семье и Величии рода?
— Все так, отец, но есть одна беда: твое честолюбие. Чего бы мы ни достигли, тебе будет мало. Ты начнешь искать новые горизонты и забудешь о тех, кто остался у тебя за спиной. А позже бросишь их в огонь, посчитав, что они — ошибка. Так было с низшими. Так же — с Высшими. Эта же судьба будет ждать и всех остальных. Если, конечно, ты будешь жить.
— Хорошо... — вздохнул Каэль. — Ты хочешь выяснить все в бою, так тому и быть, но прежде чем сражаться, скажи мне, где Женева? Если я выиграю, она станет моей. Если умру — то твой секрет погибнет со мной.
— Долорис. Ее зовут Долорис. И она с той, которая в случае моей смерти воспитает девочку достойно.
— Предатель! — изменив спокойствию, выкрикнул Каэль и рванулся в атаку.
Не желая марать руки, Клавдий воззвал к силе Стража, но она странным образом не откликнулась, отчего Батури чуть не пропустил прямой удар серебряного клинка в сердце. В последний момент парировав выпад, он, сражаясь на ближней дистанции, еще несколько раз попытался обратиться к магии Стража и только теперь сообразил, что зеркальный свод полностью блокирует помощь Замка. Оставалось надеяться только на себя.
Каэль был быстр, как молния. Отбиваться от его стремительных ударов удавалось с трудом и не всегда. За короткие время ближней рубки, Клавдий уже получил несколько ран, сделанных серебряным клинком и поэтому опасных. Истекая кровью, Батури становился с каждым мигом все медлительнее. Все сложнее ему удавалось отбивать удары и парировать выпады. Все меньше оставалось надежд на победу. А Каэль, словно смерч, безустанно носился вокруг и бесконечно атаковал, не позволяя сыну приблизиться к выходу из комнаты, все время ловко отрезая ему путь к отступлению.
Решив пойти ва-банк, Клавдий намеренно пропустил нацеленный удар в бок, но все же дотянулся до своего родителя и проткнул ему сердце. Каэль скривился от боли, отшатнулся, припал на одно колено и после нескольких секунд поднялся на ноги.
— Это мой клинок, мое оружие, — сказал он, ехидно улыбаясь, с наслаждением глядя на оторопевшее лицо сына. — Неужели ты думал, что он сможет убить меня?
— Действительно, — прошептал Клавдий, чувствуя, как из-за многочисленных ран лишается сил, как ослабевают ноги, а на веки накатывается свинцовая тяжесть, готовая с минуты на минуту погрузить в беспамятство. — Как я мог так оплошать?
С этими словами Батури швырнул смерть Каэля в потолок. С громким гулом зеркало, отражающее вампиров, разлетелось на мириады осколков, нанося раны, осыпалось вниз серебряным крошевом. Презирая боль, Каэль рванулся в сторону Клавдия, но не сделал и нескольких шагов. Сила Стража впечатала его в пол, не обращая внимания на все магические щиты и заслоны, которыми окружил себя Первовампир.
— Пришел твой смертный час, — прошептал Батури, с трудом поднимаясь и смахивая с себя кусочки зеркала, которые неприятно жгли плоть.
Он разыскал брошенный клинок, приблизился к недвижимому отцу. Не обращая внимания на мольбы о пощаде, обезглавил Каэля, вырезал его сердце и принялся сжигать останки магическим огнем. Перворожденный до последнего мига цеплялся за жизнь, отчаянно не желая умирать. И глаза на его отрубленной голове закатились и угасли лишь тогда, когда от тела остался лишь пепел.
Без сил Батури упал на пол, несколько минут смотрел на каменный потолок, на котором все еще местами остались кусочки зеркала, и в конце концов, не справившись с изнеможением, потерял сознание.
* * *
Испытывая непреодолимую жажду, Анэт вышла из пещеры, чтобы глотнуть свежего воздуха. Третий день без пищи. Срок невероятный для низшего вампира. Девушка и сама не знала, благодаря каким сверхъестественным силам все еще сдерживалась. Сейчас находиться рядом с живым существом, в котором течет пьянящая кровь, было опасно. Анэт не могла себе такого позволить.
Но жажда становилась все нестерпимее. И холодный, бодрящий зимний воздух никак не развеивал жгучее желание ощутить на губах ароматную кровь, напиться ею, чтобы избавить организм от безвольной слабости. Анэт боролась, убеждала себя в собственной силе, сражалась с собой, но каждый раз терпела неудачу, чувствуя, что жажда побеждает.
От отчаяния она зарыдала, прокусила губу, но собственная кровь не спасла от жажды, наоборот, сделала ее нестерпимой, лишающей мысли. Не в силах больше сражаться, девушка сдалась. Слезы пересохли, а глаза стали красными от крови.
Анэт приближалась к ребенку медленно, украдкой, боясь и презирая собственные желания. Долорис спала, даже не догадываясь, что через несколько секунд окажется в руках бесконтрольного монстра, который сполна напьется чистой младенческой крови.
* * *
Легендарная вампирская регенерация была абсолютно бессильна перед ранами, нанесенными серебряным клинком. Жизнь стремительно вытекала из его тела, но Клавдий шел вперед, благодаря одной лишь вере в себя. Он истребил вампирский род, убил отца. Сделал это для того, чтобы сохранить свою семью. Долорис стала его семьей. Ради нее он свершил немыслимое, одержал победу там, где победить невозможно. И теперь умирал, уже не надеясь на спасение. Умирал без сожаления, без страха, осознавая, что поступил правильно, единственно верно.
Когда Батури добрался до выхода из Зеркального замка, сил уже совсем не осталось. Он упал у самих ворот, уже чувствуя, как смерть подобралась предательски близко, уже ощущая нутром ее ледяное дыхание. И, когда веры в себя уже не осталось, когда последняя надежда истаяла, он пополз дальше, оставляя позади себя кровавые следы. Клавдий должен был в последний раз увидеть Долорис, дать Анэт предсмертные наставления. Это было жизненно необходимо: завершить свой путь, пройти его до конца. И Батури вновь свершил невозможное, добрался до дорогих ему людей, но финал заставил его содрогнуться.
Обезумев от жажды, Анэт пила кровь Долорис. Малышка была еще жива. Но, утратив все силы, Клавдий уже не мог защитить ее от бесконтрольной вампирши и принял единственное возможное решение. Он собрал волю в кулак и, презирая клятву, данную на печати Эльтона, метнул в Анэт смертоносный кинжал. Увидев, что оружие нашло свою цель, Батури еще успел улыбнуться, а уже в следующее мгновение его охватило магическое пламя, от которого нет спасенья.
* * *
Дюк стал свидетелем невероятной сцены: Зверь, защищая младенца, из которого вампирша высасывала кровь, швырнул в упырицу кинжал с кривым, волнистым клинком. Стоило оружию, выкованному, вероятно из серебра, коснуться мертвой плоти нежити, как девушка тут же превратилась в пепел. Прах упырицы еще не успел развеяться на утробно гудящем сквозняке, как самого Зверя охватило жгучее, разъедающее пламя, от которого воздух в пещере моментально накалился, пропах паленой кожей, волосами и стал таким тяжелым, что сделалось трудно дышать. Глаза у Дюка заслезились. В нос ударил тошнотворный смрад. Едва сдержав рвотные позывы, прикрыв одной рукой рот, а второй протерев глаза, Дюк внимательно уставился на место, где только что полыхал Зверь, и увидел лишь обгорелые останки некогда могущественного врага.
С виду казалось, что никакой опасности уже не осталось, а неосуществимая миссия по убиению Зверя, взваленная на плечи, исполнилась сама собой, но Дюк все стоял в нерешительности, переминаясь с ноги на ногу, и не мог найти в себе силы, чтобы сдвинуться с места. Простояв так с минуту, он обвел себя кружным знамением, что не придало сил, глубоко вздохнул спертым воздухом пещеры, с трудом подавив в себе приступ кашля, и отправился проверить, окончательно ли умер упырь. Для пущей уверенности Дюк задержался у останков Зверя и проткнул его грудь осиновым колом. Подумав секунду, ногой ударил по трухлявой шее, обезглавив труп. Уже собираясь уйти, он вдруг вспомнил о ребенке и для успокоения души решил уточнить, умер ли младенец. Шагнул вглубь пещеры, настороженно озираясь по сторонам.
Потолок покрылся копотью, камень под ногами — гарью, которая противно хрустела при каждом шаге. Держась центра пещеры, не приближаясь к стенам, которые испускали легкий дымок пара, Дюк подошел к младенцу, даже не надеясь, что тот выжил во всем этом спектакле смерти. Изумлению его не было предела, когда он поймал на себе спокойный взгляд темно-карих глаз.
— Чего смотришь, упыреныш? — оторопевшим, дрогнувшим голосом пробасил Дюк, крепче сжимая осиновый кол и присаживаясь на корточки перед ребенком.
Долорис любопытными глазенками смотрела на неизвестного ей мужчину. Смотрела совсем без страха и тот факт, что он сжимает в руке острый кусок дерева, и даже то неприятное ощущение, что по ее маленькой, пухленькой шее сочится что-то теплое и липкое, девочку совершенно не смущали. Взгляд Долорис был чист и безвинен.
— Что они с тобой сделали? — оттаивая, сокрушенно вздохнул Дюк, неотрывно глядя на беззащитный комок, жизнь которого он должен прервать.
"Разве это справедливо? — в нерешительности подумал Дюк, чувствуя, как рука, сжимающая осиновый кол, с каждой секундой слабеет, будто кто-то вытягивает из нее силы. — Я шел убивать Зверя, а вынужден убивать ребенка. Разве это справедливо?!"
"А надо ли убивать?" — ворвалась в сознание новая мысль, стоило здоровяку взглянуть на свою раненную укусом вампира ногу. Слюна кровососа не сделала его упырем. Быть может, и ребенку ничего не угрожает, и не исходит от него никакой опасности?
"Рисковать нельзя, — твердо решил Дюк. — Это может плозо закончиться".
Словно прочитав мысли нависшего над нею мужчины, Долорис громко заплакала, но ее плач быстро оборвался.
Глава 19. На волоске от жизни
__________________________________________
Жизнь — это сон, кошмарный сон. Но когда-то кошмар должен закончиться.
Сандро Гайер "Мемуары некроманта"
__________________________________________
Дул холодный, пронизывающий ветер, нес по небу низкие тяжелые тучи. Мелкий, навязчивый дождь барабанил по крыше обзорной башни. Вдали, за куполом, временами сверкала молния, доносились далекие, приглушенные раскаты грома.
Аарон стоял у окна-бойницы и смотрел на Великий мост, уползающий к границе с Хельхеймом. Где-то за ним, за магической сферой купола, скрывался тот воин, спасение которого — главная цель храмовника из Наицы. Аарон ждал долго и уже разуверился в правильности расчетов. Быть может, он зря тратит время, и нужный ему человек явится другой дорогой? А что если само прорицание Вельвы ошибочно, и этого воина вовсе не существует?
Чем дольше думал Аарон, тем мрачнее становились его мысли. Что произойдет, если он не справится с задачей? Не спасет его? Да и как он должен спасать, если против одного будет целое войско? Ведь не сможет Аарон остановить всех!
— Все ждешь, брат? — прорицатель подошел бесшумно, как это любила делать Вельва. Что бы ни говорил Назарин, но с наставницей у него было много общего. Такие же лишенные эмоций глаза, видящие насквозь. Тот же усталый, снисходительный взгляд человека, знающего все наперед. Те же скупые, но плавные движения и четкая, беспрекословная вера в себя.
— Жду, — запоздало отозвался Аарон.
— Думаешь, придет?
— Не знаю, Назарин, не знаю...
— А хотел бы узнать? — хитро сощурился прорицатель.
Аарон вздрогнул от посетившей его мысли: тайна откроется ему прямо сейчас.
— Да, скажи мне...
— Ты хочешь, чтобы я обратился к прорицаниям? — довольно улыбнулся Назарин.
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
