Зеркала судьбы. Изгнанники.

Почему-то я послушалась эльфа и зашагала вслед за ним к воротам форта.

— Вот почему никто не сообщил о происшедшем в Арвалийскую империю, — рассуждал по дороге мальчишка. — Поначалу, когда появлялись первые зараженные, маги и офицеры не придавали этому значения. Вокруг степь и леса — мало ли где люди могли подхватить бешенство? Да хоть на охоте. А потом процесс катился столь стремительно, что позвать на помощь было уже просто некому. Плесень сжирает тела полностью, уничтожает даже кости и волосы. Потому-то погибших и считают пропавшими без вести. И эта пакость живет не только в форте, но и на всей территории земель. Или не на всей, но на большей точно.

— Ну хорошо. А почему такие вещи происходят не всегда? Мне говорили, случается, что по нескольку лет караваны не пропадают.

— Не факт, что не всегда, — задумчиво проговорил Дейнариэл. — Ведь плесень всеядна. Возможно, в остальное время она довольствуется дикими животными. У нее явно имеется какой-то природный цикл созревания, активные и пассивные стадии. И должен существовать еще какой-то фактор, который провоцирует ее нападение.

Говорил он слишком мудрено, но основную идею я поняла и задала следующий вопрос:

— Ты сказал, заражение ускоряется. Почему?

— Да откуда я знаю! — досадливо воскликнул мальчишка. — Надо думать. Боюсь, если Атиус с магами ни до чего не доищутся — суток через двое здесь не останется никого. И наш караван пополнит легенду о проклятии Безымянных земель.

— Послушай, ведь ты уша... — Дейнариэл иронично хмыкнул, и я поправилась: — эльф, то есть. Говорят, вы умеете беседовать с растениями и животными. Может быть, стоит... ну... обратиться к этой плесени?

— Неужели я бы этого не сделал, если бы мог? Но тут вот какая штука: природная магия, дарованная нашему народу, распространяется на растения и животных. А вот грибы, мхи, лишайники и плесень нам неподвластны. Это паразиты. С ними говорить невозможно. Ты же не думаешь, что можно беседовать с глистами? У них нет души.

— А у растений есть?

— Каждым растением управляет низший природный дух. К нему мы и обращаемся, когда хотим договориться. А у плесени нет духа. Или, может быть, есть, но какой-то совсем другой. Даже в нашей легенде о рождении Вирла сказано, что все живое было сотворено Создателем. А грибы, плесень, мхи и лишайники выросли сами, и позже их взял под покровительство Десид, чтобы они были напоминанием о смерти.

Да, все складывалось очень и очень плохо... Но эльф не отчаивался. Бодро вышагивая рядом со мной, он рассуждал так спокойно, словно наблюдал за происходящим со стороны и ничуть не боялся заразиться:

— Если плесень поражает людей, значит, в организм должны попадать вызревшие споры. С этим понятно.

— Та самая странная зеленая пыль?

— Уверен, это так. Но почему заболели не все сразу? Сопротивляемость организма у всех разная? Да, и это тоже. Но должно быть что-то еще. Послушай, этот парень, взбесившийся первым, как его звали?

— Мак.

— Мак, ага. Вот, я его помню. Перевязывал ему рану на плече... — Дейнариэл остановился, будто споткнувшись на ровном месте. На мгновение застыл с отрешенным выражением лица, потом вскрикнул: — Вот оно! Все сходится! Тогда дунул ветер, пыль попала на рану, Мак еще жаловался, что ее печет. Да! Сначала споры попадают в кровь. Скажи, а второй парень тоже был ранен?

— Сан? Да, — припомнила я. — В шею. Порез, но глубокий.

— Погонщики?

— Этого я точно не знаю, но некоторые из них тоже дрались с разбойниками.

— Думаю, и они, да.

— А мулы как же?

— Это совсем просто. Скорее всего, у взбесившихся была сбруей потерта кожа. Так вот. Сначала споры попадают в кровь. Проходит некоторое время, пока они не разрастутся внутри живого существа. Потом болезнь завладевает телом и разумом....

— Ну, а дальше что?

— А вот дальше все сложнее. Подозреваю, теперь бесноватые заражают других своим дыханием. И болезнь прогрессирует уже быстрее. Побежали, Мара! Может быть, мы еще успеем кого-нибудь спасти.

— Но не все раненые заболели, — на бегу проговорила я.

— Еще успеют, — ответил Дейнариэл. — Первыми были те, у кого раны серьезнее и ближе к голове. Очевидно, зараза поражает мозг. И еще, должен быть способ ей сопротивляться.

Мы ворвались в форт и помчались к площади. Здесь было тихо. Первое, что бросилось в глаза — количество мулов и людей заметно сократилось. Воины оцепили площадь по периметру, внимательно наблюдая за погонщиками. Все, кто еще был на ногах, старались держаться как можно дальше друг от друга. Никого из магов я не заметила.

— Они в лазарете, — ответил на мой вопрос угрюмый охранник.

Взбесившиеся лежали длинным рядом. Одни выли и старались освободиться, другие лишь тихо постанывали, были и такие, которые впали в забытье. Зирум и Версум обходили больных, меняя на их головах смоченные холодной водой тряпицы, чтобы сбить жар, вливали во рты целебные отвары, которые ничуть не помогали. Атиус стоял чуть поодаль, о чем-то мучительно раздумывая. Он даже не спросил, где мы были. Лишь бросил:

— Двое умерли. Заболели еще десять.

— Мы нашли... — начал было Дейнариэл, но маг перебил его, выкрикнув:

— Я чувствую... это начинается. Быстро! Свяжите меня. Иначе здесь вскоре некому будет болеть. — Опасливо переглянувшись, Версум и Зирум бросились выполнять его распоряжение. — Пальцы, замотайте мне пальцы, — командовал Атиус. — Завяжите рот и глаза. Только так вы меня обезвредите. И дай вам Лак'ха удачи! Я верю — вы сумеете выжить и спасти от заразы всех нас. Только не сдавайтесь, боритесь до последнего...

Глава 9

Лэй

Болезнь Атиуса будто выбила у всех почву из-под ног. Маги выглядели растерянными. Хоть они и были сильными мастерами, но привыкли во всем подчиняться командиру, и теперь, перед лицом неизведанной опасности, чувствовали себя беспомощными. О воинах и говорить нечего: все, чем они могли помочь — это вовремя связывать очередных взбесившихся. Если бы речь шла о сражении, осаде, нападении любых врагов, будь то люди, нелюди, звери или даже нечисть, отряд сумел бы обойтись и без Атиуса. Здесь все были отличными бойцами — опытными, закаленными и тренированными. Но главная беда заключалась в том, что в борьбе с бешенством одних воинских умений было мало. Требовался целитель. И не простой, а как минимум талантливый. А лучше гениальный. Зирум и Версум, как и все боевые маги, могли оказывать первую помощь раненым, но не более того. Здесь же нужен был волшебник, владеющий огромными лекарскими познаниями, ученый или маг жизни с алхимической лабораторией в придачу. Только где же такого взять? Теперь все смотрели на меня с затаенной надеждой. Мол, если Атиуса нет, то кому как не эльфу спасти всех от заразы? Простые люди привыкли думать, что все уроженцы Даллирии — сплошь великие маги жизни. Но я тоже был в растерянности. У меня даже проскользнула идея бросить все и сбежать, но тут же сама собой рассеялась. Куда уйти? Зеленая пыль везде — чудо, что зараза еще не дошла до меня. Даже если предположить, что болезнь обойдет меня стороной, деваться все равно некуда. Горы в одиночку пересечь невозможно, а возвращаться туда, откуда сбежал, равносильно гибели. Потому я снова и снова осматривал больных, пытался ухаживать за ними, помочь хоть чем-нибудь, старался придумать выход. Но ничего не получалось, и паника в душе лишь нарастала. Тогда я вспоминал слова Атиуса: "Не сдавайтесь, боритесь до последнего". И я боролся, старался изо всех сил, не опускал рук. Осознавал, что если не буду поддерживать в воинах хотя бы видимость надежды, то она угаснет у всех. Все зависело от меня, так считали люди. Но что я мог?! Большинство из тех, кто заболел в числе первых, были уже мертвы или находились при смерти. Будь в запасе время, алхимическая лаборатория под рукой и трактаты по медицине, возможно, все обернулось бы по-другому. Но ничего из этого у нас, конечно, не имелось, и надежда таяла с каждой минутой, как снег под лучами весеннего Атика.

Воины старались не проводить много времени в опасной близости от больных, только забрасывали очередного взбесившегося в лазарет и быстро уходили. Помогали мне лишь Мара с Алом и маги. Но вторые хоть и делали, что могли (а могли они немногое, разве что пощупать пульс, да заглянуть в глаза, чтобы убедиться — очередной несчастный обречен на смерть), все равно не задерживались долго рядом с зараженными. В итоге настоящими соратниками оказалась только пара воинов. Ал и Мара без устали меняли на головах метавшихся в жару людей мокрые тряпицы, вливали в пересохшие рты воду. Их бесстрашие перед болезнью и искреннее желание спасти своих товарищей, не бросить даже в такой безвыходной ситуации, заставили проникнуться к ним глубоким уважением.

После очередного безрезультатного осмотра всех больных, я вышел из лазарета подышать свежим воздухом и застал жуткую, но увы, ставшую уже привычной, картину. На магов пытался напасть один из погонщиков. Человек полз к ним на четвереньках, в ярости царапая камни мостовой и оставляя на ней следы крови, которая сочилась из-под сорванных ногтей. Движения погонщика были неуклюже-изломанными, он то порывался вперед, то вдруг останавливался и пятился назад, словно преодолевал сопротивление какой-то невидимой силы. Лицо тоже менялось каждое мгновение, то выражая вполне осмысленное отчаяние, то превращаясь в маску безумства. С губ текла кровь: он погрыз их в порыве бешенства или... Пытался болью привести себя в чувство? Казалось, разум погонщика до последнего момента сопротивлялся болезни. Маги с холодными взглядами молча наблюдали за медленным приближением несчастного.

Когда до зараженного оставалось не больше пары шагов, Зирум медленно поднял руку, несколько мгновений подержал ее на весу, потом резко опустил. Тут же на голову погонщика будто обрушился гигантский невидимый молот, превративший ее в красно-серое месиво. Мантии чародеев забрызгало кровью и кусочками густой массы, некогда бывшей мозгом.

Останки погонщика стремительно затягивало тонкое кружево инея. Маг ударил сырой силой, и воздух оставил в ней свой след. Когда человеческий чародей атакует кого-нибудь своей чистой энергией, он все равно инстинктивно обращается к источнику, и в удар добавляется частичка стихии, к которой больше всего расположена душа волшебника.

Какого... Что они себе позволяют!? Заразившегося следовало связать и положить с остальными! Неужели они настолько отчаялись, что готовы уничтожать больных, как взбесившихся собак?!

— Что здесь произошло? — спросила орка, выйдя из лазарета и мельком окинув взглядом магов и тело несчастного.

— Похоже, чародеи сошли с ума, — ответил я, двигаясь в сторону этой странной парочки и готовясь защищаться, если возникнет необходимость.

На площади остались только мы вчетвером. Воины, еще не пораженные заразой, увидев, что сделали маги, отошли подальше и спрятались в развалинах старых домов.

Я подождал, пока люди скроются, и гневно обратился к Зируму, который стоял ко мне спиной:

— Зачем вы это сделали? Погонщик не успел напасть, его можно было... — я не успел договорить, слова застыли в горле сухим комком. Чародей медленно повернулся. На меня смотрели пустые, красные от полопавшихся капилляров глаза.

Все разъяснилось без слов: и их странное поведение, и убийство погонщика. Болезнь достала и магов.

Зирум недолго, всего несколько ударов сердца, смотрел мне в лицо, а затем швырнул в меня таким же сгустком силы, каким превратил череп погонщика в месиво. Но я был готов к нападению и среагировал быстрее, чем с его ладони слетела волшба. Отпрыгнул в сторону и, разминувшись со смертью всего на пару дюймов, перекатился через плечо. Вскочив на ноги, я побежал в сторону развалин, петляя, словно сумасшедший заяц. За спиной раздавались мощные удары, превращавшие в мелкое крошево камень мостовой. Мне удалось добраться до спасительного укрытия невредимым. Я спрятался за стеной наполовину развалившегося деревянного дома. На поверку мое убежище оказалось не таким уж и надежным. Зирум не стал обходить стену и искать меня, а принялся методично посылать удар за ударом, превращая строение в щепки.

С другой стороны площади тоже послышались звуки магической атаки. Рискуя погибнуть, я на миг выглянул из-за стены. Увиденное не порадовало: второй маг — Версум — в приступе бешенства швырял сгустками силы в Мару. Орка пока держалась, уклонялась от оставлявших огненный след ударов, прыгая по мостовой не хуже акробата из бродячего цирка. Из оружия у Зеленой были только кнут и длинный кинжал. Мара пыталась подобраться к магу ближе, но под потоком волшбы у нее это получалось не слишком хорошо.

Увидев мою физиономию, высунувшуюся из-за стены, Зирум взревел и взмахнул руками. Я едва успел откатиться в сторону, как мое укрытие в щепки разнесло магическим ударом.

Короткими перебежками, виляя и подскакивая, я добрался до ближайшего дома. Влетел в дверной проем и сразу отпрянул в сторону. Тут же стену сотряс удар, пробив дыру, в которую свободно могла бы проехать карета. Если бы маг вошел внутрь, я может и попытался бы сотворить что-нибудь с трухлявым деревом стен, чтобы пробудить их к жизни и сделать своим оружием, но чародей попросту уничтожал дом. Не дожидаясь следующей атаки, я ринулся в соседнюю комнату и с разбегу выпрыгнул в окно, очутившись с другой стороны здания.

У меня родилась шальная идея. Кажется, я придумал, как остановить Зирума. Как обычно, рассчитывал только на удачу, но на тщательную проработку плана времени не было. Под очередным ударом обвалилась крыша дома. В небо взметнулись клубы пыли. В этот же момент я рванул за угол, на бегу отчаянно стараясь сосредоточиться на заклинании и сконцентрировать всю доступную мне силу. В сознании молитвой всем богам билось: "Лишь бы не заметил, лишь бы не увидел...". Когда впереди показался Зирум, я упал на мостовую и, уперев ладони в камень, послал импульс силы, глядя на чародея и произнося ключевую формулу.

По моим расчетам, в щелях между камнями мостовой обязательно должны были застрять принесенные ветром семена каких-нибудь растений. Глубоко в земле, под камнями, тоже могли сохраниться семена, впавшие в "спячку". Вот их я и собирался вырастить. Конечно, затея рискованная. Вдруг плесень уничтожила не только жителей форта, но и всю растительность? Да и чародей вполне мог успеть убить меня до того, как сработает заклинание.

Отдав свою силу земле, я ощутил, как в голове будто что-то разорвалось, а по телу прокатилась волна тягучей боли. Но сознание не помутилось, и я отчетливо видел, что происходило на площади.

Порыв ветра, взметнув кучку зеленой пыли, швырнул ее Зируму в глаза. Вокруг головы чародея образовался небольшой смерч. Ослепленный маг, взвыв, принялся беспорядочно расшвыривать в разные стороны сгустки силы. В тот же момент камень перед ним взорвался фонтаном обломков, из-под земли стремительно взметнулись побеги растений и, свиваясь в жгуты, обвили ноги Зирума. Все-таки я перебрал с силой. Вылетевший из мостовой большой камень сломал чародею левую руку, и она безжизненной плетью повисла вдоль тела. Мелкие осколки превратили его лицо в кровавое месиво. Маг был обездвижен, и я рванулся в его сторону, чтобы нанести решающий удар. Но Зирум опередил меня. Злоба ослепленного чародея обратилась на державшие его растения, и он ударил в них сгустком силы. Удар огромной мощи оторвал Зируму ноги. Изуродованное тело подлетело над мостовой на несколько ярдов и рухнуло на камень. Раздался противный хруст, и из-под затылка Зирума растеклась лужица крови. Мне не пришлось его добивать, чародей умер мгновенно.