Так и пробегали дни в хлопотах и заботах по подготовке похода. Не забыть сделать это, нужно взять то, необходимо этих отправить туда, а вон тем поручить сделать данную работу. И так из-за дня в день на протяжении декады. Наконец 30 ноября 'инженерная разведка' доложила, что лед на озере окреп настолько, что свободно держит груженный воз. На днях из Самолвы в Псков сбегали сани и вернулись, загруженные по самые не балуйся. И ни чего, ни разу не то что провалились, но лед под ними даже не треснул. Выход назначили на утро первого числа. Но как всегда, то одно, то другое, то третье. Это не взяли, то забыли, там не успели, здесь не то положили. Протянули до полудня. А там опять другие недостатки полезли. Этот день прошел как тренировка к выходу. Решили выходить с утра 2 декабря, возы не распаковывать. Животных выпрячь, напоить, накормить, определить в хлева и конюшни. Людям переночевать по-походному, в помещениях, на своих места. Организовали усиленный караул, выставили дополнительные посты и секреты. В том числе и за частоколом слободы, около возов обоза. А поутру всем быть готовым к выезду. Сняли антенну, смотали дефицитный провод, уложили его в воз. Саму вышку, выстроенную на крыше 'господского комплекса', рушит не стали, оставили как была, только без антенного провода.
Всего в обоз вошло тысяча семьсот десять сервских и крестьянских возов, сорок эрзац походных кухонь с одноконной запряжкой, шестнадцать 'детских домиков' с грудничками и их мамашами с одним волом в качестве двигателя, шестьдесят семь немного измененных 'V трейлера', положили платформу из тонких жердей, с фуражом и продуктами для людей, влекомых парой волов. Сотни саней с другим имуществом с запряженной парой лошадей. В том числе и санные орудийные лафеты для 'гуляй городов', с установленными на них восьми и трех фунтовыми 'единорогами', отлитыми из орудийной бронзы в количестве ста штук и влекомые парой лошадей. Все это 'великолепие' сопровождали два десятка саней одвуконь, груженных полупудовыми пудовыми 'единорогами', так же отлитыми из орудийной бронзы и бочонками с порохом, мешочками с картечь, гранатами и лежащими без какой-либо упаковки ядрами, в основном калибра подходящего к восьми и трех фунтовым 'единорогам'. Еще дюжина четверть пудовок, поставленные на колесные лафеты, разделив на две шести орудийные батареи, придали авангарду и арьергарду, помимо сотен кованой конницы. Создав их этой дюжины 'единорогов' первые подразделения конной артиллерии. Пара коняшек в легкую перевозила триста пятьдесят килограмм самого 'единорога' и двести килограмм зарядного ящика. Да еще две сотни саней везли 'казну клуба', почти все награбленное 'непосильным трудом' в Ливонии серебро, золото и драгоценные камни. Хотя на санях драгметаллы с самоцветами ехали только до Великих Лук, где 'золотой запас' 'витязей' перегрузят в автомобили. Более семи сотен конных воинов, триста прилично обученных номеров орудийной прислуги, из них тридцать шесть можно было отнести к конной артиллерии. И более тысячи двухсот пеших бойцов, вернее санно-пешего подобия средневековой мотопехоты. 2 декабря около 9 часов первые возы начали выходить на лед Желче. И когда передовые возы выехали на белую, блестящую глад замерзшего озера, последние возы еще даже не сдвинулись с места.
На льду Чудского и Псковского озер, между слободой Ямм-на-Желче и городом Псков. 2 декабря по новому стилю 1552 года от РХ.
Растянувшаяся почти на 10 километров лента каравана чернела на сверкающем белизной льду Чудского озера, двигалась, с черепашьей для попаданцев, скоростью в 4 км/час или чуток более. Но быстрее каравану не давали двигаться волы, которых, ни какими силами нельзя было заставить разогнаться и увеличить скорость. Да и не было, большой необходимости ускорятся, лошадок требовалось поберечь. Тем более и при такой скорости обоз проходил за 10 часов не менее 42 километров, что вполне укладывалось в расчеты 'витязей'. А пока охрана обоза проходила тренировку. Особенно уделяли внимание западной и северной сторонам, откуда могли появиться войска ливонцев, как раз недавно осаждавшие Гдов. Но бог миловал, до Пскова весь обоз добрался поздно вечером благополучно, без потерь. В сам город заходить не стали, чему способствовала попавшая на пути обоза деревушка в пяток домов, расположенная в окрестностях Пскова.
Еще на подходе к этой деревушке путешественников насторожило отсутствие дымов над деревней и их запаха, и это при стоящих морозах. При въезде в деревню бросилось в глаза отсутствие следов захода людей в дома, на свежем снегу видны были только небольшие женские или детские следы, идущие к хлевам и от них. Только в одном дворе видны были эти следы, ведущие не только в хлев, но и в сам дом. Вот к этому то дому и направился со своими тремя учениками-холопами Пирогов, его подозрения по поводу охватившей деревню чумы, все более и более укреплялись. По его рекомендации Золотой дал команду проходить через эту деревеньку не останавливаясь. Сам Никита Николаевич остался со своими людьми в деревне. Зайдя в теплую часть дома, в который вела натоптанная тропинка, пройдя через не отапливаемые сени, доктор увидел сидящих у стола, около теплой печи, двух пареньков лет по четырнадцать-пятнадцать на вид, видимо братьев погодков, судя по схожести их черт лица и цвету волос. Сперва в полумраке избы хирург ничего не увидел, но обоняние подсказало, что в углу под образами, перед которыми слабо горела лампада, кто-то лежал и по видимому смертельно больной, так как запах разложения будто кулаком ударил по обонянию вошедшего со свежего воздуха Пирогова. Наплевав на практический запрет показывать аборигенами артефакты 21 века, он достал фонарь— 'жучок' и стал накачивать энергию в фонаре. Яркий, в полумраке избы луч света, выхватил лежащую на лавке у стены под образами женщину, так идентифицировал по длинным волосам и видимых из под расстегнутой нижней рубашки грудям Никита, в том существе с лицом багрово-синюшного окраса, с губами будто обсыпанных мелом, лихорадочно блестящими глазами с ясно видимыми на шее язвами черного цвета, с покрывающими груди черными неровными пятнами, которые видимо были результатом подкожных геморрагий, с явным выражение страдания и ужаса, на заостренных чертах лица, вряд ли можно было узнать женщину. Один из чумных бубон, находящийся на левой стороне шеи, вскрылся и выделяемый им густой желтовато-зеленый гной, стекал по коже на подушку, залив уже почти всё левую половину подушки. Видимо запах от этой язвы и учуял подполковник медицины. Лежавшие поверх какого-то полотна, закрывавшего больную от груди но ступней, руки нервно двигались, кожа пальцев рук имела пепельно-серый оттенок.
-Видимо цвет кожи изменился в результате цианоза — автоматически отметил в уме доктор. — Ну вот по всем признакам это она-Чума. Вот из хаты, быстрее на улицу. — Эти мысли в секунду промелькнули в голове у хирурга и он стал поворачиваться, звеня одетым на него бахтерцом.
Видимо яркий свет, жужжание издаваемое 'жучком' и звон доспеха, вывел больную из забытья и она хрипло, но достаточно громко и разборчиво заговорила: — Боярин! — точно определила принадлежность вошедшего в избу человека по звону брони к воинскому сословию больная— За ради господа нашего не дай пропасть моим кровинушкам. Все в веси умерли, мор всех прибрал. Хозяин мой в сенях лежит мертвый, я сама его третьего дня вынесла и видимо из-за этого и саму мор свалил. Вот и мне конец настал. Забери сынов, не дай и им помереть. Они у меня работящие. Мне помогали, за всей скотиной в веси ухаживать, когда соседи занемогли и померли. В избы мы правда не входили, но скотина ревет, жалко божьи создания, они то за что страдать должны. Это нам мор за грехи наши господь наслал. Видимо никого в веси кроме меня и сынков из живых не осталось. Я то может грешила, а детушки мои за что гибнуть должны. Они ведь и не жили. Спаси их боярин. Ни чего у нас с мужем нет, ни серебра и злато. Христа ради прошу спаси боярин, увези из веси.
Видимо истратив на эту не очень то связную речь все силы, женщина замолчала, откинувшись на подушку, лишившись от напряжения сознания. Её слова остановили хотевшего уйти Пирогова и он сам, в нарушения своих же инструкций, заговорил. Его хриплый голос сперва напугал парнишек, посчитавших, что и зашедший в дом проезжий боярин тоже болен. Но путник разговорился и его голос зазвучал ровно без хрипотцы.
-Вот что хлопцы — сам не поняв почему он назвал парнишек на украинский манер, заговорил Никита— Давайте собирайтесь. Поедете со мной. Слышали, что мать Ваша Вам сказала. Ей уже ничем не помочь, при смерти она, это я Вам как лекарь говорю. А вы выходите к окну, сейчас его открою.
Передав 'жучок' одному из своих учеников, доктор подошел к закрытому затычкой окну и ударом ноги выбил её. В избу хлынул свет, а вместе с ним и холод.
-Давайте раздевайтесь, осмотрю Вас не попятнала ли и Вас 'черная смерть' своей печатью. Давайте, давайте. Не стесняйтесь, скидывайте все. Дай фонарь. Так подняли руки, повернулись. Теперь ноги разведите, да к свету давайте. Да не дергайтесь, не содомит я. Так лимфа узлы везде не увеличены. Как себя чувствуете. Не морозит, может какое-то недомогание имеется. Пульс в норме. Печень и селезенка не увеличены. Голова не болит, Ни где ничего не ломит. Язык показали, больше вытяни. Нет. Побудьте пока так. Прокоп, давай из своих вьюков одежонку для вьюношей неси. Да и Потапа вьюки по тряси. Вы с ними одного возраста практически. Ну чуток большевата будет, не беда. Главное запасную теплую одежду и обувку несите. Знаю, что валенок нет. Но знаю так же, что у вас обоих и сапоги для зимы имеются. Вот их и несите. Да портянок поболее, накрутят и с ноги сапожки не спадут, и теплее будет. Потам обстриги им пока все волосы, не дай бог вшу или блоху в волосах унесут заразную. Не дергайтесь, мать, Вам что сказала. Спасаться. Вот и спасайтесь. Волосы нужно обстричь, волосы новые отрастут, а вот жизни новой не будет. А что в остальных домах живые имеются. Точно нет. Сами говоришь в каждый дом в тайне от мамани заходили и смотрели, все мертвые. Из изб ни чего к себе в дом не несли. Точно ни чего. Вот и сейчас ничего не брать. Вот и отлично, все волосы здесь остались. Так ни вши, ни блохи на Вас не видно. О вот и одежда. Одевайтесь. Старую здесь бросьте, мор на ней может быть. Ну что пошли. Потам, Прокопий да не жалейте вы одежды, выдам вам серебра, как в большой город приедем, новую купите. Вот огольцы к коням идите, воины подсадят в седло, в месте с ними поедете. Что опять. Да умерла Ваша матушка. Нет нельзя с ней проститься, и сами заразу подхватите и нас заразите. Помрете и не выполняете наказ родительницы Вашей. Ну что опять. Какие лошадки, коровушки, овечки. Кто помрут от голода, если их здесь так бросить. Ну что же показывайте, где они у Вас здесь стоят. Степан, проследи, чтобы взяли только сани и животных, в избы никого не запускай, слышите в избах этой деревни 'черная смерть' поселилась. Если хоть что из изб взять, с этой вещью и мор себе возьмете. Вот то-то он и есть. Ничего не брать, только сани, упряжь и животных. Будете животных выводить, к избам сено и солому тащите, обкладывайте их, будем огнем очищать землю от 'черной смерти'. К сараям и хлевам не забудьте сена положить, сжигать нужно все, в том числе и бани, чтобы в другое строение мор не смог сбежать и спрятаться, дожидаясь своих новых жертв.
Напоследок Пирогов вошел в уже обложенную сеном избу братьев. Ведь когда он выходил их мать была жива, а сжигать хотя и смертельно больного человека, но еще живого нельзя. И правда, за прошедшее время больная очнулась и увидев вошедшего в теплую избу боярина стала смотреть на него с немым вопросом. Отвечая на не высказанные вопросы подполковник начал говорить: — Сыновей твоих голубушка я спасу и пристрою к делу лекарскому. А вот тебе извини не чем уже помочь не смогу, поздно очень, зараза очень глубоко зашла. Ты уж извини меня за то, что я сейчас сделаю. Но это необходимо, нельзя оставлять вашу весь целой. Зараза из неё по другим местам разойдется.
С этими словами подполковник достал из кобуры ПМ и передернув затвор, выстрелил в страдалицу, пуля пробив ей голову, разом прекратила её страдания. Подобрав гильзу, которая ударившись о выставленную, одетую в варежку ладонь, упала ему почти под ноги, он не оглядываясь вышей из избы. Садясь в седло и направляясь на выезд их деревни, он махнул рукой. Зажигайте.
Из деревеньки Никита Николаевич со своими людьми выехал под вечер. С ними шли трое саней запряженные парами лошадей, за ними шли привязанные веревками к саням пять коровенок и один теленок, а так же на привязи бежали десяток овец. На санях лежали связанные семь свиней. Кудахтали в сене спутанные по ногам и накрытые каким-то рядном куры. А рядом с двумя возами шли, управляла лошадями, с очень серьезными лицами пара подростков с заплаканными глазами. За спиной уходящих как-то мрачно полыхал огонь, сжигающий зачумленную весь с её мертвыми жителями и выжигающий своим очищающим дыханием смертельную заразу.
В ходе первого дневного перехода, как всегда выявились не большие упущения в подготовке похода и не доделки в транспорте. Благо Псков город большой и за деньги, даже ночью можно доставить не достающее и исправить не доделанное или сломавшиеся. Рано утром 3 декабря обоз ушел из окрестностей Пскова в сторону Великих Лук, на соединение с группами Черного-Куркова и Батова-Сенявина. К обозу присоединился и Свиридов со своими боевыми холопами, вновь нанятыми охочими людьми и собственным маленьким обозом в десяток саней, отстоявших в своем полевом лагере более чем двух недельный карантин. Перед своим отъездом из Пскова Степан Николаевич напомнивший Карелину Андрею и Свейковскому Ивану о просьбе их раквеленских знакомых о найме к маю 1553г. двух-трех больших артелей мастеров каменотесов и строителей, для возведения городских стен, башен, бастионов во вновь строящемся городе на Яике-реке. Нанятых мастеров с артелями к маю было необходимо доставить в Нижний Новгород и передать на попечение местному купцу Кузьме Бугрову.
Псков — Великие Луки. 03— 10 декабря по новому стилю 1552 года от РХ.
Расстояние от Пскова до Великих Лук преодолели, хоть и не без трудностей, но зато без нападений татей и иных потерь за семь суток. За это время сложился и устоялся порядок передвижения и походный быт путешественников. Заранее предпринятые меры по обеспечению переезда в виде закупленного фуража для животных и продуктов для людей, оправдали себя. Пока не было ни одного случая, что бы на обусловленном месте дневки на обед или ночевки, путников не поджидали копны с сеном, мешки с овсом и короба с продуктами для людей. А эрзац походные кухни, экономили время и давали людям и животным больше времени на ночной отдых. Охрана ежедневно отрабатывала свои действия по охране обоза и отражению на него нападения, и они начали получаться у неё почти автоматически. Тем более что в Великих Луках начали потихоньку сбивать первые щиты 'Гуляй-городов' и закупать для них сани и лошадей. По прибытию в окрестности Великих Лук, Золотой получил от Черного радио, в котором тот, предлагал не ждать их, как ранее было обусловлено, а двигаться дальше. Сбор общего каравана назначался в окрестностях Коломны. Сам Золотой, оставив обоз на одну из попаданок и кого-либо из своих боевых холопов, с остальными 'витязями' и поверстанными боярскими детьми, должен остановиться на постоялом дворе в Заяузской слободе, где дождаться приезда двух других частей каравана во главе с Черным и Батовым. Откуда курковский караван, во главе с Курковой Ириной Викторовной, проследует дальше, до Коломны, на соединение с основным обозом. По приезду, главой обоза, до возвращения 'витязей', назначается Куркова. А все 'витязи' и дети боярские проедут в Москву, в Разрядный приказ, для фактического подтверждения своего существования, получения платы за службу. Да и в свежее образованный приказ Казанского дворца заглянут необходимо. О чем особо настаивал подьячий Кузьма. Выделенные поместья входят в земли, в которых административно-судебное и финансовое управление осуществляет данный, недавно учрежденный приказ. Выполняя полученное указание, яммской обоз, переночевав в тепле посада Великих Лук, помывшись в бане, с утра 11 числа вышел в направление Москвы и далее на Коломну.
