— А он прозрачный. И яд поначалу не чувствуется. Влезает в малейшую щель. Он тебя в шею укусил. Под шлемом. Я тоже поначалу не понял, что с тобой, а потом гляжу, вроде как блестит у тебя чего-то, плоское. Ну и ножом. Точно, годзилка мерзопакостный. Ты, видимо, мимо его ямы проходил. Они обычно в них прячутся. Там и размножаются. В этаких воронках... Повезло, что ещё молодой совсем, и ещё — что кулькана рядом не было. Они обычно вместе всегда. Где годзилка прозрачный, там и кулькан рогатый.

— Это ещё что за зверь?

— Тьфу, скажешь тоже — зверь... Гад болотный! Плюётся ядом не хуже, чем у годзилки. Но ты отдыхай, командир. Ты человек сильный, завтра уже в себя придёшь.

Парень поднимается, по шагам слышу, что выходит. Точно. Снаружи слышен его крик:

— Командир заговорил!

И — словно рёв стартующего звездолёта в ответ:

— Слава Парда! Слава графу! Слава!!!

Матерь Божья... Это же мои солдаты! Ничего себе... Даже не ожидал такого! Вот оно, их отношение ко мне... Настоящее, неподдельное... Да с такими орлами я горы сверну, пройду всю планету вдоль и поперёк, и вычищу всех недругов! Но глаза слипаются. Очень хочу спать... И мягкий сон накрывает меня с головой... Солнышко поднимается. Первые, ещё несмелые лучи прорываются сквозь прозрачный полог. Я вроде бы в норме. Пытаюсь сесть, и это мне удаётся. Меня раздели. На шее — плотный бинт. Понятно почему. Трогаю — вроде всё хорошо. Но снимать пока не стану. Я с такой нечистью не сталкивался ещё, и даже не слышал о подобной. Но если верить Ролло, а причин не верить ему нет, то водится здесь всякая нечисть, и не мало...

— Командир!

Вот, не успел подумать, а он тут как тут!

— Чего дёргаешься? Я уже в порядке. Лучше помоги одеться, и пусть мне завтрак несут. Есть хочу, как будто сто лет голодный просидел!

— Уже!

Воин улыбается, показывает за спину — там стоит накрытый покрывалом стол, от которого несутся ко мне, дразня ощущала, такие запахи... Торопливо натягиваю на себя висящие на стуле возле койки штаны и устремляюсь к еде. Плюхаюсь на сиденье, затем начинаю кидать в себя кусок за куском. Ароматное, свежезажаренное мясо прямо тает во рту, запиваю горячей наттой, и с каждым проглоченным куском ощущаю, как ко мне возвращаются силы и здоровье.

— Уф... Хорошо то как...

С сожалением смотрю на оставшееся, но внутрь уже не лезет. Глазами бы ел, да желудок уже полный!..

— Как ты, командир?

— Отлично!

Но пора приступать к обязанностям...

— Что с замком?

— Взяли. Вчера сдались, после того, как ты свалился.

— Вот и чудесно. Давай мы теперь делом займёмся. Зови сюда Грама.

Мужчина исчезает за пологом, и когда возвращается, ведя с собой моего зама по политике, я уже одет в обычную одежду:

— Садитесь, сьере офицеры. И — докладывайте: кого взяли, сколько пленных, что у нас с людьми и припасами...

Оба переглядываются, потом заговорщически подмигивают друг другу, Ролло вскакивает:

— Позвольте выйти на секунду.

Хм... Явно что-то приготовили. Интересное...

— Ладно. Давай, только недолго.

Парень снова выскакивает, и почти тут же возвращается. С ним — закутанная в покрывало фигура. Марг сдёргивает ткань, и моему взору предстаёт молодая женщина. Что-то знакомое сквозит в её чертах, хотя могу поклясться, что никогда раньше её не встречал. А главнокомандующий торжественно объявляет:

— Позволь представить, командир — маркиза дель Сехоро. Младшая. Собственной персоной.

От неожиданности я роняю бокал с наттой, который держу в руке, на земляной пол, и не веря своим ушам, переспрашиваю:

— Кто?!

— Маркиза дель Сехоро. С письмом от своего отца.

Лёгкий кивок головы Грама, и женщина лезет за пазуху. Я слышу треск рвущихся ниток, и передо мной на стол ложится клочок ткани, исписанный мелким бисерным почерком. От пота свинцовый карандаш поплыл, но разобрать слова можно, впиваюсь в них глазами: 'Атти дель Парда, сообщаю тебе, что у меня нет желания воевать против тебя. Потому что гибель людей играет лишь на руку врагам Фиори. Потому предлагаю тебе следующее — через две недели я соберу всех приспешников капитуляции нашего государства в замке Монро, что во владениях герцога дель Тохео. Если ты успеешь — то штурмуй, и ничего не бойся. Потому что я — на твоей стороне. Маркиз Оттон дель Сехоро.'

— Однако... Какой пассаж...

Я смотрю на младшую дочь маркиза. Затем спрашиваю:

— А как же его титул Тайного Владыки?

Женщина бледнеет:

— Откуда вы знаете?!

Молчу, потому что вижу — она испугана не на шутку. Обхожу молчанием её вопрос и говорю совсем не то, что она хочет услышать

— Допустим. Хорошо. Я подумаю. Пока отведите её куда-нибудь. Пусть за не присмотрят, но пока не обижают.

Графиню уводят, и мы остаёмся втроём, я, Марг и Ролло. Несколько минут я раздумываю над письмом — правда, или нет? Действительно дель Сехоро мне сочувствует? Точнее, моему делу? Мне, лично, вряд ли. Скорее всего, старый пройдоха просто почуял, что запахло жареным. И очень сильно. Вот и решил рискнуть. Если что — всегда можно свалить на дочь, на её самостоятельность. Ну а выгорит дело у молодого волка из Парда, всегда можно козырнуть данным письмом. Эх, знать бы, где упасть, так соломки заранее бы подстелил... Соратники почтительно молчат. Не мешают размышлять командиру над глобальными вопросами...

— Ролло, что скажешь?

— Я тут самый молодой. Почему с меня начинаешь, командир?

— Старая традиция. Всегда говорит первым самый младший. Что по возрасту, что по званию. Ну, в нашем случае, по титулу.

Парень вздыхает:

— Как всегда — я... По мне — маркиз дело предлагает.

Тянется к бокалу. Затем наполняет его наттой из термоса, делает большой глоток. И заканчивает мысль:

— Только я бы замок не штурмовал. Просто расстрелял бы его из пушек. Со всеми обитателями.

— Хорошая мысль. Убить всех, а Высочайший на небесах пусть сам разбирается, кто там прав, а кто виноват. Так получается?

Главком кивает:

— Вот чему поражаюсь, командир, как ты умеешь двумя словами выразить идею. Всё просто и понятно.

— Спасибо за доброе слово. Ну а ты, Грам? Твоё мнение?

Тот сопит пару минут, потом изрекает:

— Между маркизом и его коллегами-соправителями особой теплоты никогда не было. Это о многом говорит.

— Верно подметил. Ещё что?

— Ловушка.

— Совершенно верно. Мы обложим замок. А нам в спину ударят. Ну и заодно от свидетелей своего предательства избавится. Я же предательства не прощу?

— Точно сказал, командир!

— И я о том же... Короче, делаем так...

Я подвигаю к себе лист бумаги, пишу на нём пару предложений, затем показываю обоим парням. Те читают, затем кивают головами в знак согласия, а я сую лист в пламя светильника, дожидаюсь момента, пока чистый краешек, горя в воздухе, медленно опадёт пеплом на ковёр, которым застелен пол в шатре. Когда серый клочок вещества застывает, растираю его сапогом. Паранойя, конечно, но лучше, как говорится, перебдеть, чем твоё слово станет известным врагам...

— А что с прочими пленниками?

Грам спохватывается:

— Положили целую кучу венценосной сволочи. С десяток графов, полсотни баронов. Ну и герцога дель Крама до кучи. Последнего еле опознали — снарядом его разорвало. Только по доспехам и поняли, что это он.

— А семьи?

— В лагере. Под усиленной охраной. Почитай, полторы сотни душ, если детишек считать. Простых воинов мало взяли. Около тысячи. Прочие...

Он делает характерный жест, проводя рукой по горлу. Вздыхает:

— А ведь в сущности они и не виноваты. Силой же гнали. Подневольные...

— Если бы подневольно шли, то могли и сбежать. Не по пути, так перед битвой.

— Боятся они, командир... А ну как ты их под горячую руку...

Марг вздыхает. Понятно...

— Я когда простых людей трогал зря? Нет. Так что рядовому воину боятся нечего. Это пусть аристократы боятся. Они стали на сторону Тайных Владык. С них и спрос, вершители судеб...

Презрительно плюю на ни в чём неповинный ковёр. Оба парня вновь согласно кивают головами, словно болванчики из Азиатской Партократии. Пора заканчивать. Встаю, оба приближённых тоже вскакивают.

— Пойдём, глянем, что там у нас за добыча...

Выходим из шатра, и я едва рефлекторно не подаюсь назад, потому что на меня смотрят тысячи глаз — солдаты, свободные от дел, обступили плотным кольцом шатёр и жадно смотрят на меня. Нет, не жадно. С надеждой, облегчением, и — счастьем...

— Живой я, люди! Живой!..

...— Ваше Величество...

Сьере Ушур склоняется в поклоне. Не слишком низком, как раз для человека, знающего себе цену. Я поднимаюсь с кресла, в котором сижу и делаю приглашающий жест:

— Господин министр финансов, прошу вас...

Мужчина садится, смотрит на меня очень внимательно, затем вдруг улыбается, спокойно и радушно:

— Я рад, Атти, что мы понимаем друг друга с полуслова. Значит, отныне Фиори становится королевством?

— Совершенно верно, сьере. И никак иначе. Вина? Или натты?

— Натты, если можно, ваше величество.

Машу рукой в знак протеста:

— Для вас, сьере, Аттти. Естественно, когда мы наедине.

Звоню в колокольчик, симпатичная служаночка приносит нам уже готовый горячий напиток. Ну а поскольку повара у меня выше всяких похвал, то пару минут мы просто наслаждаемся напитком. Отдав ему должное, вновь завязывается разговор, и начинает его сьере Ушур:

— Значит, вы предлагаете мне должность казначея?

— Министра финансов, дорогой мой друг. Министра. Это значит...

Купец машет рукой:

— Атти...

Улыбаюсь:

— Да уж, кому бы объяснять, но не вам... Но будет кое-что новое.

Сьере настораживается:

— Кроме денег вам придётся заниматься ещё и кое-чем иным... К примеру, финансированием строительства, внешней торговлей, нашими исследованиями других стран и континентов. Думаю, это немногим отличается от того, чем уважаемый купец зарабатывал на жизнь раньше. Правда, масштабы меняются.

— Это верно...

Мой друг вздыхает. Делает большой глоток из кружки.

— У вас всегда найдётся нечто неожиданное, Атти...

— Опять на вы, сьере?

Он пожимает плечами:

— А как мне обращаться к тому, кто вскоре станет властелином Фиори?

— Мало стать. Надо ещё удержать власть.

Острый взгляд из-под мохнатых ресниц:

— Я, лично, в этом не сомневаюсь. За пять лет из нищего баронства создать сказочную страну, куда стремиться попасть на постоянное жительство не только серв, но даже многие благородные лорды не из последних... И даже не только из Фиори... Атти, что у вас припрятано в кармане? Я не вижу в вас ни капли сомнения в победе. А как же остальные лорды? Вы не боитесь?

Отрицательно качаю головой:

— Думаю, через год, максимум два года, всё Фиори станет одним государством. А дальше будет видно. Ну а армия... Если она находится за стеной, которую невозможно преодолеть, то разве такая армия страшна?

— Надеетесь отсидеться в Парда, построив цепь крепостей? Нереально. Времени осталось совсем немного...

— И потерять Эстори и Лари, промышленное и продовольственное сердце графства? Я никогда не пойду на это. Вы же знаете, сьере, что я умею считать деньги не хуже вашего.

Мы улыбаемся друг другу.

— Тогда... Как?

— Я возьму Ридо.

— Крепость — ключ?! Но это же...

— Не буду вдаваться, как, но, думаю, через месяц над её стенами взовьётся стяг Парда. Ну а дальше... Зачистить остатки знати для меня не составит сложности. Думаю, моя супруга вас в этом убедит...

— Ох, совершенно забыл... Поздравляю тебя, Атти. Правда, и удивлён. Взять за себя больную сироту, непохожую на людей, изуродованную страшной болезнью... Тот же король Тушура с удовольствием и вприпрыжку отдал бы за тебя свою любимую дочь, взбреди тебе в голову такая блажь...

Я удивлён, но вопрос требует пояснений.

— Сьере Ушур, вы любите свою жену?

Он неожиданно смущается, но кивает в знак согласия.

— У меня тоже самое. Мы просто любим друг друга. До свадьбы мы были едва знакомы, и за год разлуки осознали, что не сможем жить друг без друга... Так что...

— О!

Он поражён:

— Хм... Неслыханное чудо... Тем более рад за тебя, Атти, особенно, если вы любите друг друга...

Киваю.

— Но как ты собираешься взять крепость, о которую всегда ломали зубы фиорийские аристократы?

— Как полагается, сьере. Именно потому, что я буду одним командиром, и под рукой у меня не будет кучки тупых идиотов, каждый из которых считает себя великим полководцем, потому что у него в жилах течёт голубая кровь.

Мужчина смотрит на меня испытующим взглядом:

— Значит ли это...

— Фиори ждёт множество реформ. И в первую очередь — сокращение голубой швали. Я собираюсь сильно проредить аристократические ряды. И в первую очередь за счёт тех, кто поддержал Тайных Владык.

— Но это значит...

— Да. Фактически останется шесть, может семь семей. Но основная масса самых влиятельных закончит свои дни на виселице. Или на плахе. Ещё не знаю.

— Делишь шкуру неубитого волка, Атти?

— Волк здесь я. Моя жена — волчица. А когда волчья пара защищает своё потомство, вы знаете, что она не щадит никого.

— Совершенно верно.

— Так что, сьере Ушур, можете приступать к своим обязанностям. Королевскую малую печать и указ о своём назначении вам передадут к концу этой недели. И... Сами знаете, Парда маловат. Хотя я бы рекомендовал бы вам пока остаться там. Как только мы успокоим Фиори, то сразу же приступим к строительству королевского дворца. Да прочих строек будет очень много, поверьте.

— Крепости? Замки?

— Не так много. Гораздо больше дорог, фабрик, заводов. Одно дело, когда производством или разработкой залежей руд занимается лорд, пусть и даже довольно сильный. Другое — когда этим занимается целая страна. И, сьере Ушур...

Улыбаюсь...

— Думаю, что вам не надо ничему удивляться. Потому что вскоре Фиори станет самой могучей и богатой страной на всём континенте...

Внезапно в шатёр врывается Ольм, начальник контрразведки:

— Сьере граф! Перехвачено письмо Тайным Владыкам — король Тушура отправляет им на помощь свою армию!

Хье бледнеет, а я спокойной отвечаю:

— Тем более есть повод поскорей захватить Ридо...

Глава 26.

Что сказать? Высокие толстые стены из нетёсаного гранита, плотно уложенные по особой методике, из-за чего использовать стенобитные орудия практически невозможно. И не только из-за прочнейшего камня, могущего простоять миллионы лет, но и из-за особого рельефа местности. Крепость находится на вершине плоского холма, точнее, не холма, а скорее, горы, занимая практически всю её вершину. Длина фронтальной стены три перестрела из лука, что составляет шестьсот метров. Сама стена чуть вогнута, и с таким инженерным решением, хотя мне и знакомым, кроме Парда я встречаюсь впервые. Это плохо, и грозит лишними потерями штурмующим из-за того, всякий, кто пытается забраться на стену, попадает под перекрёстный огонь лучников со всех сторон. В само Ридо ведёт единственная узкая дорога, вьющаяся вдоль той самой скалы, на которой стоит укрепление. То есть, пока осаждающие будут взбираться по этому пути, на них обрушаться стрелы, копья, камни, и бочки со смолой. А дорога достигает четыре километра серпантина. Сколько народа доберётся до узкой площадки перед подъёмным мостом, перекрывающим ров глубиной почти двадцать метров? Смысл такой вылазки, если ров ещё и широк? Ждать, пока обороняющимся надоест смотреть на атакующих, и они откроют ворота из милосердия? Три раза 'ха-ха'! Добавим к этому, что справа крепость упирается в бездонную пропасть, где глубоко внизу парят облака, и судя по рассказам ни один человек не достигал дна провала живым, а если и достигал, то не возвращался, чтобы рассказать об увиденном. А справа — неприступная высокая вершина, на которую невозможно взобраться. Скала едва ли не отполирована, и прочна, словно из алмаза. На деле — тёмный диабаз, действительно очень прочный камень, в который ни костыли забить, ни заложить закладку, чтобы та держала трос. Короче — тупик, и есть над чем поломать голову. Поскольку дальнобойность пушек не позволит развалить прочные стены, использовать ружья — просто жечь пироксилин, а обойти невозможно. Как уже сказано, справа пропасть, а слева неприступные скалы...