Печать ворона

Пока они шли, Ивану захотелось оттолкнуть мента и бежать. Но тогда его точно примут за насильника. И потом ничего не докажешь. Он может вырваться из отделения и уйти в лес. Стая сильнее любого милиционера — но прольется кровь, а Иван не хотел крови.

— Вы не имеете права, — сказал Иван. — Я ничего не сделал!

— Потому и в камеру, что не знаем, что ты сделал, — ответили ему. — Вещи ос-тавь здесь, не пропадут. А шнурочки сними.

— Чего? — не понял Иван.

— Шнурки сними! — устал церемониться милиционер. — Быстрей!

Иван развязал шнурки и вытащил из ботинок.

— Положи в сумку. Ремень есть?

— Нет.

— Тогда пошли.

Его провели по коридору и открыли коричневую железную дверь с глазком.

— Отдыхай.

Кроме новичка, в камере находились еще два человека. Они сидели на лав-ках друг против друга и, едва Иван вошел, синхронно повернули головы. Иван прошел мимо них и сел на корточки у стены, прислонившись затылком к холодно-му крашеному бетону. Дверь с лязгом захлопнулась, послышался звук запираемого засова.

— Вот люди пошли невоспитанные, — проговорил один из сидельцев. — Пришел, как к себе домой, и "здрасьте" не сказал.

— Здравствуйте, — сказал Иван. Ему стало стыдно, но мысли о стае сводили его с ума. Тут не только поздороваться забудешь.

— Смотри, снизошел, — сказал второй насмешливо, наклоняясь к Ивану. — Ты кто?

— Иван, — назвался Иван.

— Вижу, что не Магомет. За что взяли?

— Сюда посадили? — не понял Иван. Второй рассмеялся. Он был неестественно весел. Как можно быть веселым в таком месте?

— Сюда, сюда. Сперва всех сюда, а уж потом кого куда. Чего натворил-то? Украл чего?

— Ничего я не крал, — возмутился Иван.

— А чего тогда? — не успокаивался мужик. — Подрался?

— Чего ты, Степа, как прокурор, пристал к человеку? — сказал, наконец, первый. Он выглядел более солидно, чем словоохотливый сокамерник, но не одеждой, са-мим умением держаться так, что каждое движение и каждое слово неизменно привлекали внимание.

— Да ничо, — смутился тот, явно не ожидая этих слов от приятеля. Ивану показа-лось, что он испугался. — Скучно же здесь, пусть бы и рассказал, чего сюда за-гремел. Иди сюда, садись, — пригласил он Ивана, хлопнув ладонью по лавке.

— Я здесь случайно, — сказал Иван. Он поднялся с корточек и сел рядом со Сте-паном. — Я вообще приезжий.

— Гастролер, значит, — обрадовался Степан. — Так и мы здесь случайно. Совер-шенно случайно!

Его живое, лукавое лицо буквально заиграло от слов Ивана.

— Здесь никто не бывает случайно, — неожиданно возразил второй. — Если и за-мели по ошибке, случайного мало.

В камере наступила тишина. Иван невольно задумался, чувствуя, что тот прав. Мы все всегда в чем-то виноваты...

— Ладно, давай знакомиться. Я Степан, — представился живчик. — А это Тертый. Авторитетный человек!

Мужик кинул на Степана косой взгляд и промолчал. Да, пожалуй, было в нем что-то, подсознательно вызывавшее уважение. Может, колючий, пробираю-щий до печенок взгляд, а может, неторопливые, уверенные движения, говорив-шие, что человек знает себе цену. Но простой серый костюм без галстука и об-шарпанные стены камеры бросали на слово "авторитетный" неясный Ивану смысл.

Неугомонный Степан болтал без умолку, не раз пытаясь узнать у Ивана, за что его посадили. Иван упорно отмалчивался, из вежливости переводя разговор на другие темы. Авторитет сидел тихо, откинувшись к стене спиной и закрыв глаза, ничего не говорил и, казалось, спал. Прошел час или два, Иван не мог сказать точно, дверь снова лязгнула, открываясь. Иван вскочил, думая, что пришли за ним.

— Федорчук, — сказал показавшийся в дверном проеме дежурный. — На выход.

Степан вскочил, пожал сидевшему рядом Ивану руку, сокамернику подавать руки не стал, помахал ладонью, кивнул, радостно улыбаясь, и выскочил в коридор.

— Фуфломет, — презрительно сказал Тертый, когда Степана увели. — А может, и наседка. Слышь, парень, правильно ты ничего не говорил. Не его это дело. И не мое. Здесь каждый сам за себя.

Иван кивнул. Он много слышал о воровских понятиях, но толком не знал, что из рассказов знакомых правда, что вымысел, и предпочитал помалкивать. И этим, видимо, нравился неразговорчивому соседу.

— Если наседку подкладывают, — размеренно сказал Тертый, — значит, дело серьезное. Значит, не колешься.

— Я ничего и не делал.

— Правильно, так и говори. Не верь, не бойся, не проси — так жить надо. Тогда тебя уважать будут.

Иван понурил голову. Уголовник думает: я такой же, как он. Неужели по-хож? Чем?

— Что шьют?

Иван поднял голову и поглядел на соседа. Тот глянул ему в глаза и улыб-нулся:

— Парень, я не спросил, что ты сделал, я спросил: что шьют?

— Меня приняли за другого. Скоро вызовут свидетелей и поймут, что я ни при чем, — Иван не хотел ничего рассказывать. Он не мог говорить об этом, было странно совестно за того подонка в лесу, будто бы он был его другом, и не оста-новил. Было горько и стыдно, что эти твари ходят по земле, и его, Ивана, прини-мают за такую тварь...

— Понятно, — кивнул Тертый. — Знаешь, ты чем-то похож на меня, Иван. Я в мо-лодости тоже был такой. Ни черта не боялся! Только смотри: менты не любят, ко-торых их не боятся. И не верь никому, особенно ментам, когда они будут тебе фуфло толкать про чистосердечное признание. Стой на своем: ничего не видел, ничего не знаю, понял?

— Как можно никому не верить? — спросил Иван. Он понимал: с этим человеком спорить бессмысленно. Он живет в своем злобном мирке, и думает, что вся все-ленная такова.

— Можно. Да так и жить легче. Верить можно только мертвым: они не продадут.

Иван задумался. Судя по словам, сокамерник был одинок, но, в отличие от Ивана, у него есть выбор. Он мог изменить жизнь, если бы захотел, ему не мешают черные пернатые твари... А жить, никому не веря — разве это жизнь?

Иван верил! Хотел верить, что хозяина можно найти и вернуть страшный дар. Хотел верить, что будет свободен. Не останься у него хоть капля этой веры, он бы уже не был человеком.

Через час дверь камеры открылась.

— Воронков, выходи! — сказал незнакомый милиционер.

Иван вышел. Куда его ведут? Снова допрос? Иван понимал, что ему не по-верят, но лгать не хотел и не собирался.

Войдя в знакомый кабинет, он увидел у стены на стульях двух мужчин. Ива-на посадили между ними. Через минуту дверь открылась и вошла девчонка с ро-дителями.

— Присядьте вот тут, — сказал родителям опер. — Иди сюда, Таня, не бойся. Вот здесь сидят трое дядей. Покажи, которого из них ты... видела в лесу. Который на-пал на тебя? Посмотри внимательно и не бойся. Который?

Девочка смотрела на мужчин, и ее удивленный взгляд остановился на Иване.

— Здесь его нет, — сказала она, и Иван вздохнул с облегчением.

— Точно нет? — обескуражено сказал оперуполномоченный. — Ты хорошо его помнишь?

— Хорошо. Здесь его нет, — повторила девочка.

— Ладно, спасибо вам, вы свободны, — сказал он родителям. Они и девочка ушли.

— Вы тоже свободны, — два мужика поднялись и вышли. Иван остался в кабинете. Опер смотрел на него. Внимательно и недружелюбно.

— Ну, верите теперь, что это не я? — спросил Иван.

— Я никогда никому не верю, — ответил опер. — Я верю фактам.

Иван не знал, что сказать. Примерно то же говорил и Тертый...

— Вы свободны, гражданин Воронков. Свои вещи возьмете у дежурного.

Иван молча поднялся. Хотелось, чтобы они извинились. Но вряд ли он дож-дется. Милиция не извиняется.

— До свидания, — попрощался Иван, и услышал в спину:

— Извините. Здесь одна тварь по лесам ходит. Это третий случай. Остальные дети так легко не отделались. Извините, — еще раз повторил опер.

— Да не за что, — удивленно проговорил Иван. Внезапная мысль заставила оста-новиться. — Девочка говорила, как он выглядит?

— Да.

— Высокого роста, спутанные волосы, кривой нос, маленькие глаза, — стал пере-числять Иван, и опер вытаращился на него, — губы такие, вывернутые. Одет в зе-леную куртку, сапоги, черный свитер с горлышком. Так?

— Так! — оживился опер. — Откуда вы знаете?

— Видел во сне, — пожал плечами Иван. — Но вы же в сны не верите!

— В совпадения я тоже не верю, — сказал Горюнов. — Пусть будет сон. Мы фото-робот сделали. Это он?

Перед Иваном легла черно-белая фотография. Немного похож.

— Дайте карандаш, — сказал Иван. Рисовать он не особо умел, но подумал, что сможет. — Шея у него толстая, не такая, как здесь. И скулы не такие, — он немно-го подправил рисунок. — И еще: на шее рана. А на спине следы от когтей.

— От каких когтей? — оторопел опер.

— Птичьих.

— Девочка говорила, что на мужчину набросился ворон, и заставил его убежать, но я думал: это от страха привиделось.

— Я тоже думал, что это был сон, — сказал Иван.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЯТАЯ

В небе над нами горит звезда.

Некому, кроме нее, нам помочь

В темную, темную, темную

Ночь.

В. Цой

Он мог приказать найти и убить эту тварь, лишь с виду похожую на челове-ка, но — больше ни капли крови! Иван помнил, как трудно, чувствуя безграничную власть, оставаться собой, как сила, дремлющая в нем, требует свежей плоти, и как почти невозможно удержать отведавшую крови стаю...

Иван боролся с искушением, понимая: еще немного — и он станет другим. Голос тьмы нашептывал: загубленные птицами получили по заслугам, они должны умереть, а вороны получить пищу. Так было из века в век, и так будет. Их не надо жалеть. Иван не верил, он еще мог понимать соразмерность вины и расплаты. Он жалел своих врагов и знал, что в этом спасение. Иначе он станет властителем во-ронов, жестоким и беспощадным. Таким, какого они хотят. Еще немного крови, совсем чуть-чуть...

Выйдя из отделения, Иван вспомнил, как после ночи на болотах его отвели в соседнюю деревню к бабке.

— Там ведьма живет, — сказал тогда Андрюха. Та старуха не показалась ему ведьмой, хотя Иван навсегда запомнил ее странный пронизывающий взгляд. И жила та в обычной деревне с остальными колхозниками, а настоящие колдуньи живут в лесу... Да и Димка, помнится, что-то рассказывал, когда Иван перед ар-мией приезжал в Подгородское, да только забылось, что.

Иван захотел сходить туда. Он понимал: бабка давно умерла, но чувствовал необходимость побывать там. А почему нет? Это по дороге на Гать, совсем не-большой крюк. А ведь Димка говорил, что старуха могла творить чудеса. Вот бы она была жива и помогла ему! Хотя, если не помогла тогда...

Ему вспомнился случай, рассказанный мамой. Один из подгородских мужи-ков зимой отморозил руку. Пришел домой, а рука не гнется и почернела. Поехал в Брест, в областную больницу. Там доктора сказали: время потеряно, ампутиро-вать. Мужик на операцию не согласился, уехал обратно, и в тот же день прибежал к той бабке. Она нагрела таз воды, побросала туда трав, велела погрузить руку и терпеть, покуда сил хватит. Мужик сутки сидел в обнимку с тазом, бабка подлива-ла горячую воду и шептала наговоры. И рука ожила! А мужик тот до сих пор жи-вет и работает. Это Андрюшкин отчим. Вот тебе и сказки!

Иван медленно шагал по шоссе. Страшно идти, зная, что можешь не вер-нуться. По крайней мере, таким, как сейчас. Эта мысль наполняла сердце страшной тоской и мыслями, что лучше смерть, чем...

Умирать тоже не хотелось, и

Иван упрямо шел, глядя только под ноги. Как называлась та деревня? Иван напряг память, вспоминая, что от Подгородского они поворачивали налево. Значит, иду правильно. За полчаса, час дойду! Наверняка, от деревни можно подъехать на ав-тобусе, но Иван хотел пройтись, подышать и подумать.

Иван шел, закинув за плечо тощую дорожную сумку, провожая глазами проносящиеся автомобили. Он не хотел спешить. Колдун сказал: Иван умер на Во-роновой Гати. А боль, и страдания — плата за жизнь. Но все-же это жизнь! Какой бы ни была. Ведь живут люди без рук, без ног, слепые... Иван подумал, что отдал бы ногу или руку, только бы избавиться от печати, заплатил бы любую цену! Поч-ти любую...

Впереди показался столб с указателем: "Жабинка" 1,5 км". Стрелка указы-вала на отходившую от шоссе проселочную дорогу. Кажется, здесь. Иван спустился в ложбину, поднялся на пригорок, пересек заросшее поле и увидел черные крыши. Жабинка. Точно, это здесь! Он чувствовал волнение и, подойдя ближе, рассмотрел всего с десяток дворов, в половине из которых явно никто не жил. Где-то мелькнула голова в цветастом платке, забрехала собака, с опаской уста-вившись на незнакомца. Какой же был дом? Вон тот, заколоченный? Вспомнить было непросто, ведь он был здесь всего лишь раз. Двенадцать лет назад...

— Здравствуйте! Кого-то ищете? — спросила женщина, выглядывая из-за забора. Иван остановился.

— Да. Я... Здесь бабка жила раньше. Знахарка, — Иван едва не сказал "ведьма", но это прозвучало бы грубо.

— Так она померла давно, — махнула рукой женщина. — А вы родственник? Или лечиться приехали?

— Лечиться? — переспросил Иван. — Нет, я... родственник.

— А-а! Тогда вон к тому дому идите! — Она показала измазанным в земле пальцем. — Там правнучка ее живет. Тоже недавно приехала. Во-он туда!

— Спасибо, — поблагодарил Иван, отправляясь в указанном направлении. Дом на окраине и впрямь показался знакомым, а когда возникли заросли репейника, все так же нагло разросшегося в огороде, признал это место окончательно и замер, вспоминая, как все было...

Вдоль репейника двигалась голова в кепке. Из-за разлапистых соцветий и почти в человеческий рост стеблей Иван не видел, мужчина перед ним или жен-щина.

— Здравствуйте! — раздался звонкий голос, несомненно принадлежавший молодой особе. — Вам что-нибудь нужно?

— Здравствуйте, — ответил Иван. — Я спросить хочу.

— О чем? — хозяйка не торопилась показываться, а Иван чувствовал, что его тща-тельно рассматривают. Ее он не видел, а сам как на ладони.

— О вашей бабушке.

Сейчас она скажет, чтобы он уходил... Но "кепка" вышла на заросшую тра-вой дорожку:

— А вы кто?

Перед Иваном стояла стройная девушка в джинсах, подвернутых у щиколо-ток и в футболке с фотографиями патлатых рок-звезд. Иван подметил маленькую плотную грудь с задорно выпиравшими сосками. Лифчик она не носит, да ей и не-зачем... Каштановые волосы хозяйки были скручены в дотянувшуюся до пояса ко-су, а кепка при ближайшем рассмотрении оказалась бейсболкой с вензелем 'NY'. А еще Иван не мог понять, какого цвета ее глаза. Не то зеленые, не то голубые. И что-то в ней было еще... необычное. Девушка встала по ту сторону старой поко-сившейся калитки, в двух шагах.

— Когда я был маленьким, ваша бабушка...

Он запнулся, не зная, как продолжить. Ее бабушка ничем не помогла ему. Наверно, не могла помочь. Дар, он же проклятие, был сильней деревенской кол-дуньи... Но девушка охотно продолжила:

— Помогла вам? Только не бабушка, а прабабушка. Она многим помогала.

— Да, она знахаркой была, — подтвердил Иван, желая поддержать разговор. Вдруг он что-нибудь узнает?

— Не знахаркой, а ведьмой, — поправила девушка без всякого стеснения. — На-стоящей ведьмой. Но она всем помогала.