Но, по причине скудоумия, к выводу этому он не пришел и сейчас стучал зубами и трясся от страха, раздираемый двумя его разновидностями. Во-первых, как уже было сказано, он страшился Пожирателя Душ, но попытаться спасти свою жизнь бегством филер не мог из-за страха перед своим шефом — Змеем, который приказал непременно его дождаться! Вот и попал бедняга, как кур в ощип. Чтобы не усугублять страдания подчиненного, а Гистас хотя людей и не любил, никакого удовольствия от их мучений не испытывал и если бывал крайне жесток, то только для пользы дела, а не для развлечения, Змей обратился к последнему дружелюбным тоном, как бы не замечая его взволнованного состояния:
— Ну, что, на вилле все нормально? Ничего необычного?
Колоссальным усилием воли, сопоставимым по мощности с третьим блоком ленинградской АЭС, наблюдатель сумел взять себя в руки и отрапортовать:
— Н-н-ничего!
Змей бросил взгляд на виллу, величественно окантованную мерцающим шатром боевого плетения. Он на секунду задумался, как сформулировать приказ — ведь шпик был обычным человеком и ничего, кроме красивого здания и окружающего его пейзажа не видел. Еще через пару мгновений он заговорил:
— Как только на меня нападут собаки, сразу беги по дороге, как можно быстрее, — Гистас махнул рукой в нужном направлении, — в полулиге будет моя коляска. Скажешь вознице, чтобы гнал сюда, что есть мочи, и ждал у ворот. Сам возвращайся в город, но не по дороге. — Поймав недоумение, на миг проскользнувшее в глазах шпиона, Змей пояснил: — Не исключено, что скоро на дороге будет тесно от гвардии Дожа. Тебе не стоит с ними встречаться. — В ответ наблюдатель понятливо покивал, а Гистас уточнил: — Все понятно? — Дождавшись очередного истового кивка от соглядатая, который за все время инструктажа так рот и не открыл, Змей развернулся и скользящей походкой направился к огненной стене.
Он был живым человеком, а не железным киборгом, которому нечего терять кроме своих цепей (приводных), и поэтому на последнем шаге все внутренности Гистаса сжались в один большой комок, но это не заставило его хоть немного снизить скорость. В следующее мгновение Змей, с ловкостью белки, взлетел на железную ограду и прыгнул в огненную стену.
Собаки обратили внимание на подозрительного субъекта еще когда тот направлялся к ограде, поэтому времени даром они не теряли, и когда проникновение на охраняемую территорию было совершено, немедленно атаковали нарушителя. С грозным рычанием, в котором явно присутствовали низкочастотные обертоны, способные нагнать страх и деморализовать любого противника, четверка горных волкодавов бросилась на врага. Они были готовы были порвать незваного гостя, как Тузик грелку, но не тут-то было. Аналогичный случай нашел свое отражение в творчестве известного барда-песенника Эдуарда Сурового: "Червяк Анатолий ищет покушать, но крот Афанасий нашёл его раньше. Такая вот жизнь без упрёка, без фальши. Он искал, он искал, но его нашли раньше!.."
В руках Змея, словно по волшебству, материализовались клинки, хищно блеснувшие в лунном свете. Он изобразил взбесившийся вертолет и через несколько мгновений на траве остались лежать четыре больших лохматых тела, под которыми быстро растекались черные лужи. Ночью все кошки серы, а кровь — черна.
События, произошедшие во дворе виллы, незамеченными в "караулке" не остались. И хотя "Пирамида Света" была не настоящей, а всего лишь ее имитацией, и прорыв периметра никакого сигнала тревоги, в виде черного мотылька, в ее глубине не породил, однако же грозное рычание волкодавов, сменившееся жалобным предсмертным визгом услышала не только дежурная пара охранников. Эти звуки вырвали из безмятежного сна не только остальных стражей, но и абсолютно всех обитателей виллы: Дожа Талиона, Рему, Марину и всех слуг.
Отреагировали на сигнал опасности — а по иному эти звуки интерпретировать было невозможно, все по-разному. Слуги укрылись с головой и сжались под одеялами, пытаясь стать как можно более незаметными. Дож Талион вскочил с кровати и не одеваясь, чтобы не терять драгоценного времени, начал быстро, но без суеты, взводить арбалеты, хранившиеся в спальне. Никакой растерянности и никакого страха в его душе не было — для малодушия не остается места, когда за спиной семья — жена и дочь, и Дож Талион готовился защищать их до последней капли крови, встретив врага лицом к лицу. На секунду представьте, как бы повели себя на его месте представители нашей, так называемой, "элиты" — хе-хе-хе... которые в сортир боятся сходить без охраны.
Рема схватила на руки захныкавшую Марину, прижала ее к себе и застыла, молча глядя на Талиона. Любые ее слова, типа: "Милый, что случилось!?!", "Я боюсь!!!", "Надо вызвать полицию!!!", "Береги себя!!!" и прочая хрень, которую произносят в голливудских боевиках и наших низкобюджетных сериалах, была неуместна. Она прекрасно знала, что именно случилась, и что нужно делать Дожу Талиону — мужчине, воину и аристократу — в истинном смысле этого слова.
Среди охранников никакой паники тоже не было — каждый твердо знал, что ему надлежит делать по боевому расписанию — многочисленные тренировки даром не прошли. Один из дежурных, который сидел ближе всего, схватил факел, постоянно чадивший в сторонке, и кинулся к большой каменной чаше, стоявшей на краю крыши. Он сунул в нее факел и в ту же секунду из чаши, с ревом, вырвался столб пламени голубого цвета, взметнувшийся на шестиметровую высоту. После первого выплеска пламя опало, но не погасло, продолжая освещать крышу неверным, колеблющимся светом. Сигнал тревоги был подан и теперь помощь не заставит себя ждать. Но, к сожалению, это был первый и единственный успех оборонявшихся.
В то время, как дежурный подавал сигнал бедствия, остальные стражи должны были действовать следующим образом: четверым из них следовало обнажить мечи и спуститься с крыши на второй этаж, перекрывая дорогу к спальне своего господина. "Факельщик", выполнивший свою задачу, должен был объединить усилия с остальными охранниками, все еще остающимися на крыше. Задачей этой — второй четверки, являлась зарядка арбалетов — по два тяжелых армейских стреломета на каждого. Взведя арбалеты, они тоже, как "меченосцы", должны были спуститься на один пролет и присоединиться к товарищам, стоящим на страже с обнаженными мечами в руках, после чего осторожно положить четыре заряженных арбалета на пол, направив их прочь от сослуживцев, а самим, с оставшимися в руках арбалетами, выдвинуться на передовую.
После этого, первая четверка должна была вложить мечи в ножны и, под прикрытием арбалетчиков перевооружиться — сменить мечи на арбалеты. Завершением построение по тревоге считалась готовность к отражения нападения по любому азимуту. И хотя вероятность атаки со стороны лестницы была наибольшая, но во время разработки плана охраны виллы было решено не оставлять без внимания и остальные направления. Дож исходил из соображения, что враги будут не глупее его, а он бы атаковал в лоб только в крайнем случае, если бы только не придумал ничего другого.
Времени для развертывания боевого ордера требовалось совсем немного, но вот его-то Змей оборонявшимся и не дал. И атаковал он, как прозорливо предполагал Дож Талион, не со стороны лестницы. На фоне звездного неба мелькнула черная тень и четверку занятую снаряжением арбалетов атаковал стальной вихрь. Через пару-тройку ударов сердца на крыше виллы остались лежать четыре трупа, после чего Гистас получил возможность разобраться с начавшей спускаться первой четверкой.
Мечники, не ожидавшие удара в спину, оказались в полупозиции, как футбольный вратарь, сначала запоздавший с выходом, затем рванувший из ворот на перехват передачи, а в процессе осознавший, что все равно не успевает. Однако, осознавай — не осознавай, а ленточку-то он уже покинул и остался не у дел — ни в воротах сыграть, ни на выходе. Так и первая четверка — они преодолели две ступеньки вниз по лестнице, но до второго этажа еще не добрались, а крышу уже покинули. В этом-то, стратегически невыгодном, положении они и были атакованы Гистасом. Развернуться лицом к опасности успел только один — он первым и пал под безжалостным ударом. Остальные умерли чуть позже.
Здесь возникает закономерный вопрос: а почему же Дож Талион, если он такой умный, не одел ночную охрану в броню, которая несомненно повысила бы ее шансы на успех в боестолкновении? Варианты ответа: по глупости; забыл; пожалел денег; посчитал, что и так сойдет, ну, и все такое прочее — не катят. Дело было в другом. Первоначально, когда виллу прикрывала полноценная "Пирамида света", доспехи для охраны были совершенно излишними — с кем им было сражаться? Преодолеть огненную завесу было практически невозможно. Оговорка "практически" имеет в виду разных ушлых типов вроде Шэфа и иже с ним, число которых, согласитесь, пренебрежимо мало, и в схватке с которыми никакие доспехи не помогут, если уж они сумели прорваться внутрь периметра.
Менять же что-то в организации охраны виллы, после того, как Дож Талион был вынужден расстаться с настоящей Пирамидой и довольствоваться ее имитацией было и вовсе глупо. Он исходил из того, что законная женушка не оставит попыток извести Рему, Марину и его самого. Для этого ей надо, как минимум, постоянно контролировать обстановку на вилле и все, что связано с ее охраной. Такое событие, как резкое увеличение защищенности охранников, наверняка не пройдет мимо внимания ее соглядатаев. Тут же у Беллоны, а если не у нее, так у одного из ее многочисленных советников, которых нее было, как блох у бродячей собаки, возникнет закономерный вопрос: а почему собственно? что изменилось? Совершенно не исключено, что к ней в голову, или кому-то из них, придет гениальная идея протестировать периметр, а найти исполнителя — задача решаемая. Алчных дураков всегда хватает, главное посулить сумму от которой тот не сможет отказаться, да и в темную можно использовать.
Так что вопрос с увеличением количества брони на стражниках был не так прост и очевиден, как могло бы показаться. Дож Талион принял решение оставить все без изменения, чтобы не будит лихо, и проиграл. Хотя... с уверенностью сказать, что доспехи помогли бы страже в битве со Змеем, было невозможно. Совершенно не исключено, что он перебил бы их и закованными в латы, разве что затратил бы на это немного больше времени и сил. После этого можно городить домысел на домысле: а вдруг бой бы затянулся настолько, что успело прибыть подкрепление... а вдруг Гистас был бы ранен, или даже убит... а вдруг... Но, к счастью, или к несчастью — это смотря с какой стороны посмотреть, история не знает сослагательного наклонения. Вся охраны виллы была уничтожена быстро и безжалостно, за очень короткий промежуток времени.
Дож Талион успел взвести три арбалета и положить их перед собой, направив в сторону двери, когда та была выбита могучим ударом. Он успел выстрелить в дверной проем, но черная фигура, мелькнувшая в нем, непостижимым образом сумела уклониться от болта. Талион мог бы поклясться, что стрела летела точно в цель и промазать с такого расстояния он не мог, однако же... Воспользоваться вторым арбалетом он не успел.
"Йохар! — была первая мысль, которая мелькнула у Дожа Талиона, при виде черной фигуры, молнией пролетевшей от двери и сбившей его на пол. Талиона охватил ужас: — Демон вырвался на свободу! — Еще через мгновение на помощь к ужасу — можно подумать, что одного ужаса было мало и ему требовалась помощь, пришло отчаянье: — Йохар обещал, что я умру последним, после Ремы и Марины! — всплыло из глубин памяти. Страх и отчаянье завладели душой Дожа, вытягивая силы и лишая воли к борьбе, но, праздновал труса Талион недолго — не тем Дож был человеком. На смену испугу пришло недоумение: — Но я же ничего не нарушил! Я соблюдал все условия договора! — После этого его охватила ярость: — Подлые северные твари — так-то ты вы держите свое слово! Гореть вам во Тьме, до скончания времен!" — и только когда ярость, кипящей волной, смыла муть страха с его глаз и души, он понял, что перед ним не демон, а человек, одетый в черный облегающий комбинезон.
Змей грамотно зафиксировал Талиона, придавив к полу так, что лишил его малейшей возможности сопротивляться. Гистас сидел на груди Дожа, прижав коленями его руки, свои же он использовал с максимальной эффективностью — правой взяв Талиона за горло, а левой поднеся клинок к его глазу. Это была стандартная поза для ведения переговоров с позиции силы. В международной политике она также широко используется.
— Мне нужен ключ от "Пирамиды Света", — глухим, низким голосом, внушающим страх, потребовал Гистас.
В первый момент Талион даже не и понял, чего хочет от него страшный визитер, а когда до него дошло, выкрикнул, выплескивая бессильную ярость:
— У меня нет не только ключа, но и самой Пирамиды тоже нет!
Змей чувствовал, что его не обманывают, но в то же время почудилась ему какая-то недоговоренность в словах Дожа, а так как время поджимало — гвардейцы уже наверняка седлали коней, если вообще уже не выехали из ворот базы, он, чтобы освежить память Талиона и простимулировать того к активному сотрудничеству и полной откровенности, ткнул последнего кинжалом в глаз. Впоследствии, анализируя ход операции по захвату Пирамиды, Гистас, как человек не склонный к обману самого себя, был вынужден признать, что это было ошибкой.
Спусковым крючком для всего произошедшего позже послужил вой ослепленного Дожа. Именно этот звук стал началом последовавшей цепочки событий, которые стали разворачиваться с калейдоскопической быстротой. Мучительный крик Талиона вывел Рему из оцепенения, в котором она пребывала с того мгновения, как дверь спальни была снесена с петель и в комнату ворвалось какое-то страшное, черное существо, по всей видимости — демон из Бездны — так, по крайней мере, ей показалось, глядя на это исчадие Тьмы.
Она оцепенела от ужаса и казалось, что уже ничто не сможет вывести ее из кататонического ступора. Однако это было не так — любовь оказалась сильнее страха. Душа Ремы откликнулась на душераздирающий вопль любимого мужчины и вынырнула из темных глубин, где живут лишь кошмары и безумие. Вот только к жизни возродилась не прежняя ласковая, нежная и добрая женщина, а какое-то странное, если не сказать — страшное, существо.
Ну, что тут скажешь — сила действия равна силе противодействия. Третий закон Ньютона работает не только в классической механике, в жизни, иногда — тоже. Когда на твоих глазах калечат любимого мужчину, некоторые — немногие, женщины превращаются в страшную богиню мщения, одну из эриний — Тисифону. Эта метаморфоза, произошедшая с Ремой, прошла никем незамеченной, хотя в спальне, кроме нее, находились еще три человека.
Однако Марина была слишком мала, чтобы что-то понять, она лишь надрывалась в горьком плаче, чувствуя, что вокруг происходит что-то страшное, и пугающие изменения, произошедшие с матерью, которые она почувствовала, ничего нового в ужасную картину ее мира не добавили, а у мужчин и вовсе не было возможности увидеть это перерождение: Талион лежал распластанный и придавленный к полу, причем одного глаза у него уже не было, а второй закрылся от боли, ну, а Гистас сидел к фурии спиной и ничего, поначалу, не почувствовал — слишком уж был зациклен на своей проблеме — ему был нужен ключ от "Пирамиды Света".
