Невеста для принца Эльдорадо

И понятно, зачем. Осторожность лишней не бывает. Если бы меня по пути в Гроссфлюс перехватила разведка, например, бергов, и заменила на похожего агента-горца, как его отличить от меня? Он не знает чего-то, что знаю я? Конечно, но как это проверить? Спросить, знаком ли он с каким-нибудь вымышленным Факеном? Опытный агент ответит, что не помнит такого имени, и вообще это не ваше дело. Я бы в любом случае именно так и ответил, даже если бы спросили, знаю ли я герцога Бадена или принцессу Ирину. А вот королевскую кровь не подделать, чем эти лошадки и полезны. Фальшивый Дарен сразу с них свалится. Я припомнил, что уходить из дворца собирался пешком, это Лона повела меня на конюшню. Выходит, израильская разведка о моей родословной знала больше, чем мне бы хотелось.

Но самое интересное — гибель Ребекки и подмена младенца. Делать всё равно нечего, даже по сторонам не поглазеть — вокруг сплошная стена воды, почему бы ещё раз всё не обдумать? Верно ли, что Ребекка погибла, пытаясь прокатиться на королевской лошади? Да, иначе и быть не могло, потому что такова официальная версия. Не смейтесь, я не наивен — диверсанты бывают наивными только в начале первого рейда, потом они теряют или наивность, или жизнь. Я прекрасно знаю, что почти всегда официальные версии — наглая ложь, но! Если они ложные, то всегда, без исключений, выставляют власть в лучшем свете. Они скрывают позор правителей, или заменяют его меньшим позором. Эта официальная версия объявила кронпринца возможным рогоносцем, и тем самым на время поставила под сомнение легитимность династии в глазах подданных. Что же тогда скрывали власти? Ничего. Не стали затруднять себя выдумкой, да и всё.

И всё же, могла ли Ребекка ехать на обычной, а не на королевской лошади? Конечно, нет. Ведь это была не просто прогулка, а публичная демонстрация, что принцесса родила младенца от кого-то с королевской кровью. Понятно, что она могла быть сама дочерью какого-то принца, и тогда ничто ей не мешало отяжелеть и родить от кого попало, а потом спокойно кататься верхом. Хотя надо ещё посмотреть ту книжку до конца, вдруг ребёнок от простолюдина портит королевскую кровь матери. Я не спец в генетической магии, прочитав пару страниц и послушав чьи-то рассказы, спецом не станешь.

Выходит, за принцессой-всадницей наблюдало множество любопытных глаз, без них это не демонстрация. Вот, кстати, ещё причина не лгать в официальной версии — слишком много свидетелей. А могла ли Ребекка упасть с королевской лошади случайно, а не потому, что та её сбросила из-за плохой крови? Могла, конечно. Я же со своей королевской кровью пару раз падал. Правда, не насмерть, но я и не измотанная родами женщина. Но причина падения не важна, в любом случае поползут слухи, что погибшая — шлюха, а кронпринц — рогоносец. И ходить этим слухам несколько лет — аж до тех пор, пока младенец не подрастёт и не сядет на королевскую лошадь, показав подданным, что их подозрения не оправдались. Даже если подданные были правы, как с Ребеккой.

Но родившегося ребёнка король и кронпринц сочтут лишённым королевской крови. Даже если Ребекка упала случайно, никто не рискнёт на это поставить. Младенца нужно срочно менять, но на кого? Я так понимаю, в Гроссфлюсе несложно найти девочку-бастарда нужного возраста, но принцесса, как я понимаю, обязательно должна быть соплеменницей израильтян. Как этого добиться? Я бы ничего не выдумывал, а просто позволил кронпринцу сотворить ребёнка самым естественным способом. Вот только, если нужна обязательно девочка... один шанс из двух. Тогда вот так. Пусть кронпринц переспит с пятью-шестью похожими женщинами одного возраста, чтоб наверняка родилась хоть одна девочка. Её мать и станет принцессой Ребеккой, одну иноземку от другой никто не отличит, да и кто заподозрит подмену? А если девочек будет больше, Герхардт даже сможет выбирать.

Израильтяне поступили иначе. Наверно, отец первой Мелоны — потомок древних царей Израиля. Раз о них идёт речь в Танахе, это может быть важно для трепещущих. Но последний израильский царь помер две тысячи лет назад, а пять поколений — это куда меньше. Скисла давно кровь королей Израиля, а трепещущие этого не знали.

И как же они нашли замену? Потомство царей не годится, это уже выяснилось на горьком опыте. Но Лона — вылитая Фанни, то есть, они как-то нашли ребёнка-израильтянина с королевской кровью. Какая-то израильтянка примерно тогда же, что и Ребекка, родила девочку от какого-то короля или принца. Так изначально и задумывалось для подстраховки? Скорее всего, потому что настолько удачных совпадений не бывает. Разве что им оказал помощь лично Бог.

Но тут Лона правильно почувствовала — добровольно отдаст ребёнка навсегда только очень плохая мать. Слыхал я, конечно, о мамашах, выбрасывающих младенцев в сточные канавы, но израильтяне явно подбирали первую принцессу по наследственности, иначе и кронпринц им сгодился бы. Во второй раз они были вынуждены снизить требования, но не настолько же! Что унаследует дочь от такой матери?

А что, если мать Лоны на самом деле дочь не бросила? Наоборот, почти с ней не расставалась. Это я о Фанни. Её ребёнок "умер" почти одновременно с Ребеккой. Любого спроси, кто такая кормилица, няня и гувернантка в одном лице, и он ответит "мать". Где-то даже читал "не та мать, что родила, а та, что воспитала". Лоне я этого пока не скажу, незачем её расстраивать. Ведь если она мне поверит, а я ошибся, получится, что она снова потеряла мать.

Как-то внезапно я заметил, что справа от дороги шумит не только дождь, а ещё и волны, мы миновали какие-то ворота и въехали в порт. Знакомая вонь с прошлого раза стала куда слабее. Конечно, порт не работает, новых пахучих грузов не привозят. Но мне и так было противно. Карета остановилась под большим навесом над полем травы высотой по колено, Лона с Двашем вышли, а карета с Натаном поехала куда-то дальше. Я спешился возле Лоны, и она перехватила у меня поводья.

— Лейтенант сказал, нужно поставить какую-то штуку, чтобы завести лошадей на борт, — сказала она. — Мостки, сходни, трапы, в общем, что-то из этого, я не запомнила. А ещё он мне про Дваша рассказывал. Оказывается, его кличку они все знают, только он всё равно никого не слушается, кроме графа и теперь нас. Дваш постоянно на него рычал и скалился, даже пошевелиться не давал. А ты как? Сильно промок? Раненая рука не устала?

— Я есть в порядке. Дождь есть как тёплая моча. А рана есть затянувшаяся.

— Очень рада за тебя, — слова она подкрепила поцелуем, и довольно жарким.

— Лона, я есть хотящий у тебя спросить, — заговорил я после долгой паузы. — Ты есть видевшая иноземцев, что есть способные ездить на этих лошадях?

— Тебя видела.

— Это есть все?

— Нет, конечно. Короли и принцы из других королевств всегда катались только на них. Это традиция.

— Короли, принцы и я есть все такие иноземцы?

— Подожди, Дарен, ты спрашиваешь что-то такое, чего прямо сказать не хочешь. Из чужеземцев во дворце жила только тётя Фанни. Думаешь, она — моя мать?

— Я есть имеющий такое предположение, — тяжело с ней, не хотел этого говорить, а пришлось.

— Ошибаешься. В первый же раз лошадь её сбросила, и она сломала руку. Не переживай. Я бы тоже на неё подумала.

* * *

Кусок борта израильского корабля, откинутый на берег, образовывал что-то вроде наклонного моста через пропасть. Лона назвала его пандусом и сказала, что в Гроссфлюсе по таким штукам вкатывают бочки на телеги, а моряк, охраняющий вход, заявил, что это аппарель. По ней мы, спешившись, завели коней в помещение под палубой, трюм называется. Дваш, хоть и рвался поскорее убраться с дождя, шёл осторожно, принюхиваясь едва не на каждом шагу.

Пёс неуверенно предложил пойти налево, мы даже не знали, это к передней части корабля или к задней. Казалось, брели целую вечность, хорошо хоть, трюм освещался какими-то светильниками, а то через аппарель свет почти не пробивался. В какой-то момент мой конь заржал, и спереди донеслось ответное ржание. Наши жеребцы воспрянули духом и зашагали куда бодрей.

Вскоре мы подошли к сколоченным из досок трём денникам, это такие выгородки для лошадей, чтобы держать их там не привязанными. Два пустых, а в третьем стояла кобыла королевской породы, наверно, это о ней говорили купцы из Гроссфлюса. Особой радости ни у неё, ни у жеребцов я не разглядел, стало быть, течки пока нет. Если внезапно начнётся, они втроём разнесут денники в щепки. Неужто трудно было разместить жеребцов поодаль? Но поправить это я не мог, так что просто расседлал коня, вытер его одной попоной и накрыл второй, налил воды и засыпал овса. Теперь можно знакомиться с кобылой.

Лона и Дваш были уже там, она гладила лошадиную морду, а он стоял в углу денника, задрав лапу. Кобыла оказалась очень спокойная, безропотно позволяла трогать себя и Лоне, и мне, и с благодарностью во взгляде взяла у меня с ладони кусочек хлеба. Может, именно из-за её безропотности пёс и повёл себя по-хамски, в денник моего жеребца он тоже забегал, но там не позволил себе ничего лишнего. Пока Лона скармливала лошадке ещё кусочек, я быстро осмотрел уздечку и седло. Поводья оказались мокрыми — кобылу прогуливали. Правильно, лошадям вредно долго стоять неподвижно.

А вот как объяснить мокрое седло? Его мыли? Или кто-то недавно ездил верхом? Я не сомневался, что ездила Фанни, но Лоне говорить не стал — мало ли, вдруг здешний конюх прогуливал лошадь под седлом. Да и вообще я решил, что здесь и сейчас незачем выяснять, кто мать Лоны. Если она не поедет с нами в Эльдорадо, так без разницы, чья она мать, а если поедет — там и поговорим. Порошки правдивости, пытки, гипноз — всё будет под рукой.

Дваш прекратил метить территорию и тихо зарычал. Я прислушался, но уловил только непонятное гудение, будто поблизости работал мотор. Потом мотор замолчал, и зазвучали шаги, гулкие в пустом трюме. Кто-то шёл к нам, и не пытаясь скрываться. Мы с Лоной схватились за арбалеты, а Дваш сохранял спокойствие — о постороннем он предупредил, но угрозы не чуял. Вскоре мы увидели мальчишку в морской форме и с пейсами. Он подошёл к нам, показав пустые руки, и что-то сказал. Лона перевела, что он — юнга, это что-то вроде коридорного в отеле, зовут его Зеев, и он на весь рейс в нашем распоряжении, так что когда мы закончим с лошадьми, он отведёт нас в каюту.

Торгового юнга не знал, мне пришлось говорить с ним через переводчика. Спросил, кому принадлежит кобыла, он сказал, что принцессе, а на вопрос, кто на ней ездил раньше, лишь пожал плечами. Зато ответил, что Фанни на корабле нет, но есть алам Фаина, а она это или нет, он без понятия. Лона пояснила, что алам — воинское звание, причём высокое, может, и генерал. О чём ещё спросить юнгу, я так и не придумал, так что мы ему сказали, что с лошадьми пока всё. Взяли вещмешки, и он повёл нас по трюму. Шли мы, шли, пока не уткнулись в вертикальную лестницу, и юнга, сделав приглашающий жест, полез по ней вверх. Дваш жалобно заскулил, я тоже не представлял, как пёс тут поднимется, так что стащил мальчишку обратно, отвесил подзатыльник и показал на собаку.

Юнга безропотно повёл нас дальше, и в конце пути мы оказались на круглой деревяшке в полтора шага диаметром. От её краёв уходили вверх четыре каната, сплетаясь у нас над головами в один. Очень похоже на подъёмник, но я не видел ворота, который надо крутить, чтобы подниматься. Парнишка достал из кармана пластиковую штуковину, похожую на ту, что была у рэба Иегуды, и потыкал в неё пальцем. Раздалось то самое гудение, что недавно насторожило Дваша, канаты натянулись, и подъёмник пополз вверх.

Конечно, раз у израильтян есть моторы, что крутят лопасти геликоптера, с какой стати им руками крутить ворот подъёмника? А мальчишка — всё-таки мерзавец. Сам спустился на этой хреновине, а вверх собирался тащить нас по штурмовой лестнице. Так что подзатыльник он честно заработал. Тем временем мы проехали через круглый проём в потолке, снизу я его не заметил. Лона, едва мы начали подниматься, схватилась за меня, да так и не отпускала. Дваш лёг набок и, похоже, заснул, хотя с ним нельзя быть уверенным. А я... Мне смотреть вниз с высоты сорока локтей — сущая ерунда. Доводилось заглядывать в пропасти в тысячу локтей глубиной.

Едва подъёмник закрыл проём в потолке трюма, мотор остановился, причём юнга никаких команд не отдавал. Не иначе, автомат какой-то сработал, в смысле, автоматический механизм. Подобие предохранительного клапана на котлах — досюда можно, а вот дальше — хрен, запрещено. Юнга сошёл с подъёмника, мы последовали за ним. Сперва по палубе, потом по каким-то коридорам, пока не подошли к необычной двери. Зеев что-то на ней покрутил, и она распахнулась с каким-то странным чмоканьем. Лона его спросила и перевела мне ответ:

— Эта дверь не пропускает ни воду, ни воздух.

— Она есть герметичная, — вспомнил я нужное название.

— Наверно, — она вошла в каюту и радостно закричала.

Я тоже шагнул внутрь и увидел двух обнимающихся женщин.

— Как я рада тебя видеть, Мелона, деточка моя, — приговаривала Фанни, гладя Лону по волосам.

— Алам это есть кто? — спросил я, просто чтобы не молчать.

— Алам — моё воинское звание. По-вашему — полковник. Ещё вопросы есть?

— Кобыла в трюме есть зачем?

— Свадебный подарок Мелоне. Вы, два юных идиота, взяли только жеребцов. Как они, по-вашему, будут размножаться?

— В Эльдорадо есть другие лошади, — сказала Лона. — Жеребцам безразлично, та порода или не та.

— Ты видела горских лошадей? Они размером чуть больше этой мерзкой собаки! Им не разродиться, если вдует такой гигант.

Фанни была права, но я задумался о другом. Сможет ли эта порода прижиться в горах? Они большие, крови в них много. Хватит ли в нашем воздухе кислорода, чтобы насытить всю кровь? Хотя в иноземных купеческих караванах бывают лошади с равнин, и они размером хоть и поменьше королевских, но куда больше наших. И купеческие лошади вовсе не помирают массово от удушья. Но всё же непонятно, что делать с этими красавцами и красавицей, если они не приживутся в высокогорье?

— Пытаешься угадать, приспособятся ли они к горам? — ехидно поинтересовалась Фанни, уже переставшая обниматься с Лоной. — Не бойся, в Берге их сородичи прекрасно себя чувствовали, а там высота не меньше вашей.

— А я смогу приспособиться? — спросила Лона.

— Сможешь. Поначалу будет противно, но привыкнешь быстро. Вон, мать твоего дружка тоже родом с Побережья, и ничего, живёт в Эльдорадо припеваючи. Тебе же не надо валуны ворочать. А чтобы просто ходить или кататься на лошади, кислорода хватит. Ты мне вот что скажи, малышка — мне с тобой ехать?

— Это есть зависящее не только от тебя, — буркнул я.

— Не вздумай! — вскинулась Лона. — Она мне маму заменила!

— Она есть ничего не заменявшая, — отмахнулся я. — Лона, ты есть способная объяснить, седло кобылы есть мокрое почему?

— Мокрое, я заметила. Но тётя Фанни упала с королевской лошади и сломала руку, я же тебе говорила.

— О чём вы треплетесь? — Фанни изобразила непонимание. — Какая разница, кто рожал Мелону? Я её вырастила с самого рождения до возраста, когда она способна о себе позаботиться.